Гравюры на ветре - Хотулева Елена - Страница 58

— Нет, — ответил Клаус, нервно закуривая вторую сигарету.

— Это же так просто! Я стала обращаться к вам на «ты», потому что к богам иначе не обращаются… И помните? В тот вечер все снова получилось так, как я хотела.

Клаус пораженно смотрел на нее и не мог ничего сказать. «Это безумие, до которого ее довел постоянный страх? Или это любовь, граничащая с помешательством? — думал он, глядя на Хельгу, рассматривающую ночные огни. — Где проходит эта грань, и как мне относиться к услышанному?»

— Знаете, — прервала Хельга его размышления, — потом я стала делать это постоянно… Когда вы были добры ко мне, я мысленно благодарила вас, а когда было что-то не так, то я просила у вас прощения и уговаривала остаться ко мне добрым… Понимаете, ведь богов любят, боятся, но на них не обижаются, как не обижаются на дождь, который пошел в тот день, когда хотелось солнца… Теперь вы поняли? Я боготворю вас. Вот и все. А остальное вы знаете.

Хайдель посмотрел на ее профиль, освещенный светом лагерных огней. «Так вот оказывается, что меня так в ней поражало… — он мысленно прокручивал в памяти все образы женщин, с которыми в разное время сводила его судьба. — Не только любовь, страх, покорность… При таких обстоятельствах, возможно, эти чувства смогла бы испытать любая. Но это… Это поклонение, трепет, обожествление… Именно это заставило меня так сильно полюбить ее. И никто никогда не сможет мне дать того, чем обладает она… Эту противоестественную веру в меня, как в бога, сошедшего к ней с сотворенного ее любовью Олимпа». Ему стало страшно от предчувствия какой-то беды, но голос Хельги вывел его из оцепенения:

— Господин Хайдель… — она умоляюще посмотрела на него, — Пожалуйста, позвольте мне задать вам вопрос. И… Как мне просить прощения за то, что я осмелилась заговорить об этом?

— Я разрешаю. Не бойся, — он все еще не мог прийти в себя от ее исповеди.

— Мне… Я… Понимаю, что это против правил, но все же… Только один раз…

— Что именно, о чем ты? — спросил Хайдель, недоумевая, о чем она говорит.

— Только один раз, пожалуйста, скажите мне правду… Вы меня любите?

Хельга внимательно посмотрела на него. «Пожалуйста, скажи «да», — подумала она и затаилась, — скажи «да», и тогда я пойму, что действительно права».

— Хельга, сядь, — сказал Клаус и, дождавшись, когда она окажется рядом, обнял ее и, крепко прижав к себе, сказал, — Да! Я люблю тебя, и это не вымысел, не обман. Это по-настоящему. Хотя, возможно, ты и не можешь понять, как можно любить и так вести себя, но… Знаешь…Так получилось, что… Понимаешь, иногда у людей в душе есть что-то скрытое, нечто такое, о чем, возможно, они и сами не догадываются. Они могут этого не знать, и это остается внутри них всю жизнь, однако… Хельга… Когда мы встретились, то пробудили друг в друге эти чувства и, сами того не зная, каждым своим шагом, жестом, поступком не только усиливали их, но и одновременно давали друг другу то, чего мы жаждали на самом деле.

— Странно, — продолжил он после минутного молчания, — познакомься мы с тобой в мирное время, при других обстоятельствах, возможно, мы и не стали бы друг для друга тем, чем стали теперь… Нет… Я не прав… Это все равно проявилось бы, потому что иначе просто не может быть… И все же… Хельга, я люблю тебя, люблю, как не любил никого прежде… И среди этого мрака, жестокой реальности, наполненной страстями, эта любовь стала для меня смыслом, ради которого, как оказалось, я и жил все это время…

Глава 16

Прошли недели. Однажды Клаус приехал домой раньше обычного.

— Хельга! — крикнул он. — Пойдем, мне надо с тобой поговорить.

Они сели в кресла, и спустя некоторое время Хайдель сказал:

— Ты должна знать, что происходит вокруг.

Она удивленно посмотрела на него.

— Приближается финал, развязка драмы, — Клаус нервно щелкнул пальцами. — Эта война проиграна, Хельга, и скоро сюда придут советские войска. Ты понимаешь, что тогда будет?

— Да… Хотя нет… Я не знаю… — она испуганно посмотрела на него.

— Так вот. Завтра ты должна уехать. Я сделал все документы — они дадут тебе возможность беспрепятственно проехать по стране. Я хочу переправить тебя в Мюнхен. У меня там есть дом. В документах сказано, что ты вдова и купила его на деньги, оставленные тебе покойным супругом. Это надо делать сейчас, пока еще не стало слишком поздно. А потом, когда все это произойдет… Ты будешь жить, как жила раньше. Не бойся, эти документы тебя не подведут, здесь все сделано как надо. Я дам тебе кое-какие драгоценности, много денег, а после, когда эти купюры выйдут из обращения и не останется ничего, что можно продать… Возможно, ты начнешь сдавать верхние этажи… И дальше… Тебе придется снова научиться жить.

Хельга еще некоторое время сидела молча, а потом произнесла:

— Я должна уехать? Завтра? Потому что вы сделали документы и все решили?

— Да, — Клаус недоуменно посмотрел на нее.

— А вы? — Хельга вцепилась руками в подлокотники, боясь потерять сознание. — Почему мы не можем уехать вместе?

Он вытащил из кармана пачку сигарет и закурил, откинувшись на спинку кресла:

— Скажи мне, Хельга… Сколько времени ты живешь, испытывая постоянный страх? Год? Два? Или больше?.. Так вот… Если мы вместе уедем… Предположим даже, что все сложится удачно и мы скроемся где-нибудь в Швейцарии или, что еще более вероятно, в Латинской Америке, то… то я буду обречен до конца своих дней жить в постоянном страхе. Сотни оставшихся в живых жертв, сотни свидетелей… За мной, как и за многими, кто занимал такую же должность, будут охотиться годами, не теряя терпения и не сбавляя пыла. Меня будут искать, и даже если допустить, что я смогу жить так незаметно, что меня никто не найдет, то… Хельга! Что это будет за жизнь? Кем буду я там, на берегах этих непостижимо далеких морей, в той стране, куда начнут сбегать десятки таких, как я? У меня недостаточно денег, чтобы жить так, как я привык, а по-иному… По-иному, Хельга, я жить не хочу…

— Но что вы будете делать?

— Останусь здесь, пока еще есть некоторое время в запасе, а после…

Неожиданно Хельга встала и, пройдя по комнате, остановилась возле окна.

— Я не хочу никуда ехать, — сказала она, глядя на жестяную крышу фабрики. — Я останусь здесь, а потом…

— Но я не спрашиваю у тебя, чего ты хочешь! — резко оборвал ее Клаус. — Ты должна делать то, что я приказываю. А я решил тебя обезопасить. Я хочу, чтобы ты осталась жива и уцелела в той мясорубке, которая начнется повсеместно и совсем скоро. Поэтому я завтра отправляю тебя в Мюнхен!

Неожиданно Хельга рассмеялась и, повернувшись к Клаусу, сказала:

— Господин Хайдель, поймите, что я боюсь в этой жизни только одного — остаться без вас. Это как болезнь, которую невозможно вылечить… И… Вы не заставите меня уехать.

— Но оставшись здесь, ты окажешься в аду!

— Большем, чем был тот, из которого вы меня забрали?

— Хельга, — спокойно сказал Клаус, — Хельга, я люблю тебя и… Первый раз, первый и единственный раз я прошу тебя сделать что-то во имя нашей любви. Я прошу тебя уехать.

— Но что будет здесь с вами?

— Со мной? — Клаус усмехнулся. — А у меня теперь только одна дорога… Учитывая то, что я делал там… Только одна…

— И как я буду без вас жить? — спросила Хельга, садясь на пол возле его кресла. — Как? После всего, что происходило здесь? Вы понимаете, что без вас меня просто нет? Вы для меня все — мой бог, моя религия, моя любовь…

Он несколько минут молчал, пытаясь представить себе, как сложилась бы их жизнь, если бы произошло чудо и они смогли поселиться вдвоем в его мюнхенском доме. Но поняв абсурдность этих мыслей, произнес:

— Ты будешь жить без страха и страданий. Ты будешь свободна и проживешь еще много лет… Это будет просто жизнь, немного более странная, чем чья-то другая. Итак, ты поедешь завтра в Мюнхен?

— Да, — сказала Хельга, понимая на него глаза, полные слез. — Но я сделаю это только потому, что вы так хотите. А я никогда не смела вас ослушаться.