Тысячи ночей у открытого окна - Монро Мэри Элис - Страница 47

– Но она же тогда не будет нашей, – захныкала Мэдди.

– Ну, это только как бы не ваша. Вы оба можете о ней заботиться. И она будет полностью на вашем попечении. Вы можете кормить ее, гулять и играть с ней несколько раз в день, так, чтобы она постоянно чувствовала вашу заботу и любовь. И мы можем открыть заднюю лестничную клетку, которая ведет в мою квартиру, так, чтобы вы могли навещать ее, даже не выходя на улицу. Как вам такой вариант?

– Запоры на дверях там старые и плохо открываются, – сказала Венди. – И, боюсь, у меня нет от них ключей.

Джек усмехнулся.

– Для меня это не проблема.

– Великолепно, дорогой мой мальчик! Тогда я тоже открою свою дверь, – воскликнула Венди, сжав руки и с воодушевлением сверкая глазами. – Теперь, когда Нана вернулась, а все двери будут открыты, дом номер четырнадцать снова станет теплым семейным очагом!

Глава 13

Одним из самых привлекательных аспектов доказанной неправоты является то, что все с удвоенной силой немедленно принимаются убеждать тебя в обратном.

Раз Фэй заявила, что взять домой щенка – это не лучшая идея, Мэдди с Томом начали проявлять идеальную заботу о питомце. Джек тоже был верен своему слову. С позволения Венди он снял замок с двери под лестницей, которую когда-то слуги использовали, чтобы соединить кухню с основными помещениями. Венди никогда не закрывала собственную дверь, чтобы дети могли беспрепятственно приходить и уходить, когда им вздумается. Теперь дети просто разрывались между Венди с ее волшебной детской и Джеком с щенком и беззаботно бегали взад-вперед по лестнице все дни напролет, а Нана носилась за ними по пятам, заливаясь веселым лаем. К концу следующей недели дом номер четырнадцать окончательно превратился из дома на три отдельные квартиры в единый семейный очаг, и произошло это так естественно, словно три речки слились в один мощный поток.

Фэй подметала переднюю веранду дома номер четырнадцать и думала о том, что никогда раньше она не испытывала такой тихой радости и спокойствия. И вовсе не потому, что стены старого дома были толстыми и прочными, как у танка, и она чувствовала себя в безопасности, и не потому, что сад с его кустами роз и клумбами осенних цветов, за которыми так прилежно ухаживали детишки, поражал своей красотой. И даже не потому, что дети ссорились все реже и реже, и их кожа покрылась шоколадным загаром от постоянного пребывания на солнце, а новый питомец доставлял им немало веселья. Все эти простые радости были бы невозможны, если бы она, как мать семейства, тоже не изменилась бы. Ведь именно состояние души матери и ее настроение влияют на всех членов семьи.

Она точным осторожным движением сорвала несколько засохших цветков с куста герани в горшке. Пора бы уже перестать винить Роба в том, что он украл радость из ее сердца, решила она. Осуждению больше не было места в ее душе, да и тратить время на печальные переживания было неразумно. Фэй чувствовала умиротворение, так как гнев и страх, пылавшие в ее сердце столько лет, были погашены свободным и мощным потоком нежности и любви, которые она испытывала в этих стенах. Ей удалось вырваться из цепких лап страха. Теперь она не чувствовала, что одинока в своей борьбе с жестоким миром. Рядом была Венди. И Джек. Друзья, которые заботились о ней, и она ценила эту заботу. Почему люди обычно думают, что поддержка выражается в деньгах или советах? Ведь поддержка – это рука, протянутая, когда ты упал, улыбка по утрам, когда ты готовишься лицом к лицу столкнуться с враждебным миром, веселые дружеские шутки, заставляющие тебя хохотать, даже когда по щекам текут слезы.

Фэй последний раз махнула веником, спустилась по ступенькам веранды, зашла за угол дома и, пройдя через ажурную чугунную калитку, тщательно закрыла ее – чтобы дети не могли выйти, а незнакомые люди войти – и оказалась в саду. Ей нравился аромат роз, которыми так гордилась Венди, нравился теплый желтый свет, льющийся из окон высокого очаровательного дома из красного кирпича, а сгущающиеся сумерки только придавали этой картине очарования. Она провела рукой по холодной медной поверхности фонтана, мурлыча мелодию, которая постоянно звучала у нее в голове, особенно в такие тихие вечера, когда она отчетливо могла слышать музыку, исполняемую на тростниковой флейте. Этой незатейливой мелодии в унисон вторил оркестр сверчков, играющих на своих «скрипочках», и веселый смех детей, доносившийся из окон бывшей детской. Чудные звуки этой симфонии словно окутывали Фэй, и ее сердце наполнялось таким безудержным весельем, что хотелось летать. В такой волшебный вечер, когда сердце танцевало в такт музыке, Фэй просто закрыла глаза, и ей казалось, что она парит над землей.

На следующий вечер в спальне детей произошла перепалка.

– Том, – произнесла Фэй, нетерпеливо постукивая ногой по полу, – отдай майку, мне надо ее постирать. Ты ее носишь уже три дня подряд.

Том взглянул на нее с вызывающим видом и прижал к себе темно-зеленую майку, как пират Карибского моря, не желающий расставаться со своим сокровищем.

– У тебя целый ящик маек, – продолжала увещевать его Фэй. – По крайней мере, позволь мне забрать ее, я ее постираю и утром верну тебе чистую.

– Он тебе ее не отдаст, ведь уже ночь, – объяснила Мэдди матери с таким видом, как будто она была взрослой женщиной, вразумляющей неразумное дитя. – Понимаешь, мама, Питер носит костюм из листьев, скрепленных смолой, Том хочет быть готовым к его приходу.

Том в последнее время не только пристрастился носить все зеленое. Он всегда носил деревянный меч на поясе и прыгал с высоты – со стульев, третьей ступеньки крыльца и даже со своей собственной кровати. Его настроение явно повысилось, особенно после посещения парка аттракционов и появления в доме номер четырнадцать щенка Наны. Фэй слышала, как он смеется и даже напевает, когда он находился в бывшей детской на третьем этаже. Она даже попыталась пошутить, сказав, что Питеру Пэну тоже нужна мама, которая постирала бы его одежду. Да и помыться ему не помешало бы.

– Между прочим, завтра суббота, – снова начала она. – А что, если я вам пообещаю, что завтра мы пойдем в универмаг «Хэрродс», и я разрешу тебе самому выбрать целых семь штук новых маек и рубашек, зеленых, если ты так хочешь, по одной на каждый день недели? В этом случае ты позволишь мне постирать эту сегодня? Уверена, Питер не будет иметь ничего против, если ты наденешь, например, желтую. Ведь осенью листья желтеют.

Выражение лица мальчика тотчас же смягчилось, и он без дальнейших уговоров стянул с себя грязную майку и передал ее матери. Она приняла ее, всем своим видом выражая благодарность. Они с сыном только что одержали общую победу, и это было гораздо приятнее, чем если бы она просто настояла на своем. Фэй почувствовала приступ нежности, когда увидела, как руки и животик мальчика округлились за последние недели. Руки уже не были похожи на тонкие плети, и их покрывал неровный загар – фермерский, как говорят на Среднем Западе.

– Так нечестно. Я тоже хочу, чтобы мне что-нибудь купили, – захныкала Мэдди.

– Ты права, малышка. Что ты хочешь? Новую кофточку, туфельки?

– Хочу наперсток, – произнесла Мэдди, сложив руки на груди. – Венди говорит, что Питер носит наперсток на груди у сердца. Он ей сказал, что таким образом он чувствует, что она рядом. Я тоже хочу наперсток, чтобы подарить его Питеру.

– Замечательно. Только нам придется отнести его в ювелирную мастерскую, чтобы прикрепить к цепочке. – Честно говоря, ей хотелось бы, чтобы дети не воспринимали рассказы Венди столь буквально. Линия раздела между реальностью и фантазией стиралась, и это ее немного пугало.

Она помогла Тому облачиться в желтую майку, проверила, чтобы дети почистили зубы, и уложила их в постели, а потом немного послушала рассказ Мэдди о дальнейших приключениях Питера Пэна. Том слушал очень внимательно и иногда для пущей выразительности кивал. Когда Мэдди рассказывала, как индейцы танцевали ритуальный танец в честь Питера Пэна, мальчик так развеселился, что вскочил и принялся исполнять на кровати дикий танец с гиканьем и улюлюканьем, пока Мэдди и Фэй не повалились на одеяло со смеху.