Хитрости Локка Ламоры - Линч Скотт - Страница 74

– Можно, – хором ответили братья Санца.

– Он выкидывал такие штуки с помощью пережеванных апельсинов, – добавил Галдо.

– Ну, здесь вашему другу притворяться не придется. Любой каморрский лекарь клятвенно заверит, что имеет место самое настоящее и очень тяжелое телесное расстройство, вызванное естественными причинами. Цветок гробокопателя мгновенно растворяется в желудке, так что в рвоте его не обнаружить.

– А потом? – спросил Кало. – Что насчет второго мешочка?

– Здесь кора сомнейской сосны. Ее нужно раскрошить и заварить, как чай. Превосходное противоядие от рвотного порошка – мигом устраняет его действие. Но учтите, цветок гробокопателя свое дело уже сделает. Кора не вернет пищу обратно в желудок и не восстановит силы, которые ваш друг потратит, пока его будет выворачивать наизнанку. Он будет слаб и нездоров еще день-два по меньшей мере.

– Звучит замечательно, – кивнул Кало. – Во всяком случае, в нашем странном понимании слова «замечательно». Сколько мы вам должны?

– Три кроны двадцать солонов. И то потому лишь, что вы воспитанники старого Цеппи. Конечно, это не в подлинном смысле алхимические снадобья, просто очищенное и облагороженное сырье, но и оно на дороге не валяется, знаете ли.

Кало отсчитал из кошелька двадцать золотых тиринов и сложил столбиком на прилавке.

– Вот пять крон. С учетом того, что наша сделка будет забыта всеми ее участниками.

– Санца, – промолвила Джессалина д’Обарт без тени улыбки, – любая покупка, здесь совершенная, нами быстро и крепко забывается.

– Значит, нашу покупку нужно забыть быстрее и крепче, чем обычно. – Кало добавил к столбику еще четыре монеты.

– Ну, если ты настаиваешь на дополнительных доводах…

Джессалина достала деревянный скребок и смахнула тирины с прилавка – судя по звуку, в кожаный мешок. Она избегала прикасаться к монетам: черные алхимики редко доживали до ее возраста, если ослабляли параноидальную бдительность в отношении всего, что приходится трогать, нюхать или пробовать на вкус.

– Мы глубоко вам благодарны, – сказал Кало. – И наш друг тоже.

– О, насчет вашего друга сильно сомневаюсь, – усмехнулась Джессалина д’Обарт. – Сначала угостите его порошком из красного мешочка, а потом посмотрите, сколь горячей благодарностью он ко мне проникнется.

3

– Подай мне стакан воды, Жан. – Локк стоял у окна на седьмом этаже Расколотой башни и смотрел на длинные черные тени, отброшенные домами южного Каморра в свете закатного солнца. – Пора принимать снадобье. Сейчас где-то без двадцати девять, полагаю.

– Вот, уже развел. – Жан протянул товарищу полную жестяную кружку, на дне которой клубился лиловатый осадок. – Эта дрянь действительно растворяется в мгновение ока, как и говорили Санца.

– Пью за толстые карманы ротозеев, – произнес Локк. – Пью за истинных алхимиков, за луженый желудок, за неудачу Серого короля и удачу Многохитрого Стража.

– За то, чтобы нам благополучно пережить эту ночь. – Жан изобразил, будто чокается с Локком.

– Мм… – Локк опасливо отпил крохотный глоточек, а потом запрокинул голову и единым духом осушил кружку. – На самом деле недурственно. Мятный вкус, очень освежающий.

– Достойная эпитафия, – пробормотал Жан, забирая у него кружку.

Локк еще немного постоял у окна. Сетка была поднята, поскольку с моря по-прежнему дул сильный Ветер Герцога и насекомые еще не вились тучами в воздухе. В Арсенальном квартале за Виа Каморрацца было тихо и безлюдно. Сейчас, когда между городами-государствами Железного моря сохранялся относительный мир, огромные лесопилки, склады и мокрые доки простаивали без работы. В военное время на верфях строилось или ремонтировалось до двух дюжин кораблей сразу, а сейчас Локк видел там лишь один скелетообразный остов недостроенного судна.

За верфями вскипали белой пеной волны, разбивающиеся об Южную Иглу – облицованный Древним стеклом каменный волнорез длиной почти три четверти мили. На южной оконечности Иглы возвышалась сторожевая башня позднейшей постройки, резко очерченная на фоне темнеющего моря, а за ней, под тонкими алыми завитками облаков, смутно виднелись белые пятна парусов.

– Ох… – проговорил Локк. – Вроде начинается…

– Ты присядь лучше, – посоветовал Жан. – На тебя вот-вот слабость нахлынет.

– Уже… на самом деле… о боги, кажется, меня сейчас…

И началось. Мощная волна тошноты подкатила к горлу, неся с собой все съеденное Локком за день. Несколько долгих минут он провел на коленях, обнимая деревянное ведро с такой страстью, с какой еще ни один истовый богопоклонник не припадал к алтарю, взвывая к небесным покровителям о заступничестве.

– Жан, – сдавленно прохрипел он между жестокими рвотными спазмами, – когда мне в следующий раз придет на ум подобный план, сделай милость, всади мне топорик в башку по самый обух.

– Вряд ли подействует. – Жан проворно заменил полное ведро на пустое и ободряюще похлопал друга по спине. – На черта мне зря затуплять чудесные острые лезвия о твою медную башку.

Потом он плотно закрыл ставни на всех окнах, за которыми уже занимался Лжесвет.

– Вид у тебя плачевный, конечно, но надо, чтобы еще и запах произвел на Аньяиса должное впечатление.

Мучительные рвотные судороги продолжались и после того, как в желудке ничего не осталось. Локк корчился, трясся и стонал, схватившись за живот. Жан перетащил друга на постель.

– Ты белее мела и весь в холодной испарине, – пробормотал он, глядя на него с неподдельной тревогой. – Неплохо, неплохо. Весьма правдоподобно.

– Мило, да? – прерывисто прошептал Локк. – О боги… сколько еще мне мучиться?

– Точно сказать трудно. Аньяис со своими людьми должен вот-вот подойти к таверне. Несколько минут они подождут нас там, закипая раздражением, и только потом ринутся наверх.

В течение этих нескольких минут Локку открылся весь смысл понятия «маленькая вечность». Наконец по лестнице загрохотали шаги, и мгновение спустя дверь сотряслась от яростных ударов.

– Ламора! – проорал Аньяис. – Таннен! Открывайте живо – или я вышибу дверь к чертовой матери!

– Слава богам… – прохрипел Локк, когда Жан двинулся к двери.

– Мы ждали вас у «Последней ошибки»! Вы идете или… О боги, что здесь происходит?

Аньяис переступил через порог и тотчас вскинул руку, закрывая рукавом нос от мерзкого рвотного запаха. Жан указал пальцем на Локка, который с душераздирающими стонами корчился на кровати, кутаясь в тонкое одеяло, несмотря на душный жаркий вечер.

– Ему стало дурно с полчаса назад. Всю комнату заблевал на хрен. Не знаю, что с ним.

– Боги мои, да он позеленел уже.

Аньяис подошел поближе, глядя на Локка с ужасом и сочувствием. Он был в полном боевом облачении: многослойная кираса из вываренной кожи, расстегнутый кожаный нашейник, на мясистых руках – кожаные наручи с частыми заклепками. Наверх с ним поднялись несколько вооруженных слуг, но ни один из них не горел желанием последовать в комнату за хозяином.

– Я на обед взял каплуна, – сказал Жан. – А он – рыбный рулет. С тех пор мы оба ничего не ели, и я чувствую себя прекрасно.

– Захлебнись я Ионовой ссакой! Рыбный рулет! Бьюсь об заклад, на удивление свежий.

– Аньяис… – прохрипел Локк, протягивая к нему трясущуюся руку. – Не… не уходите без меня. Я… с вами. Я… в состоянии драться…

– О боги, нет! – Аньяис решительно помотал головой. – Ты совсем плох, Ламора. Тебе нужно показаться лекарю. Ты хоть вызвал лекаря, Таннен?

– Не успел еще. Как началось, все бегаю ведра выношу да вокруг него суечусь.

– Вот и продолжай в том же духе. Вы оба никуда не идете. Не сердись, Жан: его явно нельзя оставлять одного. Сиди здесь, присматривай за ним. И при первой же возможности сгоняй за лекарем.

Аньяис наклонился и потрепал Локка по плечу:

– Не волнуйся, приятель, сегодня мы расправимся с этим гадом. Разделаемся раз и навсегда, а потом я пришлю кого-нибудь тебя проведать. С отцом я все улажу, он поймет.