Загадочный Волжский - Белимов Геннадий Степанович - Страница 27

— А у нас армии нет, мы не воюем, — сказал гость.

— Вы в мире живете? — удивился отставной полковник. — А как справляетесь с бандитами?

— Мы их отправляем на другие планеты. Пусть осваивают. Выживут — хорошо, нет — значит, не судьба. Но мы уделяем большое внимание воспитанию наших детей, и у нас нет беспризорников, как у вас.

— А кто же вами руководит? Президент?

— Нет. У нас есть группа специалистов. Что–то вроде большого совета или высшего разума.

— А где вы научились так хорошо говорить по–русски? — удивился пенсионер.

— Мы не говорим с вами, — улыбнулся гость, показав ровный ряд зубов. — Это ты кричишь на всю квартиру, а мы общаемся мыслью.

Только после этого Алексей Тихонович понял, что действительно, голос звучит в его голове, а пришелец при этом даже рта не раскрывает. Еще он вдруг подумал, а не высланные ли бандиты–инопланетяне образовали человеческое общество на Земле? Не оттого ли тут никогда не прекращаются войны и разбой? Но спросить об этом напрямую постеснялся. Они беседовали уже минут десять.

— Как вы летаете, у вас есть корабли для этого? — не мог не поинтересоваться техникой инопланетян бывший ракетчик.

— У нас своя технология перелетов, — сказал пришелец. — Мы живем в другом измерении. Я уйду, и ты не заметишь, как.

— А кроме вас, еще кто–нибудь прилетает на Землю? — спросил Берочкин. — Я читал, что кто–то даже опыты проводит с людьми…

— Нет, у нас другие задачи, — как–то неопределенно сказал пришелец. — Но с других планет к вам прилетают… Они маленького роста, размножаются клонированием… У них давние проблемы с репродукцией, и они хотят восстановить свою расу. А мы техническая цивилизация, на Земле мы изучаем атмосферу и воду и то, как они меняются.

«Я сидел на кровати, как был — в трусах и майке; он стоял, слегка присев на подоконник у балконной двери, — вспоминал подробности Алексей Тихонович. — Я не предложил ему присесть, не задал многих вопросов, которые появились потом. В какой–то момент я отвернулся, а когда вновь посмотрел на пришельца, его уже не было. Только свет за окном быстро угасал, пока не стало совсем темно. Я подошел к балконной двери — она была заперта. За окном все те же тусклые уличные фонари, в комнате темень…»

После этого Алексей Тихонович зажег свет, прошел в соседние комнаты, по всей квартире. Все мирно спали, ничего в доме не изменилось. На настенных часах было около двух ночи.

Наутро, умываясь в ванной, он неожиданно обнаружил, что куда–то подевалась бородавка на веке, столько досаждавшая ему. Ощупал веко — никакой боли, ни шва, но бородавки, как ни бывало! Только после этого он решился рассказать домашним о ночном происшествии. Реакция, в общем–то, была сдержанной, но факт был, как говорится, на лице: бородавка исчезла! Да и не было у родных повода не верить своему строгому отцу и деду.

— Жаль, я о других своих болячках ему не сказал, — посетовал мой собеседник. — Надежд, что они прилетят еще, почти нет. Пришелец говорил, что они не часто посещают Землю.

После этого визита Алексей Тихонович болел пять дней. Он знал, что будет болеть. Пришелец предупредил, что у них разные биополя, и ему некоторое время будет плохо. У иномирян они сильнее намного. «Вас химия душит», — сказал пришелец о нездоровье землян. Недомогание выразилось в том, что поднялось давление: 200 на 120. Дочь все порывалась вызвать скорую, но Алексей Тихонович убедил не беспокоить людей понапрасну.

Позже он написал о происшествии брату в Хабаровск, тоже отставному полковнику, который лишь на год младше. Тот служил заместителем начальника разведки округа, знает ряд иностранных языков, грамотный специалист в своем деле. Письмо пришло, когда брат лежал в госпитале. Читали его всей палатой, и после долгого обсуждения пришли к заключению, что в рассказе все правда. «Это лишнее свидетельство, что они есть!» — решили сообща, о чем брат не преминул написать в Волжский.

Конечно, встреча с пришельцем изрядно повлияла на мировоззрение полковника Берочкина. Он и раньше интуитивно, как говорит, чувствовал, что не могут быть сплошной выдумкой истории про НЛО и инопланетянах, а уж после происшедшего — тем более поверил. И вряд ли его теперь что–либо переубедит в обратном.

…После этой встречи мы не раз еще встречались. Алексей Тихонович припоминал какие–то новые детали ночного рандеву, сетовал на последствия визита.

— Какие, например? — поинтересовался я однажды.

— Ну вот, скажем, приобрел я если не отвращение, то равнодушие к пище. И ем очень мало. Питаюсь только потому, что надо. Но веса не теряю и по ощущениям — голода не чувствую. Каши две ложки съем, и мне хватает. Словно зарядил он меня, что ли, своей энергией. Правда, давление по–прежнему скачет…

Потом я еще разок заходил к Алексею Тихоновичу за фотографиями. Полковник меня ждал — приготовил книгу с закладкой на странице, где его хороший знакомый по прежней службе, космонавт, доктор технических наук и профессор К. П. Феоктистов излагал свое мнение о возможности полетов в космосе разумных существ.

«Путешествуя в иные миры, тело оставьте дома, — зачитал Берочкин мне мысль Феоктистова и продолжил: — Поскольку «ломиться» сквозь пространство с помощью звездолетов и прочих механических конструкций бессмысленно — информация все равно успеет безнадежно устареть, пока звездолет обернется туда–обратно, — стоит, наверное, обратить внимание на другие способы, в частности, на путешествие разумных существ в виде пакетов информации. Говоря иначе, в космическое пространство отправляется «информационный двойник человека», отделяемый от него примерно так же, как сегодня отделяют информационное обеспечение, пакет программ от работающей с ними ЭВМ. Если пакет информации — аналог личности — передать по эфиру с одной станции на другую и на последней переписать заново в материальный носитель, то на далекой планете, в окрестностях дальней звезды появится этакий интеллектуальный «двойник» оставшегося на Земле исследователя. Он сможет действовать и удовлетворять человеческое любопытство точно так же, как это делал бы сам исследователь», — закончил цитату мой собеседник.

— Ну как? — удовлетворенно спросил он меня. — Может, и ко мне являлся такой информационный двойник? Помнится, пришелец что–то говорил про голографические изображения, но я тогда ничего не понял.

…Похоже, встреча с пришельцем продолжала волновать и занимала мысли моего знакомого. Даже космонавтика, к которой он имел непосредственное отношение, отступила на задний план. «Мы не одни?» — эта мысль неотступно преследовала его, хотя прошло уже немало времени с той ночной встречи.

Инопланетяне выходят на связь

Не простая, а по мнению многих, и небесспорная ситуация со всевозможными полетами НЛО, пришельцами из иных миров заставляет нас, исследователей аномальных явлений, взыскательней и строже относиться к сообщениям об очередных чудесах в окружающем мире. Тут, на мой взгляд, лучше перестраховаться, чем будоражить себя и людей вереницей необыкновенных происшествии. Поэтому далеко не все, что попадает в руки волжских исследователей, становится известным общественности.

Сдерживающую роль играют, видимо, и наша общая закомплексованность, неверие в какие–то «таинства» природы, боязнь насмешек и розыгрышей. К сожалению, мы куда охотнее навешиваем друг на друга ярлыки, нежели способны выслушать, а тем более разобраться в сути необычных сообщений.

История, которую я собираюсь поведать, из тех, что подвергались тщательнейшей проверке, анализу, бесконечным сомнениям. Сейчас я убежден в абсолютной ее достоверности, прежде всего потому, что хорошо узнал, по–человечески сблизился, поверил в искренность главного героя загадочного действа. Этого человека давно с нами нет, он немного не дожил до своего семидесятилетия, но ничем не дал повода усомниться в своей неискренности или излишней фантазии.

А начиналось все так…

Но прежде представлю главного участника этой неординарной истории. Николаю Федоровичу Пахомову было 66 лет, когда зимой 1991 года он нежданно–негаданно включился в странную игру. Это был бодрый, деятельный человек невысокого роста, очень доброжелательный, располагающий к себе с первой же встречи. О таких говорят: живет в ладу с совестью. Никогда у меня не поворачивался язык назвать его стариком, да и родные звали его только уважительным «дед». Что вполне соответствовало действительности.