Мужчины о счастье. Современные рассказы о любви - Емец Дмитрий Александрович - Страница 52

– Эта картина совсем не похожа на те, которые вы демонстрировали на презентации, – удивлённо произнёс Роман. – Там у вас всё такое… Не знаю, как правильно назвать… Немного размытое, условное… А здесь удивительно точные и такие узнаваемые детали. У нас дома была точно такая ваза. И очень похожие обои… Что это вам вдруг вздумалось нарисовать такую картину? Вы же в то время ещё не родились!

– Уже родилась, – с улыбкой ответила Софья. – Это восьмидесятые.

– Но всё равно, были маленькой, не старше Лизы. Вряд ли вы можете что-то помнить…

– А я и не помню, – Глаза художницы светились, чувствовалось, что она с удовольствием говорит на эту тему и готова развивать её бесконечно. – Я всё это представляю. По рассказам родителей и бабушки, по старым фотографиям, фильмам… Это с детства. Как любимая игра… Нет, даже больше, чем игра. Это – как путешествие в прошлое на машине времени, понимаете?

– Понимаю, – кивнул Роман. – Значит, у вас есть и другие картины из этой серии?

– Конечно. – Софья подошла к стеллажу. – Вот смотрите.

Он смотрел – и тоже словно совершал на машине времени путешествие в восьмидесятые, семидесятые, шестидесятые, пятидесятые. Роман видел транзисторы и катушечные магнитофоны, телефонные будки и автоматы с газировкой, стеклянные конусы с соком, голубятни и катки во дворах, легковые автомобили, троллейбусы, автобусы и трамваи старых моделей. Перед его взором чередой проходили малыши в штанишках на помочах, мальчишки в серой или синей школьной форме и девочки в чёрных фартуках, длинноволосые юноши с гитарами и девушки, мечтающие над украшенными журнальными картинками «песенниками», озабоченные хозяйки с набитыми авоськами и старички на лавочках перед подъездом. Одни картины дарили ощущение радости, от других веяло грустью, но эта грусть казалась лёгкой, она не давила на сердце тяжёлым камнем и не вызывала ощущение тупой и беспросветной безнадёжности, напротив, от неё почему-то ещё ярче и острее хотелось жить. Жить и беречь то, что по-настоящему дорого.

Художница выжидающе глядела на него, и Роман заговорил, чувствуя, что ему вдруг отчего-то стало очень трудно подбирать слова.

– Послушайте, Соня… То есть Софья Васильевна… А почему вы не показали эти картины на презентации? Нет, нет, – спешно поправился он, – я не хочу сказать, что те ваши пейзажи плохи, что они слабее… Но эти картины… Это же что-то потрясающее!

– Ну уж, скажете тоже… – Софья в который уж раз за сегодняшний день сделалась пунцовой от смущения. – Ничего особенного в них нет. Это просто… Просто мои фантазии, что ли. Просто мой мир. Я пишу их для себя. И, честно признаться, мне и в голову не приходило, что они могут кому-то понравиться. Они же очень специфичные, что ли… И явно не в тренде, как выразился ваш уважаемый эксперт.

– Да к чёрту этого эксперта! – не удержавшись, воскликнул Роман. – Что он на самом деле понимает!

Внезапно его посетила идея, и он поспешил поделиться ею с художницей:

– Софья Васильевна, я предлагаю вам партнёрство. Не от имени своей компании, боюсь, это всё же невозможно, а от себя лично. Я готов помочь вам сам, если вы согласитесь взять меня в совладельцы вашей галереи. В которой мы будем выставлять именно эти ваши картины.

Он вновь отметил, насколько выразительное у неё лицо, на котором мгновенно отразилась смесь изумления и недоверия.

– Вы шутите? – воскликнула она. – Кому нужны эти работы? Я ещё понимаю – пейзажи, на них есть спрос. Но эта серия… Уверена, никто ничего не купит, и вы только потеряете свои деньги.

– Ничего, риск не велик, я уже всё продумал. Видите ли, у меня есть друг, жена которого одно время хотела открыть свой ресторан. Он купил ей помещение под него и сделал там прекрасный ремонт, но жена почему-то отказалась от своей задумки. Так вот, это помещение до сих пор пустует, и я легко договорюсь, чтобы его по сходной цене предоставили нам в аренду. Я готов оплатить эту аренду, скажем, на полгода, оборудовать помещение всем необходимым и профинансировать небольшую рекламу. А потом, когда галерея начнёт приносить прибыль, мы будем делить её пополам. Как вам такая идея?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Софья задумалась, все её душевные метания читались на лице, и Роман наблюдал за их сменой не без некоторой тревоги. Он понимал, что, если она откажется, его это огорчит. Сильно огорчит. Он уж и не помнил, когда последний раз случалось что-то, что могло бы настолько огорчить…

Наконец Софья заговорила, и голос её звучал твёрдо:

– Роман Михайлович, спасибо вам, конечно, за предложение, но я не решусь его принять. Очень сомневаюсь, что у галереи будет хоть какая-то прибыль. Вдруг дело не пойдёт – и как я тогда смогу компенсировать вам затраченные средства?

Что ж, он был готов к такому ответу. И потому тут же предложил, весело улыбаясь:

– А хотите пари?

– Что? – не поняла она. – Пари? Какое пари, о чём вы?

– Я предлагаю поставить на кон сумму, необходимую для полугодового существования галереи, – с улыбкой проговорил он. – Я считаю, что ваши картины будут пользоваться популярностью…

– Вот уж вряд ли!..

– …а вы говорите, что не будут. Если я окажусь не прав, значит, просто проспорю эти деньги. Ну что, идёт? По рукам?

– Прямо не знаю… – Софья всё ещё колебалась, но наконец всё же отважилась и подняла на него глаза. Помолчала, вздохнула. – Хорошо, уговорили. По рукам.

– Тогда давайте позовём Лизу, пусть она нас «разобьёт».

– А я уже тут! – неожиданно раздался детский голос. Оглянувшись, Роман и Софья обнаружили девочку у себя за спиной. Похоже, она уже какое-то время была здесь, стояла в дверях и с любопытством слушала, о чём говорят взрослые.

– Разобьёшь нас? – весело обратился к ней Роман, и та, бойко выпалив «да!», с удовольствием ударила ладошкой по их рукам.

Садясь в свой автомобиль, Роман заметил, что ветер наконец-то стих. И даже вроде бы потеплело вопреки предсказаниям синоптиков – или ему это только кажется? Может, и кажется, но в одном он был уверен на все сто – в том, что этот осенний «ветер перемен» неожиданно принёс в его жизнь счастье.

Андрей Филимонов. Перезагрузка ума

Это было зимним утром в Дарджилинге. Густой туман, всю ночь лежавший на улице, как сугроб, начинал понемногу таять.

Утренний променад напоминал прогулку по облакам в каком-нибудь английском провинциальном раю. Архитектура вокруг была исключительно колониальной: банк с имперскими каменными львами, почтамт с красными почтовыми ящиками, чайная лавка, чью витрину скрывал поржавелый железный занавес.

До отъезда из Дарджилинга оставалось меньше часа, хотелось купить в подарок друзьям, да и просто в дорогу ноябрьского свежего чая. Но местные торговцы, похоже, не собирались начинать бизнес раньше, чем рассеется туман.

Часы на здании почтамта показывали половину девятого. Я остановился на перекрёстке в задумчивости. Куда идти, было непонятно, а спрашивать бесполезно. В Индии четверо прохожих отправят на четыре стороны света. Чтобы узнать более-менее верное направление, нужно опросить человек десять-пятнадцать и тщательно проанализировать полученную информацию, но времени на это не было.

И тут из тумана появилась она. Фигура в чёрных мешковатых штанах, чёрной куртке и грязном платке, намотанном на голову. В руках она держала лепёшку-чапати и два помидора.

– Если вы хотите выпить чаю, то я рекомендую заведение в переулке. Это всего триста футов отсюда по левой стороне. – её британский, может быть, даже оксфордский выговор плохо сочетался с тряпьём, в которое она была одета, но не оставлял никаких сомнений, что передо мной белая леди.

– Спасибо, мадам. – Я двинулся в указанном направлении и обнаружил неказистую забегаловку, над которой витал горячий хлебный дух.

Четверть часа я согревался лепёшками и чёрным чаем. Для того чтобы его получить, надо было повторять мантру «ноу милк, ноу милк, ноу милк», пока рука подавальщика тянулась к чайнику, где набодяжен местный «инглиш ти», сладко-жирная бурда с молоком.