Знак беды - Быков Василь Владимирович - Страница 42

Сельсоветская хата стояла подле самой улицы в середине деревни — длинная низковатая постройка под дранкой с выцветшим полотнищем лозунга через стену, на котором белыми буквами выведено: «Теснее смычку города с деревней!» Сеней при хате не было, открыв двери, вошедший сразу попадал в большое пустоватое помещение, где когда-то с большой семьей жил ныне высланный псаломщик Конон, а теперь квартировала больная Колонденчиха с сыном, на вид не то парнем, не то подростком Потапом. Возле порога Степанида слегка отряхнула лапти и открыла дверь, откуда ее обдало теплом нагретой печки, а низом из-под ног шугануло в избу облако стужи. Она торопливо закрыла дверь и остановилась, стараясь прежде всего рассмотреть присутствующих. У стен на скамьях сидели несколько мужчин, под потолком плавали-вихрились сизые космы табачного дыма. Громкий разговор мужчин разом прервался.

— Вот и Богатька, — сказал из-за стола Левон и умолк.

Она поздоровалась и присела на конце скамейки возле дверей, знала, спрашивать нечего, сейчас и без того все прояснится. Она только сдержанно взглянула на озабоченное, даже чем-то угнетенное лицо председателя, который сидел над какой-то бумагой, перевела взгляд на ладную, подтянутую фигуру Новика, подпоясанную широким военным ремнем по защитного цвета френчу, его щегольские, с высокими голенищами сапоги, в которых он энергично вышагивал между окном и печуркой и, видимо, говорил что-то важное перед ее приходом. Черный жесткий чуб его то и дело спадал на лоб, и Новик, энергично встряхивая головой, откидывал его назад. Возле порога ковырялся в печке Потапка — совал в топку толстые смолистые поленья, пламя от которых приятно гудело в когда-то побеленной, но порядком-таки обшарпанной крестьянскими спинами печке. Рядом со скамьи за ним внимательно наблюдал Недосека, который, как и Степанида, был членом комитета бедноты. Облезлый заплатанный кожушок на нем был широко распахнут, в хате вообще было тепло.

Помолчав, Новик твердо ступил по полу три шага и решительно повернулся к столу.

— Я уже сказал: главная опасность на данном этапе — это правый уклон. Нельзя допустить, чтобы темпы коллективизации замедлились. Тем более сорвались. А у вас именно так: срыв! Головотяпство! Восемь собраний, и не можете организовать колхоз. Мягкотелость и попустительство классовому врагу. Товарищ председатель, скольких вы раскулачили? — Новик вдруг живо повернулся на каблуках и оказался перед Левоном. Тот недоуменно поднял свое большое одноглазое лицо с синим шрамом на левой щеке.

— А кого раскулачивать? Голытьба.

— Ах, голытьба? Так почему же твоя голытьба бойкотирует колхозное строительство?

— А потому, что боится. Не знает. Как будет в колхозе, не знает. Не шуточки…

— Как будет, партия сказала. В решениях съезда Советов написано. Или вы не разъясняли?

— Мы разъясняли. Сознательная часть крестьян — за. Но сознательных мало.

— Сознательных мало? — подхватил Новик. — Прежде всего самим надо стать сознательными. А то вы сами — вы же заражены душком уклонизма. Я вот гляжу, частнособственнические тенденции для вас важнее, чем решения партии.

Новик злился, это было видно по его нервным движениям, походке, по тому, как он часто останавливался и бросал Левону обидные слова обвинений. Но и Левона, видно, доняло: покалеченное лицо его багровело все больше, единственный глаз под косматой бровью наливался внутренним гневом, и он не выдержал:

— Ты уклонизмом меня не кори! Я не меньше твоего болею за колхозы. Я кровь проливал за новую жизнь. Тебе хорошо ездить, требовать! А вот сядь на мое место, убеди! Чтобы согласились по своей охоте. Чтобы без нагана, как у некоторых…

Наверно, Новик понял, что так получится не разговор, а ссора, да еще при людях. Он помолчал немного и сел у края стола.

— Ладно. Я вас научу, — сказал он спокойнее. — Где комбед?

— Вот Богатька Степанида, сейчас придет Гончарик. Семена не будет, повез зерно на станцию, — преодолевая возбуждение, тише ответил Левон.

— Ну что ж, будет полномочно. Сельсовет, комбед, представитель окружкома — будет полномочно. Надо решать. Открывай совместное заседание.

— Это… Совместное заседание считается открытым, — проворчал Левон и смолк.

— Вопрос один: отпор саботажникам колхозного движения, — подсказал Новик. — Пунктом первым предлагаю: раскулачить Гужова Ивана. Как кулацкого подпевалу и саботажника.

Новик решительно пристукнул по ободранной столешнице, взглянул на Степаниду, потом продолжительным взглядом остановился на лице Левона. Левон навалился грудью на стол и затих.

— А по какой статье? — спросил он, помолчав. — У него земли четыре десятины. Самый середняк.

— Знаю, — сказал Новик. — Его надел рядом с нашим. Земли немного, согласен. Но саботажник, сорвал собрание. Срывщик, значит. Когда упрется, ничем не сдвинешь. Уж я его знаю…

Степанида молчала — к такому повороту дела она была не готова. В ее глазах Гуж ничем не отличался от прочих: был не богаче других, разве что проявлял больше усердия в работе, к тому же имел двух сыновей, работников в самой силе, а три мужика в хозяйстве — это тебе не три бабы. Ворочают, ого! Но почему раскулачивать?

— Так он же других не подбивал. Он сам не пошел, при чем же здесь срывщик? Или саботажник? — напряженно рассуждал за столом Левон, перекладывая с места на место бумагу.

— Как вы не понимаете?! — резко повернулся к нему Новик. — Его не сдвинете — не сдвинутся и остальные. На него в деревне всегда оглядывались

— авторитет! Вот мы и ударим по этому авторитету! Тогда запоют иначе. Побоятся.

— А хиба это правильно? — набравшись духу, сказала Степанида. — Раскулачивать, которые кулаки. А Гуж — середняк. Нет, я не согласная.

— Ну и руководство! Ну и актив! — возмутился Новик и вскочил от стола.

— Головотяпы вы! Он ведь хуже любого мироеда. Он саботажник! Срывает коллективизацию в Выселках. А Выселки срывают темп в районе. Район — срывщик в округе, вы понимаете, что это такое? За это по головке нас не погладят. И нас и вас!

— Как хотите, а несправедливо это, — не соглашалась Степанида. В горле у нее перехватило, и она уже готова была не сдаваться, но Новик вдруг встрепенулся и закричал, будто она оскорбила его: