Тайные операции «Моссад» и «Мухабарат» - Капитонов Константин Алексеевич - Страница 12

Как уже говорилось выше, операция «Дамоклов меч» вызвала серьезные сомнения у многих, поскольку речь шла об убийстве нескольких граждан ФРГ. Кроме чисто этических соображений — можно ли действовать подобными методами даже ради высокой цели — высказывались сомнения и в степени угрозы Израилю. Некоторые специалисты утверждали, что о ядерном и химическом оружии речи не было. Только о ракетных разработках. Которые, разумеется, тоже опасны, но все-таки не являлись вопросом жизни и смерти для еврейского государства.

Мог или не мог Египет в случае, если бы «Моссад» не действовал так, как действовал, создать к середине 60-х собственную атомную бомбу?

Вопрос так и остается открытым…

Что же до оправдания действий израильской разведки, то тут я предоставляю судить читателям.

Свой человек в Дамаске

18 января 1965 г. в 8.30 утра в квартиру местного предпринимателя Камаля Амина Табета ворвались три сотрудника сирийской контрразведки. Как раз в тот момент, когда он, лежа в постели, принимал радиосообщение из Тель-Авива.

При обыске нашли радиопередатчик, фотопленки с фотографиями особо секретных объектов. В одном из ящиков стола обнаружили куски мыла, которые на самом деле оказались взрывчаткой.

Один из контрразведчиков сказал:

— Игра закончена! Кто ты на самом деле?

Человеком, скрывавшимся под именем Камаль Амин Табет, был израильский разведчик-нелегал — Эли Коэн.

Он родился в 1924 г. в Сирии. Вскоре родители вывезли Эли, его сестру и братьев в Египет и поселились в Александрии.

Учась в средней школе, он много занимался Торой и поначалу хотел стать раввином. Он был бы рад продолжить свои занятия в иешиве, но еврейских религиозных школ в Египте не было и ему пришлось отказаться от этой идеи. Поэтому по окончании школы Эли поступил на электрический факультет Университета имени короля Фарука I, из которого был исключен в 1949 г. за сионистскую деятельность.

Семья Коэнов была очень дружной и очень еврейской. В доме соблюдали кашрут и субботу. Эли и его братья пели в хоре центральной синагоги Александрии.

Во время Синайской кампании, начавшейся в октябре 1956 г., Коэн был задержан по делу шпионской сети Марзука и Азара. Его допрашивали четыре часа, но затем отпустили на свободу. В январе 1957 г. он был выслан из Египта.

Приехав в том же году в Израиль, он пытался получить работу в «Моссаде». Однако ему было отказано, поскольку его иврит представлялся чиновникам, ответственным за подбор кадров, «чересчур архаичным». Кроме того, чиновники опасались, что его узнают как проходившего в Египте по делу о шпионской сети. И, наконец, во время психологических тестов было определено, что он не в состоянии почувствовать приближающуюся опасность, что он — человек, способный рисковать больше, чем это необходимо для дела.

Тогда Коэн устроился на должность инспектора сети универмагов «Ха-машбир ха-меркази». Прочно утвердившись на новой работе, он женился на Наде, также из семьи выходцев из Египта. Они купили квартиру в Бат-Яме и уже было надеялись на спокойную жизнь, но тут «Моссад» вдруг проявил к нему интерес.

Однако Коэн поначалу воспротивился. Он сказал вербовщикам, что женат, прилично зарабатывает и в данный момент не готов работать в разведке. Да и иврит его остался все таким же «архаичным». Однако «Моссад» продолжал оказывать на него давление и, наконец, в 1960 г. убедил его работать на разведку.

Он прошел интенсивный краткосрочный курс подготовки агента для работы во враждебной стране. Инструкторы были восхищены его способностью молниеносно вжиться в новый образ.

В начале 1961 г. Коэн под видом сирийского предпринимателя Камаля Амина Табета прибыл в Аргентину. Там в то время была многочисленная сирийская община, и он легко обосновался как бизнесмен, получивший большое наследство в Сирии. Быстро завязал деловые и дружеские связи с местными бизнесменами-сирийцами и очень скоро стал одним из постоянных гостей на дипломатических приемах.

В Буэнос-Айресе Коэн подружился с самыми влиятельными из местных сирийцев — Амином Эль-Хафезом, офи-цером-танкистом, одним из давних членов Партии арабского социалистического возрождения (БААС), находившимся тогда в изгнании. Вскоре после военного переворота в Сирии он вернулся в страну и занял ведущее место в партийном руководстве.

После того как Коэн окончательно вошел в доверие сирийских дипломатов и предпринимателей, он получил из Тель-Авива указание прибыть через Египет в Ливан, а оттуда проникнуть в Сирию для выполнения основного задания. Пользуясь дружескими связями, налаженными за границей, он с легкостью пересек границу без какой-либо проверки багажа. А в нем, помимо рекомендательных писем, был спрятан миниатюрный радиопередатчик.

Прибыв в Дамаск, Коэн прежде всего снял квартиру поблизости от двух важнейших центров средоточия необходимой ему информации: Генерального штаба и дворца для гостей президента. С этой точки зрения расположение квартиры, где он поселился, было идеальным: из ее окон он мог видеть военных специалистов разных стран, посещавших Сирию, и сообщать в центр о динамике ее внешнеполитических связей. Наблюдение за Генштабом давало ему возможность догадываться о происходящем там по числу прибывающих туда людей, количеству освещенных ночью окон и многим другим признакам.

Указания из «Моссада» Коэн получал в закодированном виде, слушая по радио арабские песни, транслировавшиеся Израилем «по заявкам радиослушателей». Сам он передавал информацию в центр с помощью портативного радиопередатчика.

Обосновавшись на новом месте, Коэн приступил к активным действиям. Он отправился на местную радиостанцию, где предъявил многочисленные рекомендации от сирийских дипломатов и бизнесменов, с которыми он познакомился в Аргентине. Ему поручили вести радиопередачи, адресованные сирийским гражданам, живущим за границей, в которых он призывал их вернуться на родину и содействовать ее процветанию и развитию.

Постепенно он установил связи с высшими правительственными чиновниками и представителями армейской элиты. Молодой миллионер из Аргентины стал известен как горячий патриот Сирии и личный друг августейших персон высшего общества. Он был щедр на дорогие подарки, давал деньги взаймы, устраивал у себя дома приемы для видных общественных деятелей и бывал в гостях у них. Любимец женщин, он, однако, явно не спешил связывать себя супружескими узами, превыше всего ценя свободу и дружбу.

Со своим лучшим другом, лейтенантом Маази, племянником начальника Генерального штаба сирийской армии, Коэн посещал многие военные и военно-воздушные базы, осмотрел укрепления на Голанских высотах и проехал вдоль сирийско-израильской границы. Лейтенанту Маази нравилось посвящать своего гражданского друга в курс дела, отвечая на его непрофессиональные вопросы.

Коэн настолько вошел в доверие, что ему разрешали фотографировать военные объекты на Голанах. Во время этих посещений ему удалось увидеть чертежи сирийских военных укреплений и карты расположения артиллерийских установок на высотах. Сирийские офицеры с гордостью рассказывали ему об огромных подземных складах с артиллерийскими боеприпасами и другим оборудованием, о расположении минных полей.

Все, что Коэн видел, он назавтра же сообщал своему руководству в Израиль. И так на протяжении трех лет. Именно эту информацию Армия обороны Израиля использовала во время «шестидневной войны».

В июле 1963-го, после очередного военного переворота, президентом страны стал майор Эль-Хафез. Приглашение на банкет по этому случаю получил и Коэн-Табет. Президент даже настоял, чтобы их сфотографировали вместе.

— Моя жена велела поблагодарить тебя за шубу, которую ты подарил ей, — шепнул он, стоя перед фотокамерой.

Коэн с удовлетворением принял эту благодарность, отметив про себя, что деньги «Моссада» были потрачены не зря.

Его связь с президентом укрепилась благодаря тому, что у Эль-Хафеза образовалась опухоль в горле. Коэн порекомендовал ему хирурга, еврея из Франции, при условии, что тому не будет причинено никакого вреда. Эль-Хафез пообещал это, и Коэн выписал к нему врача. Операция прошла успешно, и с тех пор его знакомство с президентом переросло в прочную дружбу.