Живи - Зиновьев Александр Александрович - Страница 18

— В чем дело? — подумал я.

— Эволюция, — услышал я Голос. — Когда-то было опасно выходить на улицу из помещений. И общество стало развиваться так, что люди отгородились от внешнего мира. Потом внешние опасности исчезли. Но люди уже привыкли жить так. И они уже не мыслят о том, чтобы выйти за пределы изобретенных ими ограничений.

— Но как же они должны смотреть на меня? — подумал я.

— Никак, — услышал я Голос. — Они тебя не видят.

— Физически? — спросил я.

— Нет, — услышал я в ответ, — люди привыкли к тому, что снаружи нет никого, и потому ты для них не существуешь, раз ты находишься вне их оболочки.

— Но я же есть! — воскликнул я.

— Это тебе только кажется, — услышал я свой собственный беззвучный голос.

Потом мне приснился одноногий пьяный инвалид, ломавший свои костыли. Мне показалось, этот инвалид был я сам, и что ломал я свои протезы. Я очнулся и уже не мог заснуть до утра. Мне мучительно захотелось, чтобы рядом со мной сидела Невеста, чтобы она положила свою руку мне на голову, чтобы говорила добрые и ласковые слова и чтобы я заснул, успокоенный и умиротворенный. Пусть насовсем. Я готов был заплатить всей оставшейся жизнью за такие минуты. Но Невесты не было. Не было никого. И мне не оставалось ничего другого, как твердить и твердить одно и то же слово: живи!

Живи

Утром я обычно просыпаюсь с сознанием бесперспективности жизни. И как заклинание или как молитву твержу те же привычные слова. Живи! Раз возник, живи. Живи, несмотря ни на что. Родился крысой — живи крысой. Родился орлом — живи орлом. Придет твой срок, и ты исчезнешь навечно. А пока живешь — живи. И радуйся самому факту жизни.

Днем, придя на работу, я снова и снова твержу себе одно и то же: живи! Я гоню прочь мысли о реальности. И живу. И радуюсь самому факту жизни.

Вечером я долго не могу заснуть. И я десятки раз подряд повторяю одни и те же слова. Живи! Раз возник, живи. Живи, несмотря ни на что. Родился тараканом — живи тараканом. Родился крысой — живи крысой. Родился орлом — живи орлом. Придет твой срок, и ты исчезнешь. А пока живешь — живи. И радуйся самому факту жизни.

Среди ночи я обычно просыпаюсь от ужаса одиночества. И я опять без конца повторяю те же слова. Живи! Раз возник, живи. Живи, несмотря ни на что. Родился тараканом — живи тараканом. Родился крысой — живи крысой. Родился орлом — живи орлом. Придет твой срок, и ты исчезнешь. А пока живешь — живи. И радуйся самому факту жизни.

И так изо дня в день я твержу и твержу одну — единственную, состоящую из одного слова, но всеобъемлющую молитву: ЖИВИ!

Серьезный разговор

Не знаю, ставил директор вопрос о моих протезах на бюро райкома партии или нет. Только жизнь шла так, как будто никакого разговора по душам с директором не было. Но вот совершенно неожиданно меня попросили зайти в партбюро. Там помимо секретаря партбюро сидели Гробовой, заместитель директора комбината по научной части и инструктор райкома партии.

— Никак не подумаешь, что у Вас протезы, — сказал инструктор райкома.

— Он у нас уникум, — проговорил заместитель директора. — В волейбол играет. Танцует.

— Ничего особенного, — ответил я. — Тренировка.

— Тут дело не только в тренировке, — заметил Гробовой. — У него особенные протезы.

— Надо сделать эти чудесные протезы достоянием всех трудящихся, — заметил секретарь партбюро.

— Всех?! — изумился я.

— Я хотел сказать, всех нуждающихся в них, — поправился секретарь. — Вот об этом, товарищ Горев, мы и хотим с Вами поговорить. Потребность в современных протезах в нашей стране растет, а мы тут топчемся на месте. Вот Вы изобрели для себя чудесные протезы, но не хотите…

— Я о моем изобретении докладывал не один раз, — прервал я речь секретаря, угрожающую затянуться надолго. — Все материалы, касающиеся моих протезов, известны в отделе и в дирекции комбината.

— Что нужно, товарищ Горев, чтобы довести дело до серийного производства? — спросил инструктор райкома.

— За эти годы он усовершенствовал свое изобретение, — бросил Гробовой, — но поступает эгоистически, не по — партийному, скрывая свое изобретение…

— Никаких принципиальных изменений в мое изобретение я не внес, — ответил я. — Мои достижения суть лишь результат тренировки передвижения на тех самых протезах. Что нужно для того, чтобы их усовершенствовать и довести до серийного производства? Принять их как опытный образец. Изготовить несколько десятков экземпляров. Предложить инвалидам пользоваться ими в течение полугода по крайней мере. Через полгода выслушать их замечания и внести усовершенствования с учетом этих замечаний.

Инструктор райкома счел мои предложения разумными и пообещал поставить вопрос о них на заседании бюро райкома.

Праздник уродств

На прошлой неделе показали американский документальный фильм о безруком феномене, который ногами пишет картины маслом, играет на пианино, вдевает нитку в иголку и делает многое другое. Сотрудники комбината захлебывались от восторга. При этом никто не вспомнил о том, что карикатуры в нашей стенной газете рисует безрукий парень, работающий у нас экспедитором. Правда, он рисует не ногами, а держа карандаши и кисточки в зубах. Но все равно благодаря его рисункам наша стенная газета считается лучшей в районе. Никто рисунки этого парня не собирает. Никто не собирается сделать его выставку. У нас в России не может быть феноменов, последние могут быть лишь на Западе.

Сегодня нам показали западногерманский фильм о фестивале инвалидов. Создатели фильма всячески выставляли на первый план уровень материального обеспечения инвалидов, технические средства, предоставляемые в их распоряжение, льготы трудоустройства. А тот факт, что участники этого праздника уродств были молодые люди, родившиеся уже после войны, а значит — были жертвами прогресса и благополучия общества, этот факт остался совсем не проявленным.

Наше начальство решило обратиться в Областной комитет партии с предложением организовать аналогичный фестиваль инвалидов у нас. Обком идею одобрил и обратился с соответствующим предложением в ЦК КПСС. В Москве приняли решение провести фестиваль инвалидов у нас в Партграде. На подготовку фестиваля дали год. Создана комиссия по подготовке и проведению фестиваля. Возглавляет комиссию второй секретарь горкома партии. Наш директор — его заместитель. Фестиваль предполагается устроить грандиозный. Будут приглашены иностранные делегации. Будут телевидение, пресса. Областное и городское начальство возлагает большие надежды на фестиваль. Благодаря фестивалю город приобретет мировую известность. Рядовые жители города тоже полны энтузиазма. Они надеются, что будет улучшено снабжение города предметами потребления, отремонтируют жилые дома, приведут в порядок улицы. Творческая интеллигенция надеется, что в городе наступит культурное оживление. Одним словом, предстоящий фестиваль произведет перелом в жизни области.

Мнение Социолуха

— Устроители таких праздников уродств не отдают себе отчета в том, какую страшную тенденцию эволюции они оправдывают, — сказал Социолух по поводу фестиваля, — Нарушен биологический механизм самосохранения рода человеческого. Раньше уроды погибали или сознательно уничтожались. Теперь они сохраняются. О них даже заботятся больше, чем о здоровых.

— На то мы и люди, а не звери, — заметил я. — Это гуманно. Ты предлагаешь инвалидов и уродов уничтожать?

— Ни в коем случае. Я лишь констатирую факт нарушения биологических защитных механизмов и предсказываю катастрофические его последствия в будущем. Человечество погибнет не от современных видов оружия и войн, а от избытка гуманизма.

— Вот это теория! Что бы ты сделал, если бы тебе дали полную власть над судьбой инвалидов?

— Я бы увеличил заботу о них по крайней мере вдвое.

— Как тогда тебя понимать?!