Современная американская повесть - Болдуин Джеймс - Страница 49

Среди прочего Маст отметил, что оба пулеметчика ни разу не оторвали глаз от невидимого в ночной черноте моря, даже когда разговаривали. Что касается этих двоих, Масту ничего не стоило бы взять пояс с кобурой, пистолетом и патронными сумками и выйти. Но Маст не рассчитывал, что цель окажется такой доступной, он пришел только для разведки. И не в силах был сделать последнее решительное движение рукой. Поболтав с пулеметчиками, он встал и вышел.

Ниже по склону было пологое место, где спали на ветру такие же, как Маст; он лег на каменистую землю, завернулся в одеяла, накрыл голову своей полупалаткой и закурил. Брать надо было сразу; теперь ничего не остается, как опять идти. В другой раз Винсток вряд ли его так оставит. Удивительно еще, что в этот раз оставил. Не знает, наверно, как его пробовали украсть ночью. Маст никому не рассказывал. Однако он долго не мог собраться с духом. Аккуратно загасив вторую сигарету рядом с первой, прежде чем открыть голову, Маст вылез из одеял и пошел наверх.

Все оказалось до смешного просто. Вначале Маста беспокоило еще и то, что надо взять пояс Винстока. Пояса в армии крали чрезвычайно редко, тем не менее на каждом с внутренней стороны была написана чернилами или проштемпелевана фамилия владельца и номер. Взять его — речь пойдет о краже военного имущества, в то время как к самому пистолету это не относится. Конечно, можно бросить пояс, хотя бы со скалы, но вопрос о краже имущества все равно останется, и Винсток использует это официально — против Маста.

Он разрешил затруднение легко и просто. Просто спустился к норе, пробормотал что-то насчет бессонницы — в этом ветреном, каменистом, неуютном месте она ничьего удивления не вызывала, — а затем, продолжая разговаривать с двумя сонными пулеметчиками, которые отвечали ему, но ни разу при этом не обернулись, отстегнул кобуру с пистолетом от пояса Винстока, пристегнул к своему поясу, а его пояс положил на место. Собственная дерзость изумила Маста так же, как простота самой задачи. Снова застегнув на себе пояс с пистолетом, он вынул запасные обоймы из подсумка Винстока и засунул в свой. Потом он попрощался, вышел и снова улегся, с пистолетом на боку. Только и всего. Когда Маст застегнул поверх пистолета рубашку и поднял молнию на куртке, он испытал ни с чем не сравнимое облегчение. Он чувствовал, что опять спасен, что опять появилась надежда уцелеть. И к черту капрала Винстока. Гнездившееся где-то в глубине сомнение заставило его проверить номер на пистолете, он нехотя сделал это и убедился, что пистолет — его.

На другой день при встрече маленький капрал посмотрел на Маста с ненавистью, но, кроме ненависти, в его взгляде была изрядная доля почтения, которого Маст прежде не замечал. Судя по всему, Винсток смекнул, что именно произошло прошлой ночью. Маст ему ничего не сказал, и он ничего не сказал Масту. После этой истории Маст с Винстоком вообще не разговаривал — только по делам службы, — точно так же как не разговаривал с О’Брайеном. Но О’Брайен, хоть и не разговаривал с Мастом, видимо, был доволен тем, что у Винстока сорвалась эта двойная афера, которую он хотел провернуть и с ним и с Мастом.

Когда наблюдатели, с бескорыстным любопытством следившие за эволюциями пистолета, спрашивали о нем Маста, тот отвечал, что просто передумал и выкупил его у Винстока.

Если Винсток и опровергал его объяснение, то Маст об этом ничего не слышал.

Глава 7

Минирование дороги вызвало несколько неожиданных перемен в жизни всех солдат на Макапу. Перемены эти не сразу стали очевидны, а обозначивались постепенно, с течением дней и даже недель. И были они, почти все, к лучшему. Первая перемена, сказавшаяся на всех — и на Масте с его пистолетом, — произошла через педелю с лишним после того, как Маст украл свой пистолет у Винстока. Для охраны шоссе перед минированным местом с их позиции выделили постоянный отряд в пять человек.

Предыстория у этого дорожного охранения была сложной. Но ее очень просто объяснить одной фразой, которая прекрасно служила и служит в армиях всего мира: «Кто-то напортачил». «Кто-то» забыл. И никогда, конечно, не узнать, кто был этот «кто-то».

Когда заряд был размещен, то есть стал фактором физическим, и требовал, чтобы к нему относились как к таковому, в штабе вспомнили, что охрана этого важного и потенциально опасного объекта не обеспечена. При разработке и увязке планов обороны острова планировщики как-то забыли выделить людей, оружие и оборудовать закрытые позиции для охраны минированного участка на мысе Макапу. Поэтому в октябре и ноябре, когда строили позиции на берегу, тут не было построено ничего. Потом спохватились, что сильный неприятельский дозор, высланный с плацдарма где-то на тридцатикилометровой береговой линии в долине Канеохе (а что японцы в состоянии захватить плацдарм, никто не сомневался), сможет выйти ночным маршем к предгорью, вступит на шоссе и с легкостью захватит минированный перешеек. Все укрепления на Макапу смотрели в сторону моря. Выйдя из них, чтобы отразить нападение с тыла, люди были бы перебиты на месте. О том, чтобы противника остановили пятеро саперов, не приходилось и говорить. По существу, этот очень важный и очень опасный стратегический объект представлял собой большую брешь, в которую противнику оставалось только прыгнуть. И вот, чтобы исправить этот промах, через неделю после того, как заложили заряд, с пехотной позиции на Макапу было выслано пять человек для охраны дороги.

Событие это, хотя, конечно, и повлияло на жизнь их маленького гарнизона, самого Маста с его пистолетом могло бы и не затронуть. Но оказалось, что командовать заслоном молодой лейтенант приказал начальнику Маста — его отделенному. Того поставили командиром и, поскольку задание было гибельным, велели самому подобрать людей из числа добровольцев. Вот так и получилось, что однажды днем, когда свободный от дежурства Маст сидел и грелся на солнышке (работы у него тоже не было), к нему подошел командир отделения и спросил, не хочет ли он в этот новый отряд, охранять дорогу.

На Макапу все, конечно, знали про новый отряд. Солдаты любят рассмотреть профессиональным взглядом и обсудить всякие новые распоряжения начальства, которые решительным образом затрагивают их жизнь, — даже если от них самих тут ничего не зависит. Поэтому на Макапу солдаты всё понимали про заслон, про оплошность, которая вызвала его к жизни и которую он должен прикрыть, а также про новый план, который, будучи приведен в действие, превратит это дорожное охранение в самую настоящую западню, а солдат — в смертников. Пятеро солдат (из них одни с автоматической винтовкой Браунинга) должны занять постоянную позицию у водопропускной трубы под склоном, где дорога поворачивала и спускалась на равнину. Если противник высадится, их задача — сдерживать разведывательные группы до тех пор, пока не подорвут заряд. После этого они действуют по своему усмотрению и могут пробираться к своим как сумеют. Все понимали, что это значит. Вот почему они считались смертниками и отряд набирали из добровольцев.

Как ни странно, зная это, каждый на Макапу стремился попасть в отряд, и попавшему завидовали. Причину объяснить нетрудно. Кроме того, что доброволец выходил из опостылевшего загона, по этому шоссе ездили на городской базар грузовики. А в дополнение к неприятной обязанности сдерживать будущие японские дозоры отряд имел приказ останавливать все перевозочные средства и обыскивать их на предмет возможной диверсии. Как только охранение начало действовать, на позиции, охваченной кольцом колючей проволоки, сразу стали появляться свежие фрукты, бананы, конфеты, бутылочки кока-колы и «севен ап», а то и заветная 0,75 виски. Но если позиция в целом пользовалась этими благами в малой степени, пятеро на дороге жили, как цари. Впервые с начала войны солдаты на Макапу, по крайней мере пятеро из них, вкусили щедрой гражданской любви и обрели, можно сказать, приемных родителей, каких давно уже нашли в домах по соседству солдаты с лучших прибрежных позиций. Каждый из пятерых почти сразу выбрал себе любимого — если не любящего — поставщика, который ежедневно доставлял ему не только образчики своих рыночных товаров, но и кое-какие мелочи из дому. И что еще важнее — они, эти пятеро, могли разговаривать с людьми, то есть не солдатами. Почти с любыми людьми. А среди них попадались женщины. С женщиной поговорить — лучше, чем ничего, хотя от разговоров голод только лютел. Не было такого рядового на Макапу, который не желал бы рискнуть отдаленным будущим, где маячил японский дозор, ради сегодняшних, маленьких, но для него роскошных благ.