Око Силы. Трилогия. 1937 -1938 годы - Валентинов Андрей - Страница 34

«Костя» не пришел через два дня, не пришел и через три. Юрий смог спокойно дописал свою импровизированную статью, перечитал и остался доволен. Конечно, местами написанное походило больше на памфлет, чем на научную работу, но ничего менять не хотелось. Решив оставить все, как есть, Юрий сложил листки стопкой и принялся за книги.

Его не трогали. Надзиратели были молчаливы, но достаточно вежливы. Еда, естественно, оказалась вполне тюремной, зато ему позволили гулять. Почему-то Орловский представлял тюремные прогулки как хождение по кругу в огромном дворе, окруженном высокими стенами. Вышло же все совершенно по-другому.

Перед первой прогулкой «вертухай» объяснил несложные правила. По хлопку надлежало повернуться к стене и ждать, пока последует другой хлопок. Разъяснений не было, но после первого же случая, Юрий, успел заметить, что по коридору идет кто-то другой в сопровождении конвоира. Очевидно, здесь хотели оградить зэков даже от мимолетного знакомства. Итак, хлопок – лицом к стене, снова хлопок – иди дальше...

Его повели почему-то не вниз, во двор, а наверх. Пахнуло свежим ветром, и Юрий оказался в небольшом пустом дворике, действительно окруженный стенами, по периметру которых была натянута густая «колючка». Осмотревшись, он сообразил, что находится на крыше, а рядом, за стеной, размещены такие же дворики. Никто не требовал ходить по кругу. Можно было просто стоять у стены, дышать холодным осенним воздухом или курить, поглядывая на затянутое тучами сентябрьское небо.

На обратном пути, после очередного хлопка, Юрий постарался стать так, чтобы заметить того, кого должны были провести мимо. Удалось разглядеть военную форму со споротыми петлицами, бледное, небритое лицо. Этого человека Орловский не знал. Да и чему удивляться? Среди сотен тысяч зэков у Юрия, конечно, были знакомые, но едва ли они окажутся в этой странной тюрьме...

Итак, Орловский взялся за книги, сразу же пожалев, что его «опекун», вероятно в приступе служебного усердия, принес лишь научные издания. Юрия много дал бы за то, чтобы здесь оказалось старое, еще дореволюционное издание Овидиевых «Метаморфоз» или хотя бы читанная в детстве нравоучительная повесть про маленького лорда Фонтлероя.

На четвертый день он не выдержал и обратился к надзирателю. Тот удивился: оказалось, в тюрьме существовала библиотека. Через полчаса худой молчаливый зэк принес три книги – выбирать здесь, очевидно, не полагалось.

Юрию не повезло. Первой книгой оказался «Цемент» товарища Гладкова, которую он даже не стал раскрывать. Другая была столь же идейно выдержанной – «Падение Даира» бывшего красноармейца Малышкина. Третья же, сборник повестей мадам Чарской, заставила Орловского вздрогнуть – от подобного чтива его воротило еще в детстве. Юрий решил выбрать наименьшее зло и засел за Малышкина.

«Костя» появился на пятый день, волоча раздувшийся от бумаг портфель.

– Эннах, Юрий Петрович! – улыбнулся он с порога, с облегчением ставя портфель в угол.

– Энна, эд-эрх, Константин, – хмыкнул в ответ Орловский. – Решили перейти на дхарский?

– Ну... Вы же сами, Юрий Петрович... Произношение у меня как?

– Скверное произношение, – не без удовольствия сообщил Орловский. – Впрочем, у меня не лучше. Дхарская фонетика совсем не похожа на русскую. Гортанные звуки...

– Ну да, ну да... Малышкиным увлеклись, Юрий Петрович? И как вам?

Орловский поразился: «Падение Даира» лежало на столе вниз обложкой. Не иначе, этот тип предварительно наведался в библиотеку.

– Любопытно. Два мира... Товарищ Малышкин очень неплохо сумел показать и белых, и большевиков. Культура, эстетство, нервы – и тупая тьма...

– Эк вы! – крякнул «Костя». – Вас послушать, так вы сами у Врангеля воевали!..

...В 20-м Юрию было шестнадцать. Он хотел уехать на фронт, надеясь добраться до Крыма, но заболела мать. А в ноябре, когда над Столицей падал первый мелкий снежок, газеты сообщили, что красные уже в Севастополе...

– Написали? – зоркие глаза энкаведиста разглядели аккуратную стопку исписанных страниц. – Вот и хорошо, Юрий Петрович, вот и замечательно! А я вам кое-что принес...

«Костя» раскрыл портфель, долго в нем копался и достал оттуда серую папку.

– Узнаете?

Юрий узнал сразу. Его незаконченная работа по дхарскому эпосу!

– Вот, прошу. Будет время – допишите. Я, признаться, не утерпел – прочел...

– По долгу службы? – не удержался Орловский.

– Ну конечно! Именно по долгу службы, – улыбка «опекуна» свидетельствовала о том, что пронять его трудно. – Но прочел с интересом. С огромным интересом, Юрий Петрович! Жаль, не издано.

– Так эпос тоже не издан, – пожал плечами Орловский.

– Вот-вот. Это плохо...

– То есть? – «Костя» не уставал удивлять. – Он же феодально-байский и вообще классово чуждый!

Энкаведист вновь улыбнулся – весело и немного снисходительно:

– Юрий Петрович, эпос – голос народа. Он не может быть классово чуждым. Другое дело, в процессе записи и редактирования в него были внесены искажения. Ведь «Гэгхэну-цорху» был сильно обработан в XV веке, может, даже полностью изменен, ведь так?

Вот это да! Это была мысль, которую в свое время поддерживал сам Орловский. Но об этом говорилось лишь на заседании сектора, среди своих!

– Но ведь эти изменения, – не выдержал Юрий, – касались не роли трудового народа, а идеологических мотивов. Те, кто редактировал эпос при Фроате и Гхеле, могли убрать разделы, где говорилось о роли старого жречества, о старых богах...

– Но, Юрий Петрович! – улыбка сменилась откровенным недоумением. – Ведь тогда складывалось дхарское государство, и тот же Фроат мог приказать убрать все, что касалось жизни племен до объединения, ну и, естественно, народной борьбы против новой власти!

...Нокаут. Это был его собственный аргумент, который Орловский высказал тогда же на дискуссии в секторе. Высказал – но нигде не записал. Да, Терапевт прав: в Большом Доме работают не только дураки и фанатики...

«Костя» вновь усмехнулся, как бы подведя черту в научном споре, и торжественно извлек из портфеля огромную пачку бумаг.

– А это узнаете?