Кремль 2222. Кенигсберг - Выставной Владислав Валерьевич - Страница 41

– Что он тут тебе втирал? – с подозрением спросил Зигфрид. Вроде бы даже как-то ревниво, чего раньше за ним не наблюдалось. – Про янтарь свой волшебный рассказывали, небось? Про Алхимика, да?

– Да так, – сказал Книжник. – Много любопытного поведали.

– Рассказали, почему здесь одни дети? – быстро спросил вест.

– Ну, они не совсем дети… – начал было Книжник.

Но Зигфрид оборвал его:

– Это они пусть друг другу рассказывают, в своих детских страшилках. Даже если все эти штуки с Алатырем и Алхимиком правда, это не меняет сути. Физически они дети, и я просто в толк не возьму, как они до сих пор удерживают такую стратегически удобную позицию. Я про Логово говорю.

– Я понял, – отозвался Книжник. – Ну, Герцог утверждает, что им удается скрывать от других группировок свой «проект» с «детьми будущего».

– Чушь, – отрезал Зигфрид. – Как можно что-то скрыть там, где идет постоянная грызня за ресурсы и просто за выживание? Ты сам в это веришь?

Семинарист пожал плечами. После еды по телу разливалась приятная сытость и не хотелось пускаться в долгие споры. Но воина, похоже, что-то беспокоило. И не прислушаться к нему было нельзя: у веста острое чутье на близкую угрозу.

– Так в чем наша проблема?

– Проблема в том, что нас ищут. Точнее, не нас, а эту радиоактивную хреновину – я ее в «чистилище» оставил.

– Надо было ее просто отдать этим бандюгам, – буркнул Книжник. – Толку от нее – кроме дополнительной дозы облучения?

– Вот так прямо и отдать? – Зигфрид презрительно скривился. – Разве ты не понимаешь, что это – наш единственный козырь в игре, правил которой мы не знаем?

– Возможно, – не стал спорить Книжник. – И что ты предлагаешь?

– Выяснить, что это за вещица и для чего предназначена. И уж потом думать – отдать ее, продать, обменять на какие-то услуги. Или использовать самим.

– Я согласен с Зигфридом, – сказал Тридцать Третий. – Как вы знаете, я неплохо разбираюсь в технике, но понятия не имею, зачем эта штука нужна людям, не собирающимся устраивать ядерный взрыв.

– А кто сказал, что они не собираются это сделать? – поинтересовался Зигфрид.

На это возразить было нечего. Да это и не было главным вопросом, вставшим перед друзьями. Что делать дальше – вот главный вопрос.

– Я тут поговорил с местными, – сказал Зигфрид. – Странное дело: они считают, что уйти из города за пределы Кенигсберга нельзя. Мол, там одни лишь Выжженные земли.

– При этом время от времени кто-то сюда приходит, – добавил Тридцать Третий. – Оттого здесь так людно.

– Я уже слышал такое, – кивнул Книжник. – От старика в таверне. Но мало ли что они здесь говорят? Это ведь не значит, что отсюда действительно нельзя выбраться?

– Может, и нельзя, – странным голосом сказал Зигфрид. – Что, если весь этот город – и правда как будто в одном гигантском Поле Смерти? Помнишь, как было у Бункера?

Книжник помнил. Он до сих пор не был уверен – было происшедшее с ними реальностью или коллективной галлюцинацией. Но то, Поля Смерти способны менять реальность, само пространство и время, – это известно давно. Вообще, каждое Поле Смерти – оно индивидуально, и убивает по-своему. Одно – с беспощадной быстротой. Другое – медленно, мучительно, словно смакуя страдания жертвы. И потому нельзя исключать, что здесь – та же история. Если, конечно, все это не местный фольклор.

– В любом случае, мы не узнаем, пока не проверим, – упрямо сказал Книжник. – Нужно искать выход – и мы его найдем.

Легко сказать – найдем выход. Сутки он просто провалялся в койке – вырубившись и забывшись тяжелым, как бетонная плита, сном.

Снились черные волны и ржавые железные корабли – почему-то пустые и мертвые, как «Летучие голландцы» постъядерной эры. Сам он болтался по волнам на утлой дырявой лодке, едва успевая вычерпывать воду простреленной немецкой каской с «рожками», бессильно пытаясь понять, откуда взялась в его руках эта атрибутика Первой Мировой войны? Он все черпал и черпал – но вода выливалась из пулевых отверстий и все его усилия были тщетными. Казалось, этот Сизифов труд будет длиться вечность. Но вот откуда-то из-за горизонта, заслоняя небо, стала надвигаться гигантская тень.

Это был корабль – настолько громадный и страшный, что кровь стыла в жилах. И оружие его было страшное, не похожее ни на что, – вздымающиеся к небесам ветвящиеся огненные плети, которые тяжело и грузно обрушивались в воду, поднимая новые волны и столбы брызг. Вот уже повержены мертвые корабли – «плети» перерубали их пополам, как пустые картонки, и, вспыхивая синим мертвым огнем, они уходили в пучину.

Но он знал: этот корабль пришел не за мертвыми кораблями. Он пришел по его душу. И, задыхаясь от натуги, он греб этой бесполезной каской – а лодка лишь крутилась на месте, не в силах сдвинуться с места. Страшный корабль все надвигался, нависая над ним железной горой, и от него уже веяло ледяным холодом могилы. Впереди него, вздымаясь бурунами, шла гигантская волна, а следом ее вспарывал черный, изъеденный солью и временем форштевень. Еще несколько секунду – и маленькую лодку с испуганным пассажиром раздавит, смешав с волнами.

Не выдержав, Книжник закрыл лицо руками и закричал.

Но крик потонул в скрежете металла, хрусте костей. Его крутило и ломало, затаскивало в пучину, и он молил Бога, чтобы все поскорее кончилось. Но проклятая тряска все не заканчивалась. Парень замахал руками, пытаясь выплыть с убийственной глубины.

Новый удар вернул его к реальности.

– Ты чего? – донеслось до него сквозь толщу воды. – Это же я!

Книжник узнал голос Герцога и только потом ощутил, что задыхается, – он до сих пор удерживал дыхание, чтобы не захлебнуться в воображаемой воде. На деле же он слабо барахтался на ледяном полу своей белой «карантинной» камеры. Детей отсюда давно забрали угрюмые воспитатели из «истинно взрослых», так что в комнате оставались двое: он и нервно тормошащий его Герцог.

– Хватит руками махать! – прорычал тот. – Вставай уже!

– Что такое… – задыхаясь, пробормотал семинарист. – Что стряслось?

– Беда! Пророчица…

– Что – Пророчица?!

Его как будто ударило током. В мозгу прояснилось, тело само приняло вертикальное положение. Он таращился на Герцога, на котором буквально лица не было. Как не было и вопросов: случилось действительно что-то серьезное.

Через несколько минут он уже сидел за большим, потемневшим от времени столом. Помимо Зигфрида, Тридцать Третьего и Герцога под сводами опустевшего вдруг собора присутствовало трое «истинно взрослых» и Барон собственной персоной. Последний, со своим открытым светлым взглядом и не сползающей полуулыбкой, смотрелся чужеродно среди озабоченного вида мрачных мужиков. Впрочем, держался он более чем уверенно и даже властно. То, с каким вниманием прислушивались к нему «истинно взрослые», свидетельствовало: авторитет у него отнюдь не «дутый».

Никого из амберов видно не было – они заняли оборону.

– Сколько их? – быстро спросил Барон.

– Три основные группы – четко перекрывая наши основные пути, – отвечал один из «взрослых» – сухощавый, преждевременно поседевший, мрачный. – С десяток бойцов прямо напротив главных ворот.

Книжник уже знал этого человека: это был Конрад, один из тех, кому было позволено выходить за пределы внутренней карантинной зоны. Он-то вместе с напарником и встречал Книжника из большого мира в костюме химзащиты.

– Что за группировка – уже установили? – деловитым тоном продолжал Барон.

– Банды Семи Ворот, – каким-то дребезжащим голосом ответил Конрад. – И такое ощущение, что все, в полном составе.

– С чего ты взял?

– Сужу по количеству. И, похоже, они с собой весь арсенал притащили.

– Дело дрянь, – упавшим голосом сказал Герцог. – Они не должны были этого делать.

– Что значит – не должны? – вмешался Зигфрид. – Разве бандиты когда-то отчитывались перед вами в своих действиях?

Барон скривился и проигнорировал вопрос. Это неприятно удивило Книжника и еще больше добавило напряжения в обстановку. Только теперь он заметил, что гостей местные намеренно избегают взглядами.