Кремль 2222. Кенигсберг - Выставной Владислав Валерьевич - Страница 17

Снова неровной чередой раскатисто загрохотали пушки. Били, судя по всему, по берегу. Встав на колени, ощущая, как все тело ломит от неудобной позы, Книжник позвал:

– Эй, сосед! Как там тебя? Косматый!

Сосед не ответил. Книжник крикнул громче – ответа не было. Узник то ли спал, то ли не был настроен на общение. В любом случае, кричал парень напрасно. Потому как вместо соседа рядом с клеткой возник Балабол.

– Ты чего разоряешься? – с прежней дурашливой дружелюбностью поинтересовался бандит. – Совсем одурел от скуки? Так мы тебе быстро развлечение найдем. Кэп у нас по этой части мастак!

Книжник едва не ляпнул, что уже, мол, познакомился с художествами Кэпа. Но прикусил язык: не хватало только, чтобы этому гаду стало известно, как он свободно разгуливает по кораблю. Поэтому и просипел первое, что пришло в голову:

– Пить хочу. И есть.

– Экий ты нежный! Всего сутки в клетке – а уже и есть ему, и пить! С такими претензиями ты у нас долго не протянешь! Придется твоим дружкам твой труп отдавать, а это для бизнеса не слишком хорошо!

– Ну ты и сволочь… – бесцветно бросил Книжник. Ему действительно стало вдруг все равно, даже чувство голода притупилось. Только горло продолжало першить от сухости.

– Да ладно, тебе. На! – Балабол швырнул в клетку какой-то грязный кусок и придвинул ногой емкость с водой от соседней клетки. – Я ж не червяк какой, я Вольный, я ваше гостеприимство помню. Жри и пей от пуза!

Расхохотавшись своей шутке, он стал наблюдать, как Книжник с омерзением вглядывается в мятую ржавую миску с мутной водой. Жажда мучила страшно, а потому, преодолев отвращение, он зачерпнул сквозь решетку воды ладонью, влил в рот. Пахнуло немытым зверьем. Но жажда была сильнее брезгливости, и он смог зачерпнуть еще пару пригоршней, после чего обратил внимание на брошенный кусок еды. Именно еды – потому что застывшая черная масса не имела аналогов в его зрительных и вкусовых воспоминаниях. На вкус кусок напоминал сухой и пресный жмых, от которого снова захотелось пить.

Балабол поднял взгляд на решетку за спиной Книжника. Залихватски присвистнул, очевидно подзывая второго заключенного.

– Эй, Герцог! Хорош дрыхнуть! Невежливо так друга встречать!

– Морские гады – твои друзья, – глухо донеслось из-за решетки.

– Ну как знаешь, – ничуть не обидевшись, сказал Балабол. – Хотел тебе вечером гостинцев забросить – так теперь не дождешься!

– Гостинцы-то, небось, у посадских отбирать будешь?

– А у кого ж еще? – Балабол недобро усмехнулся. – Они провинились – им и расплачиваться! Ладно, нет времени с вами трепаться, на берег пора. А за вами пока этот мальчонка присмотрит. Вы уж его не обижайте, а?

За спиной Балабола возник устрашающий силуэт какого-то затянутого в кожу громилы. Деформированное лицо с небритой квадратной челюстью и единственным глазом навыкате никак не настраивало на душевное общение. За поясом «мальчонки» торчал топор с любовно отточенным лезвием, за собой же этот тип волочил железный шар на черной цепи.

Балабол, посмеиваясь, удалился. Громила же покрутил своим жутким глазом с кровавыми прожилками и направился к клетке с гориллоподобным. На этот раз мут не стал проявлять агрессивности, а враз сник, будто соизмерив собственные силы с надвигающимися. Наступив, как на ступеньку, на клетку с какими-то извивающимися то ли щупальцами, то ли змеями, охранник приподнялся – и уселся прямо поверх «гориллы». Если таким образом он хотел закрепить свое превосходство на вверенной ему территории, то это вполне удалось: гориллоподобный как-то сник, успокоился и принялся делать вид, будто ищет в своей шерсти паразитов.

– Альфа-самец определился без боя, – тихонько сообщил за спиной косматый. – Да ты не бойся, Бугай туг на ухо.

– Так значит, тебя Герцогом кличут? – скосившись на косматого, произнес Книжник. – Это как – прозвище или титул?

– Почетное звание, – проворчал косматый. – Оттого и не называю имени незнакомцам, что на дурацкие вопросы отвечать не люблю!

– Да ладно, – примирительно сказал Книжник. – Хорошее имя. Ну, хочешь, я тебя буду не Герцогом называть, а так, как сам придумал?

– Это как же?

– А Косматым!

– Тьфу ты! – узник озадаченно пожал плечами. – Нет уж, шут с тобой, лучше давай Герцогом.

– Договорились!

Корабль содрогнулся, что-то заскрежетало, металлически затрещало. Над палубой разнесся гул тяжелых подошв, следом послышался явственный всплеск.

– Шлюпки спускают на воду, – прислушавшись, прокомментировал новоявленный Герцог. – На расправу, небось, отправляются.

– Я не понимаю…

– А чего непонятного? Вчерашние беглецы – они, небось, из этой общины. А община за своих в ответе. Вот и огребут по полной. Залпом их уже припугнули, теперь идут урок закреплять.

– И что же, опять убивать всех станут?

– Ну почему сразу всех? Кэп, конечно, живодер знатный, но не в его духе лишать себя источника дохода. Покромсают у всех на глазах старосту, бабу его по кругу пустят – чтобы другим неповадно было, да и всех дел.

– Ты так спокойно говоришь об этом! – не выдержав, семинарист повысил голос. – Будто они и не люди вовсе!

– А если я буду психовать по каждому поводу, я сам в этой клетке спячу! – огрызнулся Герцог и друг изменился в лице. – Все, тихо, тихо…

Книжник не понял, что имеет в виду товарищ по несчастью, и бросил вслед еще что-то обидное. Но его оборвал свирепый рык сверху:

– А ну, что рты раззявили?! В клетках молчать положено!

И в подтверждение своих слов грохнул с размаху по клетке железным шаром на цепи. Книжник сжался, пытаясь прогнать звон из ушей. А Бугай и не думал успокаиваться. Что-то ему не понравилось в пленнике, он сверлил его взглядом единственного глаза, словно ища, к чему придраться.

И нашел. Потянул руку к щеколде, сдвинул ее в сторону, снова задвинул, соображая. И вдруг злобно запыхтел, раздувая ноздри, прорычал:

– Ты что это, самый умный, да?!

– О чем ты? – пробормотал Книжник.

– Замок куда дел, падаль?! – зарычал громила. – Это тебе что, проходной двор или клетка? Тебя посадили сюда, чтобы ты страдал, а не прохлаждался в свое удовольствие! И я тебя заставлю страдать!

Книжник лишь успел лихорадочно подумать, что, видать, этому парню не дают покоя садистские лавры Кэпа, как дверца клетки жалобно скрипнула, распахнувшись, и грубая рука клещами ухватила его за щиколотку, потащила наружу. Распластавшись на палубе, семинарист в ужасе наблюдал, как Бугай взвинчивает сам себя, колотя железным шаром по палубе в сантиметрах от лица парня. Одно неверное движение – и его голова превратится в кровавое месиво. От грохота в ушах стоял болезненный гул, и мут-горилла в своей клетке, возбудившись происходящим, возобновил свою дикую пляску, сопровождая ее свирепыми нечленораздельными звуками.

– Прекрати, Бугай! – зычно крикнул Герцог. – Балабол тебе этого не позволял!

– А где он, Балабол? – оскалился громила, прекратив колотить цепью и шаром. – Он там, на берегу. И Кэп там! И кто мне запретит прикончить этого пижона при попытке к бегству?!

– Смотри, как бы тебя самого Кэп не запустил «журавликом»! – с угрозой произнес Герцог. – Оставь парня в покое!

– Ты что, дерьмо, угрожаешь Вольному? – Бугай вроде бы даже оторопел поначалу, но тут же осклабился в улыбке – словно поймал собеседника на слове. – А ты знаешь, что за это полагается?

– Перестань, Бугай, – уже примирительно сказал Герцог. – Ну, побушевал – и будет…

Вместо ответа громила с удвоенной силой грохнул железом у самого уха Книжника. От резкого звука потемнело в глазах. Книжник попытался подняться на ноги, но ударом ноги был снова отброшен навзничь.

Похоже, слова Герцога задели громилу – или же он не мог устоять перед ничем не ограниченной властью над чужой жизнью.

– А давай поиграем, малыш, – вкрадчиво проговорил Бугай, поигрывая цепью, отчего та выписывала по железу волны, издавая змеиное шипение. – Я дам тебе шанс добежать до борта. У вернешься от моей цепи – будешь жить. Нет – значит, такова твоя судьба!