Ставка на бандитов - Доренко Виктор - Страница 47

Подняв бессознательное тело Окатыша, парни донесли его до машины и погрузили в багажник, как мешок с гнилой картошкой.

«БМВ» сорвался с места, оставляя позади себя густое облако пыли.

Не доезжая до поста ГАИ на Ленинградском шоссе, Паша свернул на Кольцевую и, вклинившись в плотный поток транспорта, устремился в сторону Рублевской трассы.

Нервничая и беспрестанно нажимая на клаксон, он пытался пробиться в образовавшейся пробке — неподалеку дорожное СМУ воздвигало разделительное ограждение, и, судя по всему, это было надолго.

— Вот суки, — в сердцах выругался гигант в адрес рабочих, — не могут ночью строить. Перекрыли все движение.

— Не суетись, — спокойно возразил сидящий рядом парень, — за нами никто не гонится, а к Дюку мы и так не опоздаем.

Понадобилось больше часа, чтобы красный автомобиль, проделав не такой уж длинный путь, въехал в ворота особняка…

Открыв багажник, громила одним рывком вытащил оттуда пришедшего в себя Окатыша. Лицо последнего походило на треснувший арбуз: нос свернут в сторону, под глазом набух огромный синяк, на пепельных небритых щеках запеклась кровь.

К приехавшим подошел хозяин дачи и, бросив брезгливый взгляд на жертву, спросил, обращаясь к своему помощнику:

— А где остальные?

— Эта паскуда застрелил Чилима и сломал нос Грише, — Паша ткнул пальцем в грудь Окатышу, — Русик с Вовочкой повезли того в больницу.

Взяв жертву за подбородок, Зеленцов сквозь зубы процедил:

— Что же ты, петушара, сначала бросил друзей в беде, оставив их на растерзание легавым псам, а потом вообще в бега ломанулся? Думал, не поймаем? Ну рассказывай, как ты докатился до такой жизни?

Допрашиваемый уныло молчал. Если раньше у него еще теплилась призрачная надежда на спасение, то теперь он твердо знал, что его ждет.

— Что же ты, ублюдок, в своих начал шмалять, — продолжал Дюк, — поступил бы как настоящий мужчина, а не как блядь привокзальная, готовая подставить жопу под любого, лишь бы ей шкуру не попортили, взял бы и застрелился.

— Дюк, я не хотел, — жалобно запричитал Окатыш, — это случайно получилось…

— Стреляться не хотел? Или не хотел стрелять? — уточнил Зеленцов.

— Стрелять… — еле слышно прошептал предатель.

Обернувшись к своему подручному, хозяин особняка, поморщившись, сказал:

— Уберите от меня этого пидера.

— Куда?

— В подвал его, и мучить, мучить, пока не сдохнет, падла.

— Что с трупом делать? — деловито осведомился Паша, ибо до смерти Окатыша в лучшем случае оставалось несколько дней.

Дюк осклабился.

— Потом закопаете в лесу и вобьете осиновый кол в его паскудную грудь, чтобы такая тварь больше на свет не появлялась.

Подхватив Окатыша под мышки, Паша с «быком» поволокли того в сторону сарая, где был оборудован подвал, используемый как камера пыток. Жертва отчаянно, из последних сил сопротивлялась, но гигант одним ударом вышиб из него сознание и, перехватив поудобней обмякшее тело, понес к месту казни…

Пыточная представляла собой кубическое помещение, выстроенное из железобетона. В одну из стен была вмурована стальная цепь, оканчивающаяся металлическими кандалами. На песчаном полу стояли две алюминиевые миски, похожие на собачью посуду. Одна предназначалась для воды, а вторая — для отправления естественных нужд. В углу помещался небольшой слесарный верстак с прикрученными к нему тисками.

Заковав жертву в кандалы, гигант обратился к своему товарищу:

— Пойди принеси ведро воды, бейсбольную биту и инструмент.

Спутник здоровяка молча отправился выполнять приказ. Вернулся он минут через пять, держа в одной руке большое эмалированное ведро с водой, а в другой метровую палку с утолщением на конце и чемоданчик автомобильного инструмента.

Подхватив ведро, Паша вылил в лицо Окатыша почти все его содержимое. Тот открыл глаза и тупо уставился на присутствующих.

— Смотри, дешевка, — гигант разложил на полу всевозможные ключи и пассатижи, — это все для тебя. Для тебя стараемся, гнида, петушила додбаная. Сначала мы тебе сломаем пальцы, потом приведем в чувство, — принялся пояснять он назначение принесенного, — а затем начнем загонять под ногти иголки. В конце представления, коли ты, конечно, дотянешь до этого, мы зажмем твои яйца в тиски и начнем потихоньку закручивать. Дальше, я уверен, ничего не понадобится — так долго ты не протянешь. А если вдруг в тебе проснется зверская сила, я тебя успокою вот этой битой, — горилла покрутил в руках бейсбольный снаряд, как бы прикидывая его вес.

— Паша, не надо, — запричитал бывший бандит, — я не хотел… так само получилось… — затянул он старую песню.

— Почему?

— Не надо… Больно будет…

Паша не мог не согласиться с последним аргументом предателя.

— Конечно же, больно, еще как больно!.. Ты знаешь, негодяй, что из-за тебя погибли шесть нормальных пацанов, каждый из них стоит десяти таких гандонов, как ты. — Лицо говорящего светилось злобой. — Если бы ты, грязный вафлист, не обосрался за свою вонючую шкуру, они остались бы живы.

Не в силах больше сдерживаться, Паша с силой обрушил биту на спину жертвы. Тот завизжал, как недорезанная свинья, заметавшись по подвалу, — насколько позволяла длина цепи.

— Подожди, — остановил гиганта помощник, — так ты его кончишь раньше времени. Дай мне, — в руках бойца появились небольшие плоскогубцы, и он попросил: — Придержи лучше его.

Амбал вцепился мертвой хваткой в руку извивающегося Окатыша, который издавал нечленораздельные звуки, пытаясь вырваться из стальных объятий палачей.

Помощник гориллы зажал в пассатижах мизинец жертвы и начал противоестественно его загибать. Раздался хруст ломающейся кости, заглушенный истошным воплем.

Окатыш забился в конвульсиях, в который раз теряя сознание от пронзившей его нечеловеческой боли. На штанах предателя расплылось мокрое пятно зловонной мочи.

Отпустив обезображенную руку горилла распорядился:

— Перевяжи, а то он еще подохнет легкой смертью.

Перетянув кровоточащую рану, палачи оставили свою жертву приходить в себя и покинули помещение.

Очнувшись и ощутив острую боль, Окатыш принял решение.

Приподнявшись на локте покалеченной руки, он попытался дотянуться до оставленных на полу инструментов, однако ему очень мешала цепь. Несколько раз повторив свою попытку, он оставил эту безнадежную затею и обессиленно растянулся на песке.

В таком положении несчастный пролежал с полчаса, а затем его осенила новая идея. С перекошенной гримасой на избитом лице Окатыш поднес ко рту здоровую руку и, подобно раненому зверю, впился в собственное запястье. Безумно рыча, он принялся рвать зубами вену до тех пор, пока не ощутил на языке соленый вкус крови, пульсирующей струйкой брызнувшей из поврежденного сосуда.

Откинувшись на спину, он с наслаждением закрыл глаза, погружаясь в сладостную дремоту…

Когда через пару часов в подвал вернулись палачи, они обнаружили свою жертву в темно-красной луже крови. На желтушно-бледном лице Окатыша навсегда запечатлелась безумно-радостная улыбка…

ГЛАВА 13

— Вадим, Вадим, подойди, пожалуйста, — из ванной комнаты донесся призывный женский голос.

Вадим, развалившись на широкой кровати и подложив под голову мягкую подушку, углубился в чтение детектива — видимо, он нечасто отдыхал подобным образом и потому почти не отвлекался.

Раздавшийся окрик заставил его вздрогнуть от неожиданности. Отложив в сторону книгу в целлофановой обложке, он, нехотя опустив ноги на затертый казенный коврик, вышел из комнаты. Приоткрыв дверь ванной, Стародубцев просунул внутрь голову и ласково спросил:

— Алена, звала?

— Ага.

— И что?

— Вадик, — девушка высунула мокрую голову из-за прозрачной клеенчатой занавески, — потри мне, пожалуйста, спинку.

Взяв в руки намыленную мочалку, мужчина принялся аккуратно водить ею по бархатной коже спины, доходя до маленьких ямочек поясницы. Он любовался миниатюрной фигуркой подруги, не замечая, что водит рукой по упругим окружностям ягодиц.