Ступени великой лестницы (сборник) - Верн Жюль Габриэль - Страница 68

Появление новых филогенетических ветвей вследствие этого прекращается.

Именно с этого момента в циклической жизни живых существ начинает проявляться явная дегенерация, т. е. все то, что не только физически, но и нравственно ведет живое существо к его физиологической старости и смерти.

Каждый новый индивидуум не сохраняет уже полностью всех своих морфологических свойств, а наследует по боковым линиям такую массу добавочных признаков и свойств, что они неминуемо, удаляя его от первообраза, приводят к вырождению, что применимо также и к человеку.

Если принять во внимание, что к этому времени развитие филогенетических ветвей прекратилось, рост особей упал, то вполне понятным будет заключение Мамонтова о наступлении в циклическом развитии человека стадии старости, предшествующей смерти.

Смерть не заставляет себя долго ждать.

Глазные орбиты замкнуты, носовые кости укорачиваются, движения нижней челюсти ограничиваются и, вслед за наступлением старческого маразма и короткой агонии, — круг замыкается и жизнь достигает смерти. Трехсот шестидесяти градусов крута.

Эра окончена. Геологический переворот и катаклизм. Тьма над бездной, и снова новый луч солнца — новый нуль градусов новой эры, которая неминуемо повторяет все этапы бесконечное число раз предшествовавших ей эр, для того, чтобы дать себя повторить бесконечным числом еще последующих за нею эр.

Здесь будет уместно привести выдержку из последнего труда профессора Мамонтова, которой мы и закончим настоящую главу.

«Современное нам человечество находится в своем циклическом развитии, увы, не по эту, а давно уже по ту сторону круга.

Расстояние от первого градуса регресса, т. е. от 180 градуса круга, до того градуса, на котором человечество сейчас находится — довольно значительно. Я определяю на основании некоторых своих соображений это расстояние равным 45-ти градусам, т. е., иными словами, считаю, что человечеством уже достигнут 225-й градус его циклического пути.

До окончания переживаемой нами эры остается, таким образом, всего лишь 135 градусов движения по кругу.

Ничего нет кощунственного и неприемлемого в том, что в один прекрасный день все мы должны будем прийти к тому выводу и заключению, к которым приплел в настоящее время я.

В настоящее время мы, если и соглашаемся с фактическим существованием в природе естественного отбора, то уже никак не можем видеть в нем двигателя жизни и творца гармонии во вселенной; наоборот, нам совершенно ясно, что именно он-то и является одним из факторов нашей естественной старости и физиологической смерти.

Борьба за существование! Конечно, нужно было быть гением, чтобы «открыть» ее и сформулировать ее так, как ее формулировал Дарвин, но также необходимо быть без глаз, чтобы сейчас не увидать в этой борьбе как раз обратное тому, что в ней усматривал Дарвин.

Говорить сейчас о том, что «приспособление» органов, т. е., строго говоря, их специализация, ведет к победе приспособленных над менее приспособленными — равносильно мнению Аристотеля, полагающего, что те фрукты, которые падают с дерева на землю, эволюционируют в птиц, а те, что падают в воду, превращаются в рыб.

Дарвин не дал ответа на вопрос — почему же в таком случае произошло вымирание всех высокоприспособленных к борьбе за существование видов, каковыми являлись гиганты Мезозоя и Кембрия, и наоборот — почему до сих пор сохранили свое существование столь неприспособленные существа, как, например, простая амеба или инфузория.

Сам Дарвин, естественник до мозга костей, когда пытался найти объяснение этим фактам, неминуемо уклонялся от науки естествоведения и впадал в почти что метафизическую философию, бросаясь за помощью к «нравственным» моментам развития биологических единиц, запутываясь в объяснениях и часто даже противореча сам себе.

Не заключалась ли ошибка великого ученого в том, что, уделяя огромное внимание физиологии и морфологии животного царства, Дарвин почти не интересовался и не был знаком с наукой, развившейся лишь за последние 50 лет — с палеонтологией?

Последними неутомимыми трудами Неумейера, Эдуарда Копа, Альберта Годри, Циттеля, Берранде и Ковалевского, мне кажется, доказано вполне обоснованно, что ключ к разгадке всех нас волнующей тайны о происхождении жизни на земле надо искать именно там.

Преимущество этой науки заключается в ее конкретности и материалистичности.

Все прочее — только гипотеза: палеонтология — факт!

Итак, я резюмирую сказанное. Ключ к тайне — в палеонтологии. Но палеонтологией надо уметь пользоваться. Надо идти по каким-то другим путям, чем те, по которым шли до сих пор, и надо терпеливо ждать.

Я твердо верю, что всего лишь в двух, наиболее трудно исследуемых местах земного шара, волнующая человечество тайна еще не совсем зарыта и, следовательно, может быть познана человеком.

Эти места — экваториальный пояс и таинственные полюса нашей планеты.

Когда человеку удастся уничтожить или взорвать огромные напластования льда на полюсах, он сдернет завесу с искомой тайны.

За возможность нахождения на экваториальном поясе если не самой тайны, то преддверия к ней, говорит то обстоятельство, что, по моему глубокому убеждению, начало жизни на земле имело место именно на Антарктиде, ныне погребенной под водами океана, откуда эта жизнь и расползлась путем сложных и часто лихорадочных миграций, с одной стороны, в Америку, а с другой в Австралию.

Там же появился и первый человек. Вот где можно найти, быть может, даже костяк последнего человека, Homo divinus'a, филогенетические ветви которого в дальнейшем шли по пути регресса, дегенерации, старости и вымирания, докатившись до современного нам человека (Homo Sapiens) и обезьяны.

Итак, значит, процесс дегенерации Homo divinus'a шел по двум филогенетическим путям.

Одна ветвь регресса шла под знаком наимаксимальнейшей специализации как внешних, так и внутренних органов, с очень незначительным уклоном в сторону дегенерации мозга.

В конце этой ветви в настоящее время находится современный нам человек.

Другая дегенерирующая ветвь, наоборот, шла под знаком совершенно незначительной и, во всяком случае, крайне медленно протекавшей специализации органов, но зато с уклоном мощного падения мозговой силы и развития центральной нервной системы.

На конце этой ветви в настоящее время стоит человекообразная обезьяна, водящаяся в очень ограниченном числе экземпляров на острове Суматра.

Этих обезьян мы еще не видали.

У боковых потомков второй ветви регресса признаки двуполости еще так ясно сохранились, что нет сомнений в том, что их родоначальник обладал двуполостью.

Впрочем, я твердо убежден, что даже настоящие человекообразные обезьяны еще полудвуполы.

Этим новым термином я хочу сказать, что у оставшихся в живых представителей человекообразных обезьян, кои нам еще не известны, внешние половые органы еще не раздельны, тогда как внутренние половые органы успели уже роковым образом специализироваться.

Самооплодотворения, имевшего место у Homo divinus'a, быть уже не может. Орган матки у самцов уже отсутствует.

Каковы же должны быть те условия, при которых возможно изменить естественную эволюцию природы?

Против природы можно использовать с успехом только то самое орудие, которым она сама пользуется в борьбе с нами.

Орудие это — наследственность.

Если бы мне удалось скрестить конечных представителей дегенерирующих филогенетеческих ветвей, т. е. человека с человекообразной обезьяной, то в результате, уже на третьем поколении, я получил бы существо, облик которого стоял бы весьма близко к Homo divinus'y.

Разве искусный садовод не выращивает яблоки на грядах, а помидоры на деревьях? В Америке такие опыты увенчались уже полным успехом и не так давно одному ученому удалось скрестить абрикосовое дерево со сливовым, в результате чего получился фрукт, отвечающий всем требованиям и сливы и абрикоса.

А тут дело представляется еще более простым, ибо те признаки, которые, по теории, наследуются легче всего, сочетаются в наиболее благоприятных комбинациях…».