Ступени великой лестницы (сборник) - Верн Жюль Габриэль - Страница 12

Глава V

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПУТИ

Стрелки часов перевалили за восемь, когда Джон Корт, Макс Губер, Кхами и негритенок пустились в дорогу в юго-западном направлении.

На каком расстоянии должен появиться водный поток, по которому они рассчитывали следовать до его слияния с Убанги?.. Никто этого не знал. А что, если ручей, по их наблюдениям бежавший к лесу, обогнув тамариндовый холм, свернет к востоку, вовсе не углубляясь в чащу?.. Наконец, если разные преграды, камни или пороги загромоздят русло до такой степени, что плыть окажется невозможно?.. С другой стороны, если это громадное скопление деревьев начисто лишено тропинок или хотя бы лазов, проделанных животными в сплошных зарослях, то как проложат себе дорогу пешеходы без железа или огня?.. Найдут ли Кхами и его спутники участки, посещаемые крупными четвероногими, с расчищенной почвой, вытоптанными кустами, разорванными лианами — словом, свободные для ходьбы?

Лланга, будто ловкий хорек, бежал впереди, хотя Джон Корт советовал ему не отрываться ото всех. Но даже когда мальчик исчезал из виду, все время слышался его тонкий пронзительный голос:

— Сюда!.. Сюда!..

И все трое спешили к нему, пробираясь через просветы, сквозь которые он только что проскользнул.

Когда нужно было сориентироваться в полумраке древесного лабиринта, инстинкт проводника срабатывал немедленно. Впрочем, через разрывы в зеленых куполах можно было определять и положение солнца. Стоял март, в этом месяце солнце в момент кульминации поднимается почти к зениту, а он занимает на этой широте линию небесного экватора.

Но чаще всего листва смыкалась над головами столь плотной массой, что вечерние сумерки царили под сенью деревьев-великанов. В пасмурную погоду здесь было совершенно темно. Ночью всякое движение прекращалось. Кхами рассчитывал делать привалы с вечера до утра, выбирая для этого защищенное место где-нибудь у подножия стволов на случай дождя; огонь разводили только для приготовления пищи из свежей дичи. Хотя лес как будто и не посещали кочевые племена, по крайней мере здесь не попадались следы, подобные тем, что они обнаружили на опушке, — предосторожность была нелишней, и не стоило светом костра выдавать свое присутствие. Несколько раскаленных углей, присыпанных золой, вполне достаточно для стряпни, а бояться холода в эту пору африканского сезона не приходилось.

Караван уже испытал все тяготы адской жары, пересекая равнинные места. Температура там достигала крайних отметок. Под зеленым куполом Кхами, Макс Губер, Джон Корт чувствовали себя комфортнее, погодные условия были более благоприятны для долгого и изнурительного перехода, навязанного им обстоятельствами. В ночные часы, еще сохраняющие дневное тепло, при отсутствии дождя было приятно спать на свежем воздухе.

Дождь, конечно, подлинное бедствие в стране, где все сезоны дождливы. В период равноденствия дуют пассаты, которые взаимно нейтрализуются. Из этого климатического феномена проистекает удивительное явление: при совершенно спокойной атмосфере облака извергают свою конденсированную влагу бесконечными ливнями. Через какую-нибудь неделю небо снова прояснится, выплывет луна, и, поскольку спутник Земли загадочно влияет на метеорологическую обстановку, можно рассчитывать на несколько недель, свободных от борьбы стихий.

В этой части леса, очень полого опускавшейся к берегам Убанги, грунт не болотистый, каким он был бы, несомненно, в южном регионе. Твердую почву устилает высокая и жесткая трава, которая затрудняет и замедляет движение, если нога животного еще не успела ее примять.

— Эх! — сокрушался Макс Губер. — Как жаль, что наши слоны не добрались сюда! Они бы разорвали все лианы, раздвинули кустарник, протоптали бы дорожку, раздавили бы все колючки…

— И нас вместе с ними, — добавил Джон Корт.

— Это уж точно, — подтвердил проводник. — Будем довольны и тем, что сотворили для нас носороги и буйволы… Где они прошли, там и мы пройдем…

Впрочем, леса Центральной Африки не были для Кхами диковинкой, поскольку он часто пересекал лесные массивы Конго и Камеруна. Понятно, что он не затруднялся с ответами на вопросы о различных древесных породах, изобилие которых поражало путников. Джона Корта очень интересовали великолепные образцы растительного царства, все эти явнобрачные[18], множество видов которых встречается между Конго и Нилом.

— К тому же, — говорил он, — многие из них годятся в пищу и способны разнообразить наше монотонное мясное меню…

Не говоря уж о гигантских тамариндовых деревьях, которые встречались на каждом шагу, воображение поражали высоченные мимозы и баобабы, вздымавшие свои вершины футов на полтораста. На двадцать и тридцать метров возносились отдельные представители семейства молочайных, с колючими ветками, с листьями шириной до шести-семи дюймов, покрытые корой, содержащей похожее на молоко вещество. Их плоды, созревая, лопаются и разбрасывают вокруг семена из своих шестнадцати отсеков.

А если бы Кхами не обладал безошибочным инстинктом ориентации, то он мог бы использовать показания silphinum lacinatum, потому что нижние листья этого куста поворачиваются таким образом, что одна их сторона смотрит на восток, а другая — на запад.

Воистину, затерянный среди этих могучих массивов бразилец мог бы подумать, что он находится в глубине девственных лесов бассейна Амазонки. В то время как Макс Губер чертыхался из-за карликовых кустов, которыми щетинилась земля, Джон Корт не уставал восхищаться гладкими зелеными коврами с целыми россыпями аниом и других цветов, десятками разновидностей папоротника. А какое разнообразие деревьев и с твердой, и с мягкой древесиной!

Эти породы, как заметил Стенли в своем "Путешествии в сумерках Африки", заменяют на Черном континенте сосну и ель северных широт. Из одних только крупных листьев этих деревьев туземцы сооружают себе хижины на временных стоянках. А кроме того, в лесу встречаются в больших количествах тиковые и красные деревья, а еще железные[19] и не поддающиеся гниению кампешевые[20], древовидные манговые[21], в изобилии выделяющие смолистые вещества копалы[22], смоковницы, которые могли бы соперничать по красоте со своими собратьями из Восточной Африки, дички апельсиновых деревьев, фиговые пальмы с белыми, словно покрытыми известкой, стволами и множество других пород деревьев.

Оказалось, что бесчисленные представители растительного царства не так уж плотно сбиты в кучу и не настолько угнетены, чтобы их кроны не могли развиваться во всем великолепии под воздействием благодатного климата, одновременно теплого и влажного. Да, здесь нашлось бы место даже для проезда караванных упряжек, если бы стволы не были опутаны целой сетью зеленых «канатов» — лиан толщиной в человеческую руку и других ползучих растений. Они переплетали все деревья, свисали гирляндами с веток в самых причудливых формах и комбинациях, фестонами окаймляли бесконечные заросли. Ни единой ветви, которая оставалась бы несвязанной с соседними, ни единого ствола, который не был бы оплетен в эту могучую растительную сеть, отдельные части которой спускались до земли живописными зелеными сталактитами. И ни одной бугорчатой коры, не покрытой плотным ковром бархатистого мха, на котором суетились мириады насекомых с золотистыми крылышками!

И изо всех пор этого слоеного зеленого шатра вырывались чириканье и щебет, уханье и писк, разномастный гам и гортанные крики сменялись мелодичным пением. И этот концерт звучал с утра до позднего вечера.

Тысячи птичьих горлышек распевали арии, украшая их самыми замысловатыми руладами и трелями, более пронзительными, чем свисток флотского старшины. Воистину оглушал этот удивительный крылатый мир попугаев и сов, дроздов и удодов, козодоев, не говоря уже о миниатюрных колибри, которые вились среди высоких крон, подобно пчелиным роям…