Герои подводного фронта. Они топили корабли кригсмарине - Морозов Мирослав Эдуардович - Страница 11

«Действительно, условия на этих подводных лодках оставляли желать лучшего. Достаточно сказать, что, кроме единственного небольшого диванчика и крохотной подвесной койки, спальных мест у личного состава на этих лодках не было. Поэтому в море команда не раздеваясь отдыхала кто где: торпедисты – под торпедными аппаратами, мотористы – за дизелем, электрики – за электромотором. Я спал во втором отсеке (на центральном посту) под штурманским столом.

Внутри подводной лодки было холодно и сыро. Когда лодка уходила под воду, корпус постепенно отпотевал, и в скором времени холодные капли дождем начинали сыпать на личный состав, приборы, механизмы, и все промокало насквозь.

Кока на этих подводных лодках не было, и горячие блюда стряпали торпедисты, в распоряжении которых находились три электрических бачка: по одному для каждого блюда. Торпедисты, разумеется, не имели достаточной кулинарной подготовки. Приготовленная ими даже из отличных продуктов пища была невкусной, и команда предпочитала есть консервы»[25]. Почему мы так подробно описываем условия обитания на подлодках этого типа? Да потому, что в годы войны Михаилу Грешилову предстояло совершить на своей М-35 девятнадцать боевых походов продолжительностью от двух до четырнадцати суток каждый!

Но все это произошло потом, а пока экипажу предстояло еще ввести свой корабль в строй. Корпус субмарины был построен на горьковском заводе «Красное Сормово», а затем по железной дороге перевезен для достройки в черноморский Николаев. В августе 1940-го ее спустили на воду, но только в начале весны 1941-го завершили все мон тажные работы и испытания. Подъем флага состоялся 30 марта. Этот день сохранился в памяти Михаила Васильевича навсегда:

«Я скомандовал: «Военно-морской флаг поднять! Заводской спустить!»

В эту минуту я подумал: «Пройден важный рубеж на моем жизненном пути. Комсомолец, попавший из курской деревни во флот, принимал на себя ответственную роль командира корабля. Вот эти люди, замершие в строю на борту лодки, отныне будут выполнять свой долг перед Родиной, следуя моим приказаниям, слушая мою команду. Они должны повиноваться моей воле, учиться у меня… Смогу ли быть таким командиром? Есть ли у меня все, что необходимо для этого?»[26]

Изучали корабль командир и матросы вместе. Но командир, кроме того, успевал и изучить моряков. Спокойствие, скромность и простота в общении располагали к нему людей, многие из которых были ровесниками Михаила. Вскоре он мог уже безошибочно предсказать, как каждый из них будет вести себя в боевой ситуации, кому можно доверять без оглядки, а кому надо еще что-то объяснить, подсказать или же помочь решить проблемы, отвлекающие его от службы. «Фирменной особенностью» Грешилова являлось стремление привить всем и каждому любовь к своему неказистому боевому кораблю как к самому современному на тот момент оружию, которое им доверила Родина для выполнения своего воинского долга. Необходимо признать, что эта работа имела большой успех. Моряки сплотились вокруг своего командира, и, вопреки известной поговорке, на первых же учебных торпедных стрельбах, состоявшихся буквально накануне войны, экипаж получил отличную оценку.

Стоит заметить, что Михаил Васильевич успевал не только быть «отцом солдату», но и прекрасным семьянином. В 1938 году у него родился первенец – сын Евгений, а вслед за ним в 1941 году – второй сын, которого нарекли Виктором.

22 июня М-35 встретила в Севастополе. Заблаговременно в городе была объявлена воздушная тревога, личный состав, отпущенный в увольнения, прибыл на корабли как раз к отражению налета немецких самолетов. В 12 часов дня из известной речи В. М. Молотова моряки узнали, что налет был не случайностью и не провокацией, а самой настоящей войной. О том, что она продлится 1418 дней и ночей, будет сопряжена с небывалыми испытаниями и многочисленными жертвами, тогда еще никто не знал. И несмотря на то что моряки догадывались, что сокрушение нацистской военной машины окажется нелегким делом, все они горели желанием принять в этом активнейшее участие. Хотя экипаж был еще не до конца отработан, командование доверило 28-летнему капитану на пятые сутки войны вывести корабль в боевой поход. «Перед рассветом мы пришли в свой район, – вспоминал Грешилов, – а с восходом солнца погрузились на перископную глубину… Девять суток экипаж вел наблюдение, а противник все не показывался. С первыми проблесками утра мы погружались, а когда солнце ныряло за горизонт и серая пелена моря сливалась с потухшим, таким же серым, небом, мы всплывали для зарядки батарей. Экипаж досадовал: дни уходят, а мы бездействуем. Казалось, только мы одни во всем флоте сейчас не используем своего оружия против врага… Экипаж возвратился с первой позиции без боевого успеха»[27].

Последовавшие вслед за этим между июлем и сентябрем второй, третий, четвертый и пятый походы также не только не увенчались успехами, но даже не сопровождались встречами с противником. В этом не было ничего удивительного, поскольку большинство позиций подлодок было развернуто командованием вблизи своих берегов на случай попытки немцев высадить морские десанты в Крыму и на Кавказе. Ничего подобного, как стало известно после войны, немецкое командование и не замышляло, больше рассчитывая на свои танковые клинья, поддержанные бомбардировщиками люфтваффе. У многих черноморских подводников нетерпение перешло в раздражение, которое, после того как враг вышел к Одессе и Перекопу, сменилось отчаянием. Большинство в те дни испытывало схожие чувства, но только не Михаил Грешилов. Подводя итоги первых походов, он впоследствии писал: «Но я, не говоря про это вслух, в душе все же был доволен. Экипаж привык к длительному пребыванию на позиции и, как говорится, обжил море, свыкнулся с тысячью всевозможных мелочей боевого похода, тех мелочей, из которых складывается дисциплинированность и четкость действий команды боевого корабля в ответственные минуты встречи с врагом»[28]. С оценкой, сделанной в мемуарах, трудно не согласиться, тем более что хорошее качество отработки экипажа проявилось весьма скоро.

Только в шестом походе Михаилу Васильевичу досталась по-настоящему боевая позиция – участок вражеской прибрежной коммуникации между румынскими портами Констанца и Сулина. В тот момент этот район был свободен от вражеских мин, а противолодочных кораблей в германо-румынском флоте на тот момент еще не имелось. Казалось бы, подходи к берегу, атакуй и топи. Но на самом деле все было далеко не так просто. Огромное количество песка и ила, выносимого в море через рукава устья Дуная, делали район очень мелководным. Даже «малютке» развернуться здесь оказалось весьма нелегко. Это проявилось в первой же атаке.

В полдень 18 октября, когда М-35 находилась в районе Портицкого гирла Дуная, были обнаружены три буксира, каждый с двумя паромами на прицепе. Грешилов объявил боевую тревогу и начал маневрирование для атаки. Сразу же выяснилось, что толща воды у берега уступает той, в которой могла уместиться «малютка» с поднятым перископом. Решение пришло в голову Михаила Васильевича мгновенно – спуститься из боевой рубки в центральный пост, приспустить за счет этого перископ на несколько метров так, чтобы он только чуть высовывался из перископной тумбы, и продолжить сближение. Несмотря на это, во время выхода в точку залпа М-35 неоднократно «чиркала» о грунт – ведь глубина моря в этом месте составляла всего лишь 8,5 метра! Атака затянулась. И только через два часа, когда суда противника вышли на глубины, превышавшие 10 метров, Грешилову удалось сблизиться на дистанцию 5 кабельтовых. Он произвел выстрел одной торпедой по парому, шедшему с первым буксиром, а спустя несколько минут – по парому, шедшему со вторым буксиром. Взрывов не последовало. Зато вместо этого подводники услышали разрывы артиллерийских снарядов, ударявшихся о воду, – противник заметил сначала следы торпед, а затем высовывавшийся из воды перископ. Что же касается торпед, то они прошли под днищем паромов, поскольку имели большую установку глубины, чем мелкосидящие плавсредства. Первый «боевой блин» получился «комом», но даже эта неудача прекрасно характеризовала командира и его экипаж. В действиях Грешилова явно просматривались энергичность, инициатива и военная смекалка, в действиях моряков – четкость и слаженность. Далеко не все наши подводники в 1941 году были способны на такое…