Внучка берендеева. Второй семестр (СИ) - Демина Карина - Страница 30

И дверь на засов запер.

Я огляделася.

Все по-прежнему. Раки. Рыбы. Разве что под самым потолком птица появилася синекрылая и черноокая, с хвостом длинным, завитым… хвост недомалеван, но сама птица красивая — страсть.

Царевичи сели кружком.

Лойко устроился по одну сторону двери. Ильюшка — по другую. Ни дать, ни взять — истуканы каменные, каковых у лестниц всяких ставят красоты ради. Хотя в истуканах, конечно, красоты поболе будет. У Ильюшки на физии тоска с обидою. А у Лойко глаз заплыл…

Когда успел?

Не ведаю. И пытать не стану. Не моего ума дело.

Кирей на подоконнике устроился, еле-еле втиснулся, он-то длиннющий, а подоконник — узенький, не повернуться. И глядит не на царевичей, на улицу, будто бы вовсе не интересно ему, чего творится.

— Присядь куда, — Еська обвел комнатушку. — И тихо, ладно? Если кому чего и захочется сказать — все потом…

Я кивнула.

Помню.

И с памяти той не с пустыми руками явилась. Был у меня один рецепт одного отвару, простенький навроде, но после тяжкое работы аль болезни — самое оно. И сил прибудет, и слабость отступит.

— Вот, — я Еське флягу протянула. — Дадите после… он лучше того, которым вы выпаиваете.

Еська флягу принял.

Понюхал.

Капнул на ладонь. Лизнул. Экий недоверчивый.

— Спасибо, — сказал Елисей. — А теперь тише, если не хотите пропустить самое интересное…

Я уже видела то, что дальше происходило. Пергамент. Камушки. Руки, над ними протянутые. Волос, сгоревший в свече.

Тишина.

И голоса.

— Что, Люци, теперь скажешь? Тоже чья-то шутка? — ныне Архип Полуэктович и не думал раздражения скрывать.

— Вполне возможно.

Люциана Береславовна говорила тихо, и сомнения в голосе ее явственно слышались.

— Я этому шутнику… — Фрол Аксютович тяжко вздохнул. — Следует признать, что для шутки это несколько… извращенно.

— У студиозусов с чувством юмора всегда были проблемы.

Я отчегой-то представила Люциану Береславовну в ея роскошном убранстве, в шубке соболиной долгополой с атласным подбоем. Как она в этое шубке, в чоботах, бисером шитых, да по грязюке пробирается, кляня на чем свет стоит и Архипа Полуэктовича, каковой полосу устроил, и всех студиозусов разом.

— А еще с концентрацией и силой, — заметил Фрол Аксютович.

Вот уж кому ни дождь, ни грязюка ни по чем были.

— Если ты, наконец, дашь себе труд подумать…

Люциана Береславовна фыркнула, что кошка.

— …то заметишь, что наш… шутник не просто поставил ловушку. Он сделал наводку по ауре, а это — уровень выпускника, как минимум. Прибавь к этому энергию, которую в заклятье закачали… сколько уже стоит?

— Да с полчаса точно, — отозвался Архип Полуэктович.

— И еще столько, думаю, продержится. У тебя вот, Люци, не обижайся, но сил на подобную шутку не хватит.

— То есть, мне можно вздохнуть спокойно? Ты меня больше не подозреваешь?

— А с чего ты взяла, что я тебя подозревал?

— Ты же вчера заглядывал в гости к Марьяне. А поскольку особой любви между вами не водится, я и решила, что ты обо мне спрашивал. И что старая гадюка ответила?

— Напрасно ты так. Она тебе очень сочувствует… почему ты не сказала, что дым ядовит для берендеев?

— Божиня милосердная! Для берендеев! Именно, что для берендеев, Фрол! А их крови в девчонке четвертушка! И три четверти — человеческой. И думаешь, я бы ее отпустила, если бы ей и вправду что-то угрожало?

— Ты должна была сказать…

— Да нечего говорить было! Нечего!

— Успокойся.

— О, я спокойна… я совершенно спокойна… и поверь, вздумай я избавиться от вашей… красавицы, — Люциана Береславовна произнесла сие с нескрываемым презрением, — она бы просто скончалась. Сердце там отказало бы… или еще какая напасть приключилась бы. И эта смерть выглядела бы совершенно естественной.

Мне ажно поплохело.

И вспомнилася тетка Алевтина с ея травами.

А ведь Люциана Береславовна мало меньше знает. И пусть силой ея Божиня не наделила, зато умения она редкостного.

Я ажно косу от волнения прикусила.

— Люци, я ни в чем тебя не подозреваю, — устало произнес Фрол Аксютович.

— Конечно, ты просто мне не веришь…

— Хватит уже… у Люцианы сил бы не хватило. Да и не ее стихия — огонь. Ей и вправду было бы проще воспользоваться травами…

— Тогда кто?

— Очевидно. Ты или я.

— Или азары.

Это Люциана Береславовна произнесла тихо, но Кирей услышал. Потянулся лениво, а глаза нехорошо так блеснули.

— Люци…

— И вправду хватит, — ныне ее голос звучал устало. — Архип, зачем тебе убивать девчонку и таким извращенным способом? Нет, я помню, что с начертательной магией у тебя были проблемы, но не настолько же, чтобы превысить допустимый порог силы в пять-шесть раз. Неэкономно. А ты, Фролушка, с аурой работать так и не научился. Да и с твоими талантами ставить топорную ловушку…

Она фыркнула.

— А вот азары… сил теперь у обоих с избытком, умения же… хватило бы, чтобы следы подчистить, но и только.

Кирей сполз с подоконника и кошачьим мягким шагом двинулся ко мне.

— Зачем им?

— Не знаю. А тебе зачем? Или Архипу? Марьяна… я ее терпеть не могу… она тогда многое испоганила, но опять же, она слишком умна, чтобы ставить ловушки, которые бы первокурсники почуяли. Да и огонь… ты прав, не наша стихия. Определенно, не ее… и манера. Она любит исподтишка гадить, как тогда…

— Ты до конца жизни вспоминать собираешься?

— Собираюсь. Если она думает, что забуду, то зря. Такое не забывают. Но мы не о ней. Ставлю на старшего…

Киреева легкая рука легла мне на плечо.

Он наклонился.

И заглянул в глаза. Верю? Не верю.

— Я чего-то не знаю? — спросил Архип Полуэктович и голос его был таким… неживым.

— Кирею предложили Радомилу Батош-Жиневскую.

— Интересно…

Кирей мотнул головой.

— Правда, предложение не от царицы поступило. В Думе многое за последний месяц переменилось. Царь совсем от дел отошел. Ее позиции ослабли. Зато Игорь Жучень силу набрал. Младшую за своего сынка прочит…

Лойко стиснул кулаки и осклабился.

Видать, не поделился с ним батюшка планами. Ильюшка лицо ладонями закрыл, сгорбился. За сестер переживает?

Аль… дура ты, Зослава. Если сестры его царское крови, то и сам Ильюшка ею же проклятый. Небось, его замуж не выдашь, а поперед брата сестры на престол не пойдут.

Стало быть, одна у Ильюшки дорога — на плаху.

— …и многие готовы его поддержать. До поры, до времени, конечно, потому что царевну в жены любому взять охота. Жучень понимает, что без поддержки ему не удержаться. Поэтому и пошел к азарам на поклон. Мол, всем хорошо будет. Союз…

Люциана Береславовна замолчала, но молчание сие длилось недолго.

— Младший, по-моему, нестабилен. И не мне вам рассказывать, чем это чревато. Я не понимаю, Фрол, почему ты до сих пор его не блокировал.

— Не надо.

— Не надо? Не буду, — миролюбиво согласилась Люциана Береславовна. — Только вспомни Никодима. Скольких он убил? А здесь все будет гораздо хуже…

…колдовство Елисеево распалось с тонким звоном, будто комариную стаю выпустили. И на сей раз царевич усидел.

Больно ему было.

Плохо.

Я видела.

А он все одно удержался, на гордости одной и на руке братовой. Еська, тот ближе подсел, плечом подпирая. С другой стороны Егор примостился.

— Почему вы круг не поставите? — Ильюшка спросил, на царевичей не глядя. — Эффективней было.

— Пробовали. Не вышло, — буркнул Егор.

— Я не собираюсь ни на ком жениться… — Лойко вскочил и кулаком по косяку ляснул да так, что косяк затрещал. — И плевать, что он там…

— Против отца пойдешь? — Евстигней ступал по половичке, будто по ниточке, над полом протянутой. Пальцы его вцепились в черную бусину, крутили, вертели, отодрать норовили, а мне подумалося, что рубаха-то на нем другая, а бусины старым узором.

И вновь же, черные.

— Если понадобится, то и пойду. Он мне не указ!