Тайяна. Вырваться на свободу (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 77

Ну да, в тайнике нашли кучу всего интересного. И драгоценности, в том числе и оставшуюся часть свадебного гарнитура Вильтена, и шкатулку, в которой аккуратно были сложены локоны волос и платочки с кровью — все подписанные, с бумажками, в том числе и локон принцессы!

Тут‑то Диолат и попал.

И несколько склянок с приворотными зельями роли уже не сыграли.

Склянкой больше, склянкой меньше, он уже попадал так, что глубже падать некуда. Но чтобы не поднимать скандала…

— Градоправитель сообщит в столицу о его делах — и Диолата просто уничтожат, — ухмыльнулся Рошер. — Такого ему король не спустит.

Яна бы тоже не спустила.

— Вот и чудненько. А что с остальными?

— Вериола, скорее всего, пойдет на каторгу. Сына или оставят с отцом, если того признают невиновным, или отдадут родным Термалиса. Тоже возможно. Остальных… от небольшого срока на каторге до плетей. Кадус — так точно плетями отделается, тюремщик — нет, сама понимаешь.

Яна понимала.

— Сложно у вас, людей.

— а у нархи — ро как?

— Смерть, изгнание, или одиночество. Этого достаточно.

Карета остановилась у крыльца, и Гарт помог выйти Яне.

— Спать?

— я еще погуляю по саду, а потом спать, — отказалась Яна.

— Составить тебе компанию?

Рошер спрашивал больше из вежливости. Спать хотелось так, что хоть к стене прислони — чудом в карете не уснул. Куда уж тут составлять компанию…

— Нет, я сама.

Яна покачала головой и направилась в сад. Ааша следовала тенью за своей подругой. Рассвет они встретили вместе.

Яна сидела на качелях, поджав ноги и размышляла. Ааша лежала рядом и дремала, иногда поглядывая на свою подругу. Мало ли…

— Грустишь?

Аэлена подошла очень тихо для человека, но не для волчицы. Задолго до того, как стройная фигурка в темно — синем пеньюаре появилась из‑за кустов, волчица шевельнула ушами и тихо уркнула, показывая, что приближается друг.

Яна посмотрела на женщину.

— Не знаю. Ты рано сегодня.

Аэлена была 'совой', которая обожала посидеть с картиной до глубокой ночи, а потом проснуться к обеду. И встать на рассвете она могла только ради творчества. А сегодня‑то что ее выгнало?

После вчерашнего? Да еще муж приехал…

— Алинар спит. А я больше не смогла уснуть.

— у вас все хорошо? После вчерашнего?

Яна волновалась не зря. Мало какой брак вытерпит такое озеро грязи. Пусть Аэлена и не виновата, но… мало ли!

— Алинар верит мне. А я верю ему — иначе и не было смысла выходить замуж. Да и… — Аэлена на миг замолчала, но потом ее лицо стало жестким, и Тайяна мысленно усмехнулась. Да, именно такая. Любящая мать, жена, дочь — и обратная сторона монеты. Холодный расчет и черная ненависть ко всем кто может вторгнуться и разрушить ее мир. Или хотя бы попытаться это сделать. Может, это и правильно? Без ночи не бывает дня, без солнца — тьмы. — Знаешь, мне плевать, даже если он спал с Вериолой.

Яна хмыкнула.

— Ой, ли?

— Да. Если бы Алинар променял нас с детьми на эту девку, я была бы в ярости, расстраивалась, плакала, бесилась… это другое. Он — даже если принять, что Вериола не солгала, просто попользовался ей и выкинул. Я удовлетворена.

— И не хочешь знать точно.

— Не хочу. Ни к чему.

Яна подумала, что ей бы знать хотелось. И рассуждать, как Аэлена она не смогла бы. Но…

Не ей судить. Она не человек и троих детей у нее нет, зато она отлично понимает, что есть вещи, после произнесения которых вслух, семью сохранить не удастся.

— Что с Диолатом?

— Считай, что мертв. — Яна кратко рассказала о событиях вечера. Но радости на лице Аэлены не увидела.

— Дурак…

— Дурак. Он мог бы получить тебя еще тогда, а вместо этого — пустая погоня за удовольствиями, разрушившая в итоге его жизнь. Он ничего не создал, о нем никто не станет жалеть… может, ты?

— Я — буду. Знаешь, человек может стать Творцом, только пройдя через огонь. И Алеист был частью огня, который обжег — больно, да, но помог вылупиться из моего кокона. Я его не забуду, хотя ничего и не сделаю, чтобы помочь ему.

А вот и приворотное. Аэлена могла сколько угодно любить мужа, она и не лгала, когда говорила, что любит Алинара, но Диолат все равно отпечатался в ее душе. Пройдя через огонь — получаешь шрамы. Они и стали теми крючками, на которые Диолат пытался подцепить женщину.

Она не простила и не забыла, а память — ворота для магии.

— И не простишь.

— Нет. Я в чем‑то благодарна ему, но прощать не стану.

Яна подумала, что люди странные. И перевела разговор.

— Что ты теперь будешь делать?

— Поедем с мужем в столицу, принимать наследство. Если Релиш завещал все Аире, если король разрешит — я хочу, чтобы моя девочка была трайши! Почему бы нет!

Яна задумалась на пару минут, а потом спросила то, что интересовало ее со вчерашнего вечера.

— Аира — дочь Вильтена?

— Нет.

Она не лгала. И в то же время…

— А он знал об этом?

Аэлена усмехнулась. Уселась на качели рядом, оттолкнулась ногой, покачалась пару минут, по — детски поджимая пальцы ног…

— Ты умеешь задавать вопросы.

— Я ищу знания.

— Есть ли польза в этом знании? А впрочем… пообещай мне, что никому не расскажешь?

— Пусть Лес отвергнет меня, если я передам кому‑либо хоть слово из нашего разговора. Да закроется мне навсегда дорога под его кроны. Пусть мои потомки никогда не обретут крыльев, если я нарушу свое слово.

Если Яна изучала людей, то и Аэлена уже кое‑что знала о нархи — ро. Этими вещами они не шутили никогда.

— Принимаю твою клятву.

На минуту Аэлена замолчала. Ей надо, надо было выговориться — так почему бы не здесь и не сейчас. Вчера вскрылся громадный гнойник, стало намного легче, но часть крови и гноя еще оставалась в ране. Здесь и сейчас Аэлена чистилась до конца.

— Рядом никого нет?

— Нет. Ааша посторожит.

На рассвете, на качелях, в присутствии Ааши, которая издали услышит любого желающего погреть уши две женщины смотрят в глаза друг другу. Здесь и сейчас нет тайн.

— Релиш… Знаешь, Яна, я ведь полюбила его. По — настоящему. Мне было тогда… да мне и двадцати не было. И последние несколько лет вся моя жизнь вертелась у постели больной бабушки. Я не жалуюсь, более того, если бы я могла вернуться туда! Я бы все отдала, чтобы мы втроем оказались в нашем маленьком доме, и мы с мамой играем в фишки, и лампа горит, и кот, прыгая на доску, тоже пытается помочь нам с игрой, а бабушка, наблюдая за этим, улыбается и вяжет шарф на продажу — она так старалась помочь. Мы о чем‑то переговариваемся, смеемся… мы были счастливы тогда. По — настоящему счастливы.

— Сейчас — нет?

— И сейчас тоже. Но те воспоминания — они мои и только мои. Это как нечто теплое… понимаешь? Туда можно спрятаться и не думать. Тогда я была еще ребенком, а сейчас за мной — моя семья. Детство кончилось.

Яна понимала. Аэлена оттолкнулась ногой чуть сильнее.

— Релиш… он был как солнце. Яркий, веселый, искристый, просто он не любил открываться перед людьми, вот никто и не знал. А я увидела и полюбила. И в тот же миг поняла, что он‑то меня никогда не полюбит. Ему нужна была слабая, нежная, хрупкая, зависимая… разве я смогла бы стать такой?

— Если бы сломалась — да.

— Но ломаться я уже не хотела. Понимаешь?

Яна понимала. Сильный человек может помечтать о том, как станет слабым, это верно. Но всерьез желать такого… бояться — да. Но не желать.

Она могла бы вернуться в Лес, покаяться, сделать так, чтобы решали старшие и умные, решали для нее и за нее… но уже не хотела. Слишком интересно было жить самостоятельно. Слишком затягивало.

— Понимаю…

— Тогда я решила оставаться рядом. Быть другом, ученицей, поддержкой и опорой — и Вильтен принял это от меня. Но сердце болело.

— Диолат оказался хорошей… возможной заменой?

— Да. Смерть бабушки меня сильно подкосила, я чуть не умерла сама тогда, долго болела, да и маме было плохо. А Диолат… яркий, красивый, веселый, к тому же трайши, что было немаловажно — мне хотелось стать равной Вильтену…