Тайяна. Вырваться на свободу (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 43

Постоянства ему не добавляли даже регулярные визиты мужей с чем‑нибудь увесистым. Но при этом он жестко разделял работу и личную жизнь. Знакомился на улицах, в тавернах, где‑то еще, но из прислуги никого не трогал. Мог ущипнуть, мог шлепнуть по попке, сказать комплимент в меру разумения, но и только‑то.

Нарывался уже, чудом ноги унес, вот с тех пор и решил, что на работе — ни — ни.

За кем он сейчас ухаживал?

Да кто ж знает!

Вроде как с Вайсти они вместе выпивали… может, чем и делились. Вайсти?

Второй конюх. Но его сегодня нет, выходной у него.

Была ли у него семья? Нет, семьи не было, детей тоже. Родители вроде как были, но в другом городе. Отрезанный ломоть, иначе и не скажешь.

Где жил покойный?

Да вроде как на Кузнечной улице, снимал комнатушку. Говорил, зеленый дом…

Вот туда Рошер и собрался.

В гостиной было весело и интересно, так что мимо пришлось красться на цыпочках. Туда прибыл сам почтенный начальник стражи. Сар Карен Шойс.

И тут же взялся за прислугу.

Если конюха отравили, то кто?

Конечно, кто‑то из слуг! Дворецкий, например! Или второй конюх!

Нельзя доказать? Так на дыбе признаются!

Гарту, понятное дело, эта постановка вопроса не понравилась. На дыбе кто хочешь и в чем хочешь признается. Хоть в покушении на короля! А нужно‑то не признание, а правда! А как ее добиваться — сар начальник и понятия не имел.

Орать? Грозить? Ногами топать?

Маловато будет!

Слуги краснели, бледнели, зеленели, но свою вину упорно отрицали. Вот ведь негодяи!

Пойти тем же путем, что и Рошер и начать с обыска у конюха, сару и в голову не пришло. Может, мысль и заглянула, но увидела, что внутри пусто — и вышла. Ну, не дано человеку!

Зато орет он душевно, громко так! И подхалим знатный, и деньги для стражи выбивать умеет! Так что все довольны, и стражники, и начальство.

Так что Рошер ускользнул потихоньку и отправился на Кузнечную улицу.

Небольшой закоулок на окраине города был серым. И этим все сказано. Серые дома, серая земля, почти никакой зелени, а еще — несколько кузниц. Ой, не просто так обозвали улочку. Живущие здесь уже привыкли, а вот кто в гости пришел — так и тянуло уши заткнуть. То слева — БАМММ! То справа — БОМММ!!! То вопль несется на половину улицы: 'А ну качай меха, как следует, свинячье отродье!!!'. Одним словом — весело. Зато и недорого, наверное.

Зеленый домик Рошер нашел без труда. И уговорить хозяйку дать ему покопаться в вещах постояльца было несложно. Звучало это, правда, так: 'Мы тут с Дорошем встретиться договорились, да я пораньше пришел. Ничего, если я его в комнатке подожду?'.

За три серебряных монеты хозяйка и возражать не стала. Поняла, конечно, что неспроста это, выжига старая, но спорить не стала. Справедливо рассудила, что ничего крупного Рошер не вынесет, а мелочь… Да нет у ее постояльца ничего ценного! А если есть, так она всяко отопрется!

Ценного и не нашлось.

Платила Аэлена, то есть ее супруг, своим людям вполне прилично, но деньги у Дороша не задерживались. Уходили в красивую одежду, которая не конюху бы впору, а может, даже и лойрио из небогатых. В дорогостоящее хобби — соблазнять женщин нынче недешево, красивые жесты нужны….

А Дорош соблазнял. И не самых бедных горожанок, сразу видно. В одном из шкафчиков комода нашлась целая коллекция женского белья. Чулочки, панталончики — и судя по размерам, принадлежали они разным дамам. Оч — чень разным.

Милые сувенирчики на память?

Или повод для шантажа?

Да нет, часть бельишка была самой обыкновенной. Без инициалов, вышивок и прочего. Красивое, тонкое, изящное, но с уверенностью опознать его на своей жене Рошер бы точно не взялся. Слишком уж безликое. Любовнику оно определенно говорило о победах, а вот остальным…

Или есть что‑то еще?

Письма, записки, памятные мелочи?

Рошер придерживался того мнения, что шантажист — тварь подлая. И не может он быть шантажистом только один раз. Дорошу за тридцать, в этом возрасте из малопочтенной профессии уходят, а не приходят.

Так что пришлось простучать подоконники, стены, половицы… умаялся — как если бы бревна ворочал! Но!

Зато его усердие было вознаграждено! Под подоконником тайничок и нашелся. Рошер потянул его в сторону… а тот возьми, да и отойди, открыв нишу с ценным содержимым — небольшой такой деревянной шкатулкой с кучей записок, которые тут же отправились по карманам. Шкатулка тоже была обследована, а потом вернулась на место. Пусть берет, кому надо.

Сам Рошер спустился вниз — и за небольшую сумму в пять серебрушек уговорил почтенную кайту Вирнес сообщить ему, ежели кто будет интересоваться конюхом?

Мало ли…

Кайта прищурила и без того маленькие глазки, подумала — и выдала, что интересовались. Уже с утра и интересовались, полюбовница его, не иначе. Отставку он ей дал, что ли?

Уж она бегала тут, бегала, унижалась… она, кайта Вирнес, никогда бы себе такого не позволила, фу, пошлость какая!

Видела ее? Раньше?

Ну — у… если подумать…

Рошер тоже подумал, глядя на оплывшее брылястое личико прелестной кайты и добавил еще пару монет. Что поделать — сейчас он не стражник. И не может пригрозить тюрьмой или отвесить пару пинков. Но подкупить свидетеля — может. А золотой ключик открывает любые двери.

Кайта расплылась в улыбке.

— приятно и поговорить с хорошим человеком. Да видела я ее, в квартале модисток. У нее своя лавка, она кружевными шалями торгует. Уж дети у нее, а туда же… срамота!

— вы ее знаете?

— Имени не знаю, а лавка — третья от угла, как свернуть с Каштановой улицы на Кружевную. Там еще ставни с рисунком в виде паука, плетущего паутину.

Рошер поблагодарил кайту еще одной монетой.

— Бросил, значит.

Тут сплетнице вполне можно было доверять. Такие за перестрел определят, кто с кем спит, кто кого бросил и…

— Скажите, кайта, а ради кого он ее бросил? Вы ведь женщина умная, наблюдательная, вам бы в страже работать…

— Ой, да скажете тоже!

— Кайта, ну я же вижу… С вашим умом, талантом, опытом…

Ох, а вот про опыт он зря! Скривилась…

— Тем более, что для молодой женщины он совершенно необычен.

Лицо кайты разгладилось. И Рошер продолжил уговоры. Ломалась она с полчаса, но наконец Рошер добился от нее осмысленных заявлений.

Ну да. Бросить он свою последнюю — бросил. А вот ради кого?

У кайты создалось впечатление, что эта женщина ему давно нравилась. Но — в руки не давалась. Так, хвостом крутила. Но кто она?

Нет, вот это было неясно.

Не встречались они?

Здесь — точно не встречались.

Рошер поблагодарил кайту, поцеловал ей ручку на прощание — и ушел. Записки прямо‑таки жгли ему карман.

— Ничего не понимаю?

Рошер сидел с Аэленой. Гарт, успешно выгнавший начальника стражи и отстоявший слуг, повез к себе счастливых племянников.

Как же! К дяде!

В поместье!

А там столько всего интересного!

Детям ничего не сказали про труп, про опасности — и они веселились от души. А Аэлена сейчас сидела рядом с Рошером и смотрела на записочки.

— Что ты тут хочешь найти?

— Имена. Хотя бы. Вот смотри, покойный конюх был товарищем аккуратным, раскладывал все по времени и даже ленточками перевязывал. Вот самая старая пачка. Видишь?

По цвету бумаги было видно. Недорогая — она желтеет быстро. Но встречаллись и плотные белые листочки — аристократы.

— Вижу.

— А вот это — последняя. И подпись. Твоя Рил.

— Пойдешь искать эту девушку?

— Женщину. Пойду. Мало ли что она могла слышать от любовника?

— Думаешь, он сказал ради кого с ней расстался?

— Не знаю. Но обмолвиться мог.

Аэлена потерла лоб.

— И эта неизвестная женщина его отравила?

— Почему нет? Он расстался со своей подружкой вот — вот. Вчера вечером, кажется. Если сегодня с утра она прибегала в слезах и соплях, значит, рана еще болит. Вот и считай. Увидел — шантажировал — расстался в надежде на новые отношения…