Тайяна. Вырваться на свободу (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 41

Тарма отказалась, Финар замахнулся на нее… не ударил просто потому, что был пьян. Промазал.

Но Тарма вылетела из дома в слезах.

А потом пришла она.

Аэлена.

Вот уж кого Льяна даже не замечала до того дня.

Ну, девчонка. Не особенно высокая, худая, задумчивая, вечно то с книжкой, то с рисунками. Странная… скажешь ей что‑то сделать — сделает. Но так… словно находится сейчас где‑то в другом месте. Что‑то скажешь — ответит, но смотрит, смотрит сквозь тебя своими серыми глазами, как будто тебя тут и нет… тронутая, иначе и не скажешь.

Странная.

А тогда…

Аэлена впервые словно сбросила с себя какую‑то вуаль, через которую смотрела на мир. И на площади, перед всеми, растирала их по земле. Клеймила Финара матереубийцей, а ее, Льяну…

Вот что было самым мерзким.

Она словно не замечала Льяну. Вычеркнула ее из жизни и смотрела сквозь. Как бы не оскорбляла ее Льяна, реакции не было. Только под конец девчонка скривила губы. Когда их уже уводили с площади, под конвоем стражи, словно преступников…

— Льяна…

— Что!? Что тебе еще надо, тварь!?

— Когда‑нибудь ты проклянешь свою подлость.

И — все.

Но Аэлена ошиблась тогда. Льяна проклинала, да. Только не подлость и не глупость. Не себя, нет. Аэлена просто не понимала, что для таких, как Льяна всегда виноват кто‑то другой.

Кто‑то оказался умнее, хитрее, подлее — вот и все. Виноват враг — и точка.

Аэлена.

Четырехликий, Льяна никогда и никого так не ненавидела, как эту девчонку!

Она засыпала и просыпалась с этой ненавистью, с ней растила детей и спала с мужем, и даже не поняла, как все рухнуло под этим грузом. Ведь нельзя жить и ненавидеть, совсем нельзя. Это как постоянно жить у действующего вулкана — не отравишься, так лавой зальет. Вот и отравило…

А кто в этом виноват?!

Тарма. И Аэлена.

С — суки…

Льяна смотрела в окно, когда его на миг заслонила темная тень. А потом шеи коснулась холодная сталь.

— крикнешь — умрешь.

Яна долго думала, как поступить лучше. А потом решила идти от истока. Вряд ли невестка знает — много. А ей надо точно.

У кого можно получить информацию? У Лидаса?

А расскажет ли он про сестру? Знает ли он вообще, что задумала Вериола? Глядя на его лицо, понимаешь, что такому секреты доверять не стоит. Да и… ну кто он?

Рядовой стражник, ни ума, ни фантазии. Чем он может помочь или подсказать?

С другой стороны — кому может написать Вериола? Да только родной матери. Если с кем‑то и делиться, то с ней, не с братом же! Но как получить эту информацию?

Вариант при котором Льяна по доброй воле расскажет, что они замышляют и признается (в ее невиновность Яна попросту не верила) был слишком неправдоподобным.

Предложить деньги? Ну, если то, что рассказывали про Льяну правда — она и деньги возьмет, и с три короба наврет. Это ни к чему не приведет.

Какие еще возможности?

Только одна. Силовое решение проблемы.

А потому Яна дождалась ночи — и полезла в окно. Благо, где лежит Льяна, она представляла по постоянным воплям. И окно у нее было открыто ради ночного воздуха.

Кинжал у Яны с собой был. Да, путь был, мягко говоря, противозаконным, но другого‑то дано не было! Вообще!

Ну и потом, это не нархи — ро. Всего лишь люди. Причем одни отнеслись к Яне хорошо, а других она не знала, но испытывала к ним сильную брезгливость. Те, кто предает родную кровь, даже плевка не заслуживают. Так было и будет. Всегда.

Кинжал коснулся шеи задремавшей Льяны. Та дернулась.

— К‑кто…

— Молчи. Будешь отвечать, как я скажу, тогда останешься жива. Поняла?

— Д — да.

— Заорешь — и я успею перехватить тебе глотку. Веришь?

Верила. И потела так, что Ааша морду в окно высунула — от запаха. Сама Яна чувствовала себя премерзко. Ведь живой же тоже человек… а она что делает?

А, не жалеть же ее теперь.

— Ты знаешь, где сейчас твоя дочь?

— Н — нет…

Ааша рыкнула. Яна прижала кинжал плотнее.

— Врешь. Тебе твои уши дороги? Или лучше пальцы на руке по одному пообрубать?

— не рискнешь! Заору!

— рискну! Мне сейчас все равно, эта сука моего брата ограбила!

Льяна напряглась.

— Брата? Где? Как!?

Какая милая семейка! В том, что ее дочь может ограбить, она даже не сомневается?

— В Термоне!

— Это не она! Вериола сейчас в Далинаре!

Есть первое попадание! Яна специально выбрала Термон — город подальше от Далинара, и Льяна попалась. Ну так хитрость, изворотливость и ум — вещи разные.

— Врешь!

— Не вру! Когда это случилось?

— Двадцать два дня назад! Она у него не только кошель украла, но и родовой медальон…

— Да она уже два года никуда из Далинара не уезжала!

— Она высокая, черноволосая, с серыми глазами…

Льяна окончательно расслабилась.

— Да нет же! Вериола, она в меня! Невысокая, светленькая, с голубыми глазами…

— Кто мог себя за нее выдать?

— Не знаю!

— где ее найти?

Льяна замолчала. Тайяна вздохнула.

— Если это не она, никто ей вреда не причинит. Но она может знать воровку.

— Не знаю. Вери мне проCто пишет, но не говорит, где живет!

— А вы ей отвечаете?

— она просила, чтобы ей не писали.

Льяна бросила взгляд на комод в углу.

— Но сюда она приезжает?

— два года уж не было.

Яна кивнула.

— Прошу прощения. Но у меня не было выбора.

Сильный удар погрузил Льяну в беспамятство. Яна принялась торопливо перекапывать комод.

Вот они, родненькие! Почти два десятка писем в большой шкатулке… Все — за пазуху. И в окно.

Несомненно, Вериола узнает о ее визите. Но — не сразу, далеко не сразу. Яна быстрая, а письма ходят куда как медленнее.

Читала послания Вериолы она уже утром, на скорую руку перекусывая хлебом и сыром. Отметила множество ошибок, достаточно корявые буквы — видно, что писал малообразованный человек. И не привыкший к перу.

Аэлена писала вовсе не так, хотя люди вообще плохие каллиграфы. А ведь это — целое искусство!

Среди нархи — ро были даже те, кто определял характер человека по почерку. А тут что? Мелкие угловатые буквы кое — где были искривлены, словно рука человека дрожала, страницы чуть не продраны, строчки слипаются, поля узкие….

Ну, если вспомнить уроки — почерк выдает человека жадного, амбициозного, с претензиями на нечто высшее — это видно по вензелям, которые нарушают всю гармонию текста. А что‑то более определенное?

Если только из текста.

Вчитаться было сложно, но…

В первых письмах, которые Льяна складывала по датам, Вериола жаловалась на мужа. По ее словам, тот был глуп, неуклюж, но единственное его достоинство — обожал жену. На руках носить готов был. Недостаток — хотел детей. Вериола же не желала плодить нищету. Так и писала прямым текстом.

А еще…

…это из‑за нее…

… если бы не эта сука…

… когда‑нибудь она мне за все заплатит…

Ненависть к Аэлене просто прорывалась через бумагу. Прорастала, выползала и поднимала свою уродливую голову. Для Вериолы Аэлена была той, кто лишил ее — всего. Дома, денег, спокойствия, репутации, надежды на лучшее будущее… и ведь так оно и было, в какой‑то степени?

Если так прикинуть — Аэлена разобралась с Финаром, но удар пришелся и по его семье. Ни лидас, ни Вериола виноваты не были. Что они могли сделать — будучи детьми?

Да ничего. Кто бы стал их слушать?

Никто и никогда.

А теперь дети выросли. Только вот… Лидас еще туда — сюда, он попытался как‑то построить свою жизнь, пусть и не лучшим образом, а Вериола не смирилась. Видимо, она пошла жадностью в мать.

Первые письма были отправлены из столицы. А потом…

…у Терма умерла тетка — и оставила ему небольшое наследство в Далинаре. Мы поедем туда…

… эта сука здесь!!!..

Письмо в этом месте было даже продрано, с такой силой писала Вериола.

… счастлива!!!.. богата…. НЕНАВИЖУ!!!..