Дело Кристофера (СИ) - Гейл Александра - Страница 68

Надо отдать Ашеру должное, он свою подружку выставляет за дверь, а не ведет в дом, но найти ему оправданий я уже не могу. Как там сказала Керри? Через мою жизнь прошел дружный строй м*даков, и веры мужчинам больше никакой. Я смотрю на Ашера, который возвращается в столовую и вдруг понимаю, что тоже хочу быть мисс Каблучки, ну хоть для кого-нибудь. Той страстной роковой любовницей, забыть которую он оказался не в состоянии… И мне даже почти хочется разбить сердце какой-нибудь наивной девятнадцатилетней студентке. Неужели я настолько плоха, что даже этого не заслуживаю?

— Ты на меня так смотришь… — начинает Ашер.

— Я жду.

— Чего ты ждешь?

— Признание.

— Это Мария. Мы учились вместе.

— Вы вместе спали. Не надо преуменьшать, это унижает и ее, и меня.

— Джоанна, — начинает Ашер, и я буквально вижу этот переход от защиты к нападению. — Ты согласна познакомиться с моей сестрой?

— Нет, это Мария согласна.

— Послушай, я не спрашивал, что у тебя там случилось, и подозреваю, что Шон Картер — не тот опыт, который просто вынести, но если ты не готова даже на такую маленькую уступку, как знакомство с дорогим мне человеком, то о каких серьезных отношениях может идти речь?

— Серьезных отношениях? Да твои блинчики…

— Не надо тыкать в меня этими блинчиками. Пока тебя не было, я научился готовить салат. Это моя жертва. Я в достаточной мере терпелив, но ответная уступка просто обязана быть. Прости, но я не вижу смысла привязываться к человеку, который держит меня на расстоянии и не планирует это менять.

— Я не держу тебя… ладно, держу. Просто… ты должен понять, я не маленькая уже, у меня есть определенный багаж ошибок…

— Я старше тебя почти на десять лет. Моих ошибок вдвое больше. И я не прошу покаяться во всех грехах. Я просто хочу, чтобы ты согласилась встретиться с моей сестрой! Потому что для меня это важно.

— И поэтому сюда пришла твоя университетская подружка?

Да, это разговор двух глухих. Каждый гнет свою линию, не в состоянии признать правду: ему нужно больше, чем я могу предложить, а если не могу, то он найдет следующую, но я действительно не могу уступить, потому что не хочу начинать отношения, из которых выйду с новыми шрамами на сердце. Да, гарантии дают только страховые компании, но иногда, так случается, что ты просто не можешь переступить через себя и кинуться в омут с головой снова. И именно по этой причине я забираю свою сумку и говорю:

— Не ту выгнал. Можешь даже не говорить сестре, что не с Марией предлагал познакомиться. Я пойду. Счастья тебе, Ашер.

После этих моих слов он поднимает сцепленные в замок руки и с тяжелым выдохом закидывает их за голову. Я вижу, что он обижен, знаю, что в груди жжется, но расставание не бывает безболезненным. Я больше никогда не стану подстраиваться под чужие ожидания. Я уже побывала в шкуре замены Пани. Хватит. С меня довольно!

Я уверяю себя, убеждаю, что все хорошо, что я в порядке, что ничего страшного не произошло, ведь я и не собиралась с ним всерьез встречаться… но Ашер меня задел. Именно своей Марией. Именно тем, что не я та женщина, которую пускают на порог, стоит подружке улететь в командировку. И чтобы вернуть себе хотя бы остатки самолюбия, я пытаюсь накрасить ногти красным лаком. Но ничего не выходит. Сначала он неравномерно ложиться, затем смазывается, кусочки ваты прилипают к ногтям, и их никак не убрать… Мою руки, с остервенение очищаю ногти от ваты. Крашу и снова, и снова. И никак не выходит! У меня вообще ничего не выходит! Снова крашу, и снова смазываю, и смазываю, и стираю, и стираю. Я целых три часа сижу над этим занятием, и все никак. Кожа вокруг ногтей теперь кажется больной. Каждый, кто пытался стереть красный лак знает, что он въедается намертво. Теперь я просто обязана ее отчистить, и так усиленно тру, что теперь уже не знаю, лак это или воспаление…

Не только ногти не идеальные. Смотрюсь в зеркало. Корни моих волос за время пребывания в Японии отросли. И я должна их покрасить. Уже ночь, но ведь аптеки работают круглосуточно. Покупаю светлую краску, но моей любимой нет. Уже выхожу на улицу, смотрю на чертов флакончик, а потом, поддавшись порыву, толкаю дверь снова и беру другой бутылек — с цветом, идентичным моему натуральному. С этим значительно проще. Волосы будто только и ждали, что возврата к естественному оттенку. Я все еще не нравлюсь себе шатенкой, но и на свое блондинистое отражение уже смотреть не в состоянии. Наградив себя мрачным взглядом, я перебрасываю блестящие локоны через плечо и прикидываю, не лучше ли их вообще постричь…

А утром я записываюсь на маникюр, где мне приводят ногти в божеский вид. И я опаздываю на работу, но плевать. Если Картер скажет хоть что-нибудь, я ему врежу. Из-за больной спины, из-за Ашера, из-за всего, на что он меня подписал. Это мой условный рефлекс: если кто и виноват, то это Шон. И черта с два я признаю, что необъективна.

Я стою напротив зеркала при входе и стягиваю с себя пятиметровый шарф, замотанный вокруг и шеи, и волос. Он — тоже попытка сменить имидж.

— Док?! — слышу за спиной голос Каддини. Парень в шоке. Он, наверное, даже не подозревал, что я крашу волосы. Не похож он на человека, который заморачивается на подобные вещи. Для него Док — блондинка, которая с садистским наслаждением оглашает коридор цокотом каблуков. Но сегодня я шатенка (ибо в депрессии), без традиционных шпилек (ибо спина болит).

— Угу, это я, — говорю я, основа отворачиваясь к зеркалу. С таким цветом волос я выгляжу еще выше, худее и депрессивнее. Идеальная девушка двадцать первого века. Карьеристка с не сложившейся личной жизнью и прогрессирующим экзистенциальным кризисом.

— Эм, а кофе будешь? — неуверенно спрашивает парень.

— Каддини, то, что я покрасила волосы, никак не отразилось на моих вкусовых пристрастиях. Буду, конечно!

Однако, видимо, для итальянца смена цвета моих волос подобна прилету инопланетян, и пить со мной божественный напиток он отказывается. Ссылается на какие-то дела и убегает. Я где-то слышала, что это нормальная мужская реакция — ему необходимо время привыкнуть, но сегодня я в настроении проводить его мстительным взглядом… и не засчитать лабораторную работу. Однако, когда прихожу на пару картерианцев, понимаю, что есть более предпочтительный объект для нападок. Флэшбэк, пожалуйста. Я так и не рассказала о том, как мы сосуществуем после яхты с Ребеккой Йол. Так вот эта особа больше в глаза мне не смотрит.

Она как-то странно сутулит плечи и утыкается взглядом в пол. Заговорила со мной всего однажды — поблагодарила за то, что я не созвала дисциплинарный совет. Знала бы она мои истинные мотивы… Я много думала о них с Шоном. То, что она торгует собой не означает, что Картер обошел ее вниманием. Может быть наоборот, так ему даже предпочтительнее… То, что я не знаю природу их отношений, сводит меня с ума куда больше самой горькой правды.

Ребекка сидит около меня и защищается. Она определенно не дура, но параллельное программирование не для нее. От и до шаблон Шона. Пани тоже в моей области полный ноль. Интересно, на их фоне эго Картера еще больше раздувается? Мое, так точно! И я открываю рот, чтобы сказать Йол то, что ей нужно переделать все и быстро, но в этот момент она, точно почувствовав, поднимает на меня свои огромные затравленные глаза, и у меня из легких вышибает воздух. Она придет еще раз. Она будет снова сутулиться и испуганно таращиться в пол. И отвечать теорию, местами запинаясь и заикаясь. А я буду сидеть и сходить с ума. О нет, я просто не могу. Глядя на нее, я вижу ее в объятиях Шона, и хуже всего, что я помню, насколько она бесстыдно красивая без одежды.

— Иди, — процеживаю я сквозь зубы и ставлю подпись на титульном листе.

И в этот момент заходит Картер. И все мы втроем прямо застываем на месте. Йол каким-то неведомым образом ухитряется стать совершенно невидимой, а мы с Шоном как два идиота просто таращимся друг на друга. Вместо обид мне в голову лезут воспоминания о поцелуе и том, что он просил меня отказаться от Ашера. Собственно, последний в этом плане очень даже подыграл…