Дело Кристофера (СИ) - Гейл Александра - Страница 21

У меня к горлу подступают слезы. Это всего лишь офис, а ощущение такое, будто он дом для меня строит. Ничего не могу с собой поделать: мне хочется плакать оттого, что это неправда. И мысли о Брюсе совсем не помогают. Как же такое могло случиться? Когда?

— Здесь потрясающе, — хрипло произношу я. — Это хорошо, что Бабочки теперь не три кубометра воздуха и моток оптоволоконного провода.

— И, тем не менее, очень опасно. Бабочки не просто так не собираются в одном мест. И все, на что я делаю ставку, заключается в изолированности Австралии от остального мира. Но ощущение единства и надежности нам теперь необходимо. То, что сделали с нами власти… — и он замолкает, отворачивается к окну. Сколько бы я не смотрела туда же, его призраков я там не вижу.

— Расскажешь? — не сдержавшись, спрашиваю я. Он не поворачивается ко мне, но отвечает согласием.

— Тот день, когда меня впервые арестовали, стал всего лишь началом целой череды приводов. Когда они взяли меня впервые, у них не было ничего. А я сам вырыл себе могилу- ты исчезла. Меня допрашивали. Раз за разом. Я могу повторить все, что говорил агентам, не просыпаясь. А еще они мешали мне искать тебя. Приходилось действовать тайно, временами незаконно. Было сложно. И я не пожалел, что Леклер сдох, Джо. Смерти я ему не желал, но если бы была возможность вернуться в ту ночь — ничего не изменил бы. А ты?

— А при чем здесь я?

— А при том, что ты можешь мне объяснить зачем разыгрываешь невесту этого придурочного? — Вау! У нас случился такой плавный переход темы, что ощущение, будто по голове ударили. Сижу и ошалело моргаю. — Из-за меня? — продолжает, тем временем, Шон.

— Угу, и солнце из-за тебя всходит, — бормочу я себе под нос, закатывая глаза. А ведь он прав…

— Я спрашиваю серьезно. Его привезли на Сицилию твои родители. Чтобы на тебе женить. Не вижу иной причины на это подписаться.

Старательно не отрывая глаз от залива, меняю тему.

— Он ненавидит Австралию и Сидней… — и меня. — За что он ненавидит это место?

— Он не одинок. Пани тоже ненавидит.

— Пани? — Вот это новости!

— Я думал, что она затопит своими слезами и соплями весь город. Сколько тут жила — ныла хуже пятилетней девчонки.

Мне вдруг становится смешно и легко.

— А ты любишь Сидней? — спрашиваю я.

— Нет.

— Нет?

— Я люблю крепкий алкоголь, он отшибает лишние тревоги. Я люблю фирму эпл, она проверенная. Я люблю компьютеры, они мне интуитивно понятны и послушны. Я не люблю опаздывать, это признак ненадежности. Я не люблю летать, после перелетов я чувствую себя как после отжима в стиральной машинке. Я не люблю Сидней, я к нему ничего не чувствую. Это стены и лампочки.

— И море. Ты ничего не чувствуешь к морю?

— А что можно чувствовать к морю?

— Восхищение, оно сильное и самовольное, мы полностью зависимы от его власти. Дарит множество возможностей. Его приятно слушать, обонять и осязать…

И вдруг он фыркает, но не как обычно, а… беззлобно?

— А теперь подумай, что ты сказала. Это же определение идеального мужчины. — И у меня открывается рот. Действительно. Вот так сюрприз. — Ты любишь не море. Ты выбрала его для олицетворения собственной секс-ориентации.

И когда я начинаю обдумывать услышанное, у меня в голове возникает только один человек, который удовлетворяет всем этим качествам. Паника захлестывает с головой, а на коже появляются мурашки. Их не спрятать. И Шон, разумеется, замечает.

— Тебе не кажется, что это трагедия? — шепотом спрашиваю я. Вопросительно выгибает бровь. — Трагедия, что двое настолько разных людей, как мы с тобой, абсолютно совместимы в постели.

— И в чем же это мы разные? — хмыкает Картер. — Может, в том, что оба любим свою работу? Или в том, что идем к поставленной цели, вынуждая окружающих прогибаться? Конелл, если ты срочно не разучишься идеализировать этот мир и саму себя, то умрешь одинокой. И неудачники, коих ты пускаешь в собственную постель в попытках доказать себе обратное, не помогут избавиться от этого ощущения.

— О чем ты говоришь? — раздраженно спрашиваю я. — О возврате к прошлому? К тебе? К отношениям, которые у нас были? — и заставляю себя безжалостно усмехнуться. — Все закончилось плохо, Шон, очень плохо. И с чего бы этому измениться? Ты вздумал воспылать ко мне пламенной любовью и уважением до гроба, бросив всех своих шлюх? Картер, мне нужно именно это! Не восемь бит, которые ты в состоянии обеспечить, а шестьдесят четыре байта2. Смех, вечерние объятия, прогулки по побережью под дождем, тепло, уют, семейные ужины со мной и моими родителями. А ты жесток и черств. Был и будешь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ты тоже. И человек, которого ты описала, будет с тобой всегда несчастен. Потому что он тебя не изменит, ты навечно останешься бессердечной стервой.

— Что?!

— Ты его поломаешь. Да, дьявол, вспомни ваш с Брюсом разговор о женитьбе. Я его прослушал дважды — не мог поверить. Ты сама сделала ему предложение, причем на кабальных условиях. Ты сказала: ты едешь со мной в Сидней, это не обсуждается, ведь тебе все равно податься некуда, а я там работать буду. И при условии, что ты станешь терпеть моего начальника, с которым я спала и все еще сплю, ты можешь на мне жениться, уговорил. Это хреново невероятно, что он согласился. Любой другой на его месте тебя бы послал и пальцем у виска покрутить не забыл. А теперь удовлетвори мое любопытство: после такого у него на тебя все еще стоит?

Это слишком. Я бросаюсь к лифту, но ключик у Шона, а без него дурацкая кабина ехать отказывается. Здесь должна быть лестница, должна! Выпрыгиваю из лифта, оглядываюсь. Только Шон меня ловить не спешит, а значит выход отсюда только один. Однако, больше он свою линию не гнет, только медленно приближается, заходит внутрь кабины и прикладывает к панели ключ. Молча.

Я правда собираюсь добраться к Брюсу сама, но вспоминаю, что у меня остался один доллар и двадцать пять центов, и возвратиться я могу разве что пешком. А на улице весьма прохладно. В общем, сижу я в машине Шона, олицетворяю собой оскорбленную невинность. Но когда мазда останавливается около дома, в котором расположена квартирка с зелеными стенами, я просто сижу и смотрю на ее окна. И хотя так не кажется, судя по всему, я, наконец, разобралась с дурдомом, который творится у меня в голове. Я сказала Шону правду. Того, что он предлагает, мне мало.

И все же, я не могу отказать себе в маленьком удовольствии. Поворачиваюсь к Картеру, протягиваю руку и касаюсь его волос. Черные, жесткие и волнистые. Вращаю пальцами прядку.

— А ты кудрявый, — шепчу я.

Он молниеносным движением перехватывает мое запястье и сжимает до боли.

— Не играй со мной, Джо. Не советую.

— Я и не играю. Прощай.

С этими словами я отстегиваю ремень безопасности и толкаю дверь.

— До скорой встречи, Джоанна Конелл, — летит мне в спину. А затем Картер просто уезжает.

Глава 5. Осака

Чуть менее шести лет назад

До того дня я никогда не путешествовала с Шоном Картером, но неожиданностью перелет для меня не стал. Мой ректор сел в кресло, забросил в рот две пилюли снотворного и, приклеив табличку "не беспокоить!", завалился спать. А мне оставалось смотреть фильмы. Точнее фильм. До остальных дошли только мечты. Поспать мне тоже не удалось, — было так неудобно, что я просыпалась каждые пять минут и косилась на Шона. Его плечо выглядело настолько заманчиво, что не будь поблизости огнедышащей головы, я бы точно соблазнилась. Иными словами, к концу тринадцатого часа я возненавидела перелеты почти так же, как Шон. И искренне радовалась тому, что Картер предусмотрительно дал нам запасные сутки на то, чтобы всласть поумирать в номере. Ну а те, кто не страдал мигренями и шикарным денежным наследством (имею в виду Клегга, конечно), летели на следующий день.

Когда самолет приземлился, я, естественно, чувствовала себя ужасно, но никак не могла понять, почему после обычного сна, пусть на высоте в несколько тысяч футов, Картер выглядел так, будто по нему кто-то проехался. До отеля мы добрались на машине, которую за нами прислал Такаши. Сначала, узнав порядок нашего размещения в отеле, я удивилась, что Шон заказал нам люкс с раздельными спальнями, даже о причинах погадать успела, но теперь порадовалась. Мне совершенно не улыбалось лежать рядом с больным и злым на весь подлунный мир Картером.