Дело Кристофера (СИ) - Гейл Александра - Страница 115

— Может, Пентагон Шон и не трогал, но это не мешает ему быть редкостной скотиной.

Почтившие меня своим присутствием джентльмены, коротко, но емко переглянулись. Я буквально увидела ментальную ручку, которая подставила галочку в графе "не все гладко". И, наверное, именно так меня и запомнили. Чтобы впоследствии навести ищейку покрупнее…

Шон никогда не говорил о том, насколько тяжело давалось ему новое соседство, но скрыть свое состояние не мог. Не раз и не два я заставала его утром глядящим в окно. А однажды вернулась домой и обнаружила там форменный погром. Было перевернуто вверх дном все. Думала, обыск, оказалось, нет. Картер искал прослушку.

— И зачем ты это делаешь? Все равно новую поставят! — попыталась вразумить я своего ректора, который в тот миг вспарывал отверткой диванные подушки. А он резко обернулся и как рявкнет:

— Если они мне снесли сеть в университете, то пусть заново ставят чертовы жучки тоже! — Ну, справедливо. — Вот чем им сеть мешала? Вместе с маршрутизаторами все уперли!

— С маршрутизаторами?! — изумилась я. — Вот гады! Давай что ли помогу.

В общем, дом громили в четыре руки. Чуть ли не всю мебель поубивали, но стоимость маршрутизаторов окупили. Блин, даже в ванной парочку передатчиков обнаружили… В результате, я уснула на кухонном столе часа в два ночи прямо посреди масштабного акта вандализма, а наутро обнаружила отсутствие хозяина дома. Что там, Шон и ночью не появился. Только на следующие сутки. Причем пришел и закрылся в компьютерной комнате, не сказав мне ни слова. С другой стороны, что слова? Запах женских духов был намного красноречивее…

С тех пор как появились копы, когда пал Пентагон, Картер даже не сделал попытки дотронуться до меня, а пропадать стал, напротив, значительно чаще. Его способ снятия стресса — пить и вести себя как конченный козел. Но кто бы удивился. Пару раз в мою голову вялой старческой походкой забрела мысль о том, чтобы собрать вещички и съехать, но меня так упорно дрессировали на сей счет, что я ее отметала еще до того, как та успевала оформиться в последовательность действий. Да еще и копы начали бы допрашивать как да почему… Обидно только, что попытки донести до Шона мысль "гонорея — штука неприятная", как всегда, потерпели крах. Задушевный разговор у нас состоялся лишь однажды, и этой темы он коснулся очень-очень вскользь.

— Уж лучше бы того, кто это сделал, схватили, — пробурчала я и, опустив голову, начала ковырять ногтями кутикулы пальцев. — Чтобы все вернулось на круги своя.

— Ты же понимаешь, что как раньше уже никогда не будет.

— Почему? — наивно удивилась я.

— Мы с остальными были… вроде как приятелями, но теперь один из нас подставил других, и доверие разрушено. Что далеко ходить? Любая деятельность уже приостановлена, — и стукнул пальцами по кухонному столу.

— Все вернется.

— За последний месяц я не получил от Манфреда ни одного имэйла, Джоанна. Понимаешь, что это значит? Нас разобщили на всех уровнях. — И это было сказано с такой горечью, что я схватилась за чашку, дабы не расплакаться. Из-за себя. Из-за него. Если что и имело для Шона значение, то это Бабочки. Я не успела подержаться за мечту, а он — да. И ему было больнее. — Советую забыть о Манфреде и его крылатых подопечных.

— И о тебе? — прищурилась я.

Некоторое время Шон молчал, изучая мое лицо. В тишине кухни был отчетливо слышен бег секундной стрелки. Двенадцать. Двенадцать секунд он просто молчал и смотрел.

— Только не говори мне, что — бла-бла-бла — Бабочки стоят того, чтобы ходить по улицам, страшась дорогу перейти в неположенном месте.

— Наверное…

— Наверное?

— Я не знаю! — выкрикнула я, чувствуя, что разговор свернул на очень опасную территорию. — Я таковой не была! Но все еще хочу… Я не верю, что все закончилось.

Шон отреагировал то ли странно, то ли не очень: просто схватил пачку крекеров и ушел.

Я была не так уж и неправа. Осада интерпола продержалась пару-тройку месяцев и исчезла в тот день, когда Пани сделала эпохальное признание в том, что действительно занималась взломами на заказ. Однако, мы с Шоном узнали о нем… своеобразно. К тому моменту я и мой ректор пришли к своего рода соглашению. Я выбросила рубашки, от которых разило духами, а Шон отомстил, обставив гостиную в духе берлоги столь холостяцкой, что ступившая туда шпилька сдалась бы и растворилась сама по себе. И именно в тот памятный день мы окончательно помирились, а привыкание к новому интерьеру устроили не сложно угадать каким образом. Признаться, освоение новых территорий шло не слишком просто. Диван казался слишком жестким, и в попытке усесться поудобнее, при этом не расцепив объятий, я задела пульт от новенького плазменного телевизора. Он упал, экран включился, и мы оба замерли, услышав в сводке новостей знакомое имя… Пока не закончился репортаж, мы с Картером сидели, вцепившись друг в друга, а когда все закончилось, я откашлялась, высвободилась и ушла. Знала, что Шону было неприятно знать, что его предала женщина, которую он любил. Но утешение — не мой конек, тем более что с виски у Картера отношения куда как более теплые.

Долгое время мы жили спокойно, наслаждаясь присутствием только друг друга, в то время как внимание ищеек было обращено на обитателей северного полушария. Сначала Пани, затем — слетевший с катушек Марко, и, наконец, Такаши — комплекта ради… Они брали измором. Устраивали прессинг. Доставали близких, усложняли жизнь, не разрешали покидать страну… Я все это знаю, потому что тайком почитывала газеты и онлайн-сводки. Шону не говорила, но казалось важным быть в курсе, потому что пока ищейки крутились там, мы оставались в относительной безопасности. Но шли недели, месяцы, а расследование результатов не давало, и все отчетливее понималось, что возвращение интерпола совершенно неизбежно. Однако я прогадала. Они не вернулись. Они прислали Бюрошных ублюдков. И методы у оных отличались.

То утро было великолепным, как и любое другое, с которого начинается самый большой кошмар вашей жизни. Чашка кофе, беготня по двору за Франсин, приятная музыка в плеере. Но еще стук в дверь, щелчок замка и значок ФБР.

— Агент Эндрю Крамер. У нас ордер на арест Шона Картера, — объявили мне с порога, тыча в лицо "полномочиями" в лице власть имущей железячки.

— В чем его обвиняют? — тут же бросилась я выяснять детали.

— Это секретная информация, — то ли сообщили, то ли не сообщили мне и чуть не растоптали, спеша заковать Картера в наручники.

А к моим глазам будто применили фотошопный фильтр размытия по Гауссу. Я, вроде, и не плакала, но ничего не видела, а сфокусировать зрение смогла только когда коренастый коротко стриженный агент так толкнул Шона, что тот с трудом сохранил равновесие. Эта нестыковка отрезвила (еще бы, вон как с моим ректором обращаются!), и я бросилась наперерез процессии.

— Шон, пожалуйста, что происходит? — закричала я, хватаясь за его плечо.

— Прочь с дороги, — прошипел Картер мне в лицо и двинулся вперед с таким видом, будто хозяином положения был он, а не толпа людей в вонючих полиэстеровых костюмах.

Все случившееся заняло от силы минут двадцать, никак не больше, а я еще час стояла около открытой двери, не зная что делать. Шон был гадом, мог дать взятку или обхамить ни за что, мог превысить скорость, но если к нему в дом заявляется ФБР, то он не просто закурил в неположенном месте. Это Пентагон. Ну или взлом, Боже, я молилась о том, чтобы это был последний. Не могла поверить, что Шон мне солгал. Почему-то его честность казалась важной.

Может, дело в том, что несмотря на все неприятные моменты, именно в отсутствии искренности его обвинить было невозможно. Будто это давало призрачный шанс на нормальную жизнь. Ну, по-картеровски нормальную, в смысле без цветочков и пастельной палитры в гостиной.

Я понятия не имела, что делать. Искать тайный сундучок, припрятанный на случай необходимости "выкупа" из полиции? Пойти и узнать, в чем его обвиняют? Или действовать хитрее и заставить это выяснить людей, с которыми Шон не может не считаться? Я решила в пользу последнего и набрала номер Алекса.