Дело Кристофера (СИ) - Гейл Александра - Страница 104

— Ты когда-нибудь успокоишься? — с усталым, но тем не менее довольным видом интересуется он. Ему, черт возьми, нравится, что я ревную! Вы только посмотрите на это!

— Только если ты ее вышвырнешь, — тут же нахожу лазейку.

— Никогда. А все потому что пока она работает, я могу отдыхать. Но я мог бы удовлетворить твое желание, если бы ты назвала своей Бабочкой Каддини…

— Черт возьми, Картер, Оягава же потеряет все…

— И это мои проблемы? — выгибает бровь Шон. — Это Манфред развел долбаную преемственность, не я. То, что Такаши молодец, не означает, что я должен привечать в Бабочках всех его домашних животных. Оягава всего лишь выскочка, который путается под ногами. Пора от него избавляться. К тому же, уверен, Такаши догадывался и уже нашел местечко для своего подопечного.

— То есть ты этот прессинг Такаши устраивал не просто так? — Он так и не простил японцу, что тот не позволил мне войти в состав Бабочек, а взял своего человека? Удивительно теплая мысль.

— На выходных думаю съездить в дом отца, — внезапно сообщает мне Шон, и я удивленно встречаюсь с ним взглядом, позабыв о прошлых обидах и их удачном разрешении. Я ничего не слышала о доме его отца… — Предлагаю на него полюбоваться и тебе. Нужно решить, что с ним сделать: сдать, продать или переехать.

— Ты мне предлагаешь переехать с тобой? — пытаюсь уточнить я.

— Я предлагаю съездить в дом моего отца и решить, что с ним сделать: сдать…

— Продать или переехать. Я расслышала. Просто удивлена.

— Удивление заставляет тебя переспрашивать? Это лишено всякого смысла. — Закатываю глаза.

Мы не больше месяца вместе, не то чтобы я считала… считала, конечно. Послезавтра месяц будет. И вроде как пока обломков мебели не наблюдается. И он предлагает мне съездить в дом его отца… Который, по-видимому, простаивает больше десяти лет. Ну, либо это изощренный способ избавиться от меня с помощью обвала крыши, либо все еще серьезнее, чем я смела надеяться. И у меня было… недостаточно времени, чтобы к этому подготовиться.

— Хорошо, давай… съездим.

Но я явно слабо представляла, на что подписываюсь. Поясню: несмотря на весьма теплую погоду, на мне сапоги, плотные штаны и кофта с длинными рукавами. А все потому, что вокруг этого дома некогда был сад. В общем, некогда это был сад, а теперь — декорации к фильму "Джуманджи". И, думается мне, с соседнего дерева сейчас прыгнет как минимум десяток гадких змеюк! Все по сценарию.

— Если я увижу хоть одного таракана, то начну так орать, что не только твоя Йол услышит, — бурчу я недовольно.

— Пожалей животных. Представляешь, больше десяти лет сидят на диете. Слабости простительны. — Хмырь изволит шутить? Судя по всему — да!

После этого Шон начинает торжественное шествие к дому, а я при каждом шаге нервно оглядываюсь по сторонам, сдерживая крик "мама, я хочу домой!". Нет, серьезно, вы видели когда-нибудь австралийских жуков? Да они размером с мою ладонь! Осторожно переставляя ноги и пытаясь уберечь лицо от веток, я стараюсь поспевать за Шоном. Но когда, наконец, вижу перекошенное крыльцо дома, мне становится жутко. Ну вот, теперь я уверена, что здесь-то, в этом кошмарном месте, от меня и избавятся. Дом огромный, есть куда прятать труп. Шууутка.

А Картер уже взбирается по ступенькам. Те скрипят, полагая, что он слишком толстый. Дверь тоже открывается с пинка… Кошмар, короче. Спешу успеть за Шоном, только бы не остаться здесь, снаружи, одной. Но внутри, надо сказать, ничуть не лучше. Стекла грязные, и на них паутина (мысли о пауках прочь!), свет внутрь почти не проникает. Мебель закрыта чехлами, но навряд ли это ее спасло. Думается мне, если сесть на диван, он рассыплется в пыль. Воздух влажный и спертый, кажется, будто легкие отказываются его принимать. Бригаду операторов со сценаристами, и фильм ужасов у вас в кармане!

Шон одет в джинсы и футболку, которые я купила ему на Сицилии. Наверное, он решил, что ни на что другое подобная одежда не годится.

— Ты уверен, что хочешь что-то с этим домом делать? По-моему, ему стоит просто дать развалиться окончательно, — ворчу я, дергаясь от скрипа половиц под ногами.

— Это один из памятников архитектуры Сиднея, Джо, — отвечает он.

— Думаю, даже Селия Штофф согласится, что этому памятнику еще один памятник нужен. Можно даже вполне себе архитектурный.

На мое нытье, как и ожидалось, внимания никто не обращает, и мы ходим по комнатам первого этажа, осматриваем и анализируем. Насколько же сильно Шон презирал отца, если позволил чуть ли не дворцу, в котором тот жил, прийти в такое состояние? Здесь ведь было очень уютно. Дом, настоящий дом, жилой, с пушистыми коврами и массивными креслами. Однако, сдается мне, как только у Шона появилась возможность уехать из этого места и начать самостоятельную жизнь, это он и сделал, что с лихвой подтверждают размеры его нынешнего жилища. Интересно, каким на самом деле человеком был Бенжамин Картер? На одной из полок я вижу рамки для фотографий, туда и направляюсь. На стекле столько пыли, что не понять, кто изображен. Стираю ее рукавом и кривлюсь, потому что мне, как всегда, везет, и на снимке запечатлены Пани с Франсин. Я, конечно, все понимаю, но навряд ли весь дом Бенжамина Картера усеян ее фотками. Просто мое невезение носит кармический характер!

Шон иронию тоже оценивает. Хмыкнув, снимает с полки другую фотографию и протягивает мне. Я снова протираю стекло и обнаруживаю, что на ней вылитый Джастин, только чуть старше. Они с Бенжамином похожи как две капли воды, а вот Шону от отца не досталось, считай, ничего. Их роднит лишь одно: знакомый огонек в глазах, который появляется только когда мой ректор что-то замышляет. Значит ли это, что мужчина, именем которого назван наш университет, был тем еще интриганом? Полагаю, да, тем более что его лучший друг — Эмилио Юнт.

Шон, тем временем, протягивает мне следующую фотографию. На ней изображена женщина. Знакомые жесткие черные кудри и темные глаза, отчего-то капельку грустные. Она на снимке моложе, чем Шон сейчас, и мне приходится гнать прочь мысли о том, что Керри тоже навсегда останется юной и красивой.

— Что именно с ней случилось? — спрашиваю я, потому что чувствую — расскажет.

С полминуты Шон колеблется, а потом отвечает:

— Разрыв аневризмы. Мы шли по улице. Она упала. Приехала скорая. Врачи факт смерти констатировали сразу, проинформировали отца и забрали нас с матерью обоих в больницу. Ее собирались вскрывать, чтобы установить причину случившегося, а меня просто не стали оставлять одного на улице. Разговаривать с врачами я отказался, сидел и молчал. Шесть часов ждал, пока меня заберут.

— Твой отец приехал спустя шесть часов? — в ужасе спрашиваю я.

— За мной приехал Эмилио Юнт, — сухо информируют меня. Внутри становится так холодно и жутко. Да, пожалуй, у него есть причины недолюбливать отца и все, что с ним связано. — Мы еще не были на кухне, — безразлично напоминает Шон, и приходится бросить как попало фотографии, чтобы не плутать в царстве паутин одной.

В кухне, видимо, была роскошная мебель, кое-где еще сохранились орнаменты в виде гроздьев винограда. Они были вырезаны из дерева, причем очень искусно. А теперь эта красота обратилась в труху. Тумбы перекосились, ящики прогнили и развалились, отчего столовое серебро рассыпалось по полу. Шон проверки ради толкает ногой стол, и тот с жалобным скрипом заваливается набок, будто только этого и ждал. Фантастика. Кажется, кухне досталось больше всего.

Вернувшись в гостиную, Шон стягивает с кресел и столика грязные чехлы и несколько раз нажимает на сидения коленом. Учитывая, как повел себя стол на кухне, мера отнюдь не лишняя. Он садится первым, будто подавая мне пример. Я осторожно размещаюсь на самом краешке, чуть ерзаю, чтобы проверить его надежность. Только после этого решаюсь откинуться на кожаную спинку. Ну что ж, хоть что-то сохранилось. Это утешает.

— Ты должен понимать, что реконструкция обойдется в целое состояние и потребует много времени.