Большая игра - Сапожников Борис Владимирович - Страница 3

Теперь мы уверенно шагали по улицам Лондиниума вслед за сияющим не хуже полученной монеты бобби. Однако прошли все равно немного. На сей раз нас остановил мой, можно сказать, старинный знакомый. Я не видел его со времен Крымской кампании и, сказать по чести, не желал встречаться с ним еще столько же. Но высокий паладин Ордена вырос перед нами, словно соткавшись из знаменитого на весь мир лонидиниумского смога. Сэр Галахад – один из четверых известных мне рыцарей Ордена – носил звание паладина. Это подтверждали корона и одна звездочка на погоне, сплетенном из кольчужного полотна. Он был данью рыцарской традиции Ордена, члены которого давно уже сменили доспехи на куда более практичные в наше время мундиры. Те сильно отличались от большинства британских мундиров – у того же сэра Галахада он больше всего напоминал длинный плащ с пелериной, украшенной на левом плече золотым аксельбантом. Шею прикрывал горжет – также сильно отличавшийся от офицерского, ведь он, в первую очередь, должен был защищать от клыков и когтей тварей, с которыми чуть ли не ежедневно приходилось сталкиваться рыцарям Ордена.

– Рад, что вы откликнулись на приглашение и решили поучаствовать в турнире, – несколько церемонно произнес Галахад. Немолодой паладин разговаривал так, будто жил во времена легендарного основателя Ордена – сэра Томаса Мэлори, большого поклонника легенд о короле Артуре. – После него у меня будет к вам небольшое дело.

– После игр я постараюсь как можно скорее покинуть Британские острова, сэр, – ответил я. – Простите, но я не собираюсь задерживаться здесь дольше необходимого и злоупотреблять вашим гостеприимством.

– Граф, – остался верен своей церемонности сэр Галахад, несмотря на то что мои слова ему явно пришлись не по душе, – я понимаю, что вы не слишком любите британское гостеприимство после Севастополя, однако я вынужден буду настоять на вашей задержке. Не хочу распространяться пока о сути дела, скажу лишь, что предложение будет сделано всем командам и отдельным игрокам, кто останется на ногах после турнира.

Провожавший нас бобби вытаращился на меня. Конечно, нечасто увидишь настоящего графа во главе команды игроков. Обычно аристократы предпочитали держаться подальше от подобных сторон жизни, хотя, конечно, на трибунах их было всегда достаточно. Но чтобы самому в игроки пойти? Это было даже не исключением, а нонсенсом. И таким вот нонсенсом был я. Наверное, бобби думал, что продешевил, – с графа можно было бы получить и полфунта, а не жалкую крону[3].

– Рад, что вы заранее уверены в нашей победе, сэр, – усмехнулся я.

– Я отлично помню, граф, что вы сделали с предыдущим владельцем этого тесака, – кивнул на мое зачехленное оружие сэр Галахад, улыбнувшись в густые усы.

И на меня словно повеяло крымской жарой и влажным ветром с Черного моря. Под ногами уже не грязная лондиниумская мостовая, а пыльная земля Таврического полуострова. Напротив же высится, закрывая бьющее в глаза солнце, могучая фигура с громадным тесаком на плече.

– Я провожу игроков до казарм, – произнес, развеивая наваждение, сэр Галахад, – в ваших услугах более надобности нет, полисмен.

Бобби только плечами пожал – возвращать мне крону он явно не собирался. Равно как и я даже не думал требовать ее обратно – мелочным никогда не был. У бобби, скорее всего, семья, которую еще кормить надо, и жалованье явно невелико.

– Ждите неприятностей от их высочества, – заявил неожиданно сэр Галахад, пока мы шагали оставшееся до казарм расстояние. – Кто-то уже сообщил ему о вашем приезде, граф, и он постарается расквитаться с вами за гибель Готских рыцарей под Арабатом.

– Поэтому вы, сэр, решили проводить нас самолично? – понял я.

Галахаду даже кивать не пришлось – ответ был очевиден.

– Не думайте, что я оказываю вам дружескую услугу, – решил все же внести ясность сэр Галахад, – вы просто будете нужны Ордену после игр.

– Почему же обязательно после?

– Я бы забрал вас и до них, но кто же позволит Ордену сорвать Большие игры в честь сорокалетнего юбилея нашего возлюбленного принца.

В голосе явственно слышалась изрядная доля мрачного сарказма.

Мы распрощались уже у самых казарм. Пару раз по широкой улице подозрительно близко к нам следовали вместительные кебы. В таких находились обычно по пять-шесть человек, и не раз мне доводилось слышать истории о том, как именно в них разъезжали по городу налетчики, нападающие даже на казначейские кареты. Или модные в последнее время анархисты, готовые швырнуть алхимическую бомбу хоть в королеву, хоть просто в толпу побольше.

– Будете на трибунах, сэр? – спросил я у Галахада на прощание.

– Нет, граф, – покачал головой тот. – Я предпочитаю театр или оперу. Крови мне на работе вполне хватает.

Мы крепко пожали друг другу руки. Несмотря ни на что я уважал паладина, хоть он и был моим смертельным врагом в Крыму.

А вот Корень моих настроений отнюдь не разделял. Стоило только сэру Галахаду повернуться к нам спиной, как бывший запорожец проводил его ненавидящим взглядом и одними губами послал несколько проклятий.

– Остынь, – положил я ему руку на плечо, снова уперев тесак широким концом в мостовую.

– Из-за этой сволочи казачьи войска распустили, – сквозь зубы процедил Корень.

– Они только повод дали, а казаков распустил по домам все-таки наш царь-батюшка, и никто иной. Не было бы Ордена в Крыму, нашли бы другой повод, уж поверь мне.

– И что, мне теперь с ним целоваться прикажешь, – похоже, присутствие паладина злополучного Ордена повлияло на Корня куда сильнее, чем я мог подумать. – Что б ты там ни говорил про причины-поводы, а не тебя и не твоих родных эта сволочь обвиняла в том, что мы со зверьем лесным якшаемся и бабы наши от волков да медведей приплод несут.

– Поверь, друг, – усмехнулся я. – В Европе все уверены, что так оно и есть. И не только про казаков такое думают, а про всех нас, русских.

Корень в этом не видел ничего смешного. Он освободился от моей руки и, опередив остальных бойцов группы, зашагал к казармам.

Я снова передал тесак Тарасу. Тот опять сделал вид, что мое оружие ничего не весит. Сам же я направился к распорядителю казарм, гордо носящему звание главного кастеляна, оставив группу до поры в холодном предбаннике казарм. Без разрешения кастеляна внутрь нас никто не пустит.

Перед комнатой, занимаемой распорядителем, ставшим в одночасье самым незаменимым человеком, толклись такие же, как я, командиры групп. Очередь образовалась внушительная. Кое-кого я знал лично по играм, других доводилось видеть на плакатах, а о третьих только слышать. Однако куда больше знаменитых игроков, привезших свои команды в Лондиниум, чтобы почтить кровопролитием юбилей британского принца-консорта, меня заинтересовал черноволосый и горбоносый карфагенянин. Сначала я принял его за кавказца – их было немало среди игроков. Однако никто на Кавказе не поклоняется Баал-Хаммону – жестокому божеству древности, главному в пантеоне Нового Карфагена. А именно его хорошо знакомый всем знак – солнечный диск с шестью лучами – карфагенянин то и дело нервно сжимал в потной ладони.

– Их высочество теперь, наверное, лопнет от собственной значимости, – усмехнулся стоявший неподалеку от меня игрок, одетый в несколько старомодный сюртук, какие были популярны в дни его молодости. Я знал этого человека по плакатам и газетным статьям, освещавшим знаменитые игры, но лично видел впервые – Камиль Фабер, один из самых известных игроков Франции. Ничего удивительного в том, что его команду пригласили в Лондиниумский Колизей. – На его юбилей приехали из самого Карфагена. Кто бы мог подумать, что даже язычники почтут его персону своим вниманием.

В словах Фабера было столько же яда, сколько и французского акцента. Говорил он намеренно громко, чтобы его расслышал горбоносый карфагенянин.

– Интересно, – продолжал изгаляться Фабер, – кому же выпадет честь сразиться с язычниками?