Иная судьба. Книга I (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна - Страница 73

Но… как это иногда случается, некие высшие силы решились вмешаться. И совсем не вовремя послали на вовсе не центральную улочку богатую карету с гербом не кого-нибудь, а его светлости… У Ламбера потемнело в глазах. Герб д'Эстре был, конечно, не во всю дверцу, а в правом верхнем углу, и куда меньше, чем на каретах, в коих обычно выезжал сиятельный властитель. Но миниатюрный разъярённый дракон на золотой эмали, украшенной тремя венценосными лилиями, недвусмысленно давал понять: едет некто из самого Гайярда, из личного штата обслуги, и горе тому, кто осмелится встать на пути позолоченного возка, даже если на атласных подушках сидит щербатый поварёнок, по прихоти судьбы или домоправительницы срочно посланный за ценными пряностями к послезавтрашнему обеду…

Кучеру довольно было беглого взгляда, чтобы оценить ситуацию. Оглушительно свистнув, он направил лошадей прямо на тротуар, на суетящихся клошаров, распалившихся в полном осознании своей безнаказанности до такой степени, что никто даже головы не повернул на стук копыт и сердитый оклик. Оглушительно, выстрелом, щёлкнул в воздухе кнут — и вот уже один из бродяг, заорав, рухнул на мостовую и завыл, корчась и пытаясь схватиться за спину. У другого кнут обвился вокруг шеи и свалил с ног, едва не придушив. Хитро потянув на себя кнутовище, возница ослабил натяг, затем дёрнул на себя, освобождая полоску кожи, а другой рукой ловко выхватил пистоль, заткнутую за пояс.

А как же! Время вечернее, городская стража не вездесуща, а матушке Аглае может придти в голову заглянуть и в бедный приют, и к знакомой старушке на окраине… Капитан Модильяни строго следил за тем, чтобы дураков и трусов на козлы не сажали, да и на запятки тоже. Кучер только ухмыльнулся, глядя, как парочка лакеев от души пинками разгоняет враз присмиревшую сволочь. Вот, а госпожа Аглая каждый раз бурчит, на кой им столько народу с собой возить, лучше бы делом занимались, дармоеды… Ан нет, не дармоеды, службу знают!

Огюст Ламбер был весьма чуткий и отзывчивый человек. Вот и сейчас: он прямо-таки почуял всеми фибрами души грядущие неприятности. И тут же отозвалась интуиция, вопя, что домоправительница — это в других домах, может, невелика фря, а у этой — сыночек в первых помощниках у С а м о г о, каждый день, почитай, великие дела вместе творят… Ох, не повезло… И что ей в сытости и покое не сидится, этот Модильяни, вон уже выскочила, глазищи сверкают, синие, гневливые, такие же, как, поговаривают, у сынка, когда он порядки начинает наводить, а после кого на плаху, кого на виселицу… Ему-то, Ламберу, по простоте происхождения, сразу верёвку намылят.

Бежать!

Даже не оглянувшись на шум срывающегося с места возка, матушка Аглая, гневно выдохнув, откинула с дороги носком туфли особо крупный осколок стекла, упёрла руки в бока и внятно и доходчиво разъяснила подоспевшему, наконец, дозору в количестве пяти человек всё, что думает о расторопности и смышлёности стражей порядка. А заодно и о тех, кто подбирает на ответственные должности молодых неоперившихся сосунков и любителей дарового пива, коим животы уже мешают бегать достаточно быстро. Не дослушав возражений, затребовала имена, звания и номер развода и заверила, что разбираться с ними окончательно будет уже не она. Резво обернулась на скрип приоткрывающейся двери мастерской.

— А вы тоже хороши, милая, — напустилась на побелевшую от страха Бланш. — Женщина должна уметь защищаться! У вас на окнах полно горшков с цветами, почему они до сих пор на месте? Один метко пущенный горшок — минус один мерзавец! Всему-то вас надо учить…

Бланш присела в глубочайшем реверансе. Не только из благодарности, а просто — подогнулись ноги. Хоть нервы у неё были железные, но переволновалась она изрядно. Ей пришлось собраться с силами, чтобы достойно ответить.

— Завтра же заставлю своих девочек упражняться, сударыня. Не соизволите войти? Чем я могу вас отблагодарить?

— Можете, — великодушно отозвалась матушка Аглая. — Очень даже можете, милая. Мне позарез нужен этот ваш… кофевар-шоколадник. Одолжите мне его дня на три… нет, пожалуй, на недельку. Его светлости вздумалось иногда баловать себя чашкой кофия по утрам, а мои оболтусы не справляются: то зёрна пережарят, то сварят какую-то бурду… А уж о цене мы с вами договоримся.

— О цене? — Бланш схватилась за сердце. — Ни в коем случае! Пьер! Где ты? Отыщите Пьера, немедленно, бездельницы! — рявкнула сунувшимся в дверь хорошеньким девичьим мордашкам. — А вы, сударыня, проходите же, мы обо всём поговорим в доме, на втором этаже стёкла почти целы, там не будет сквозить… Пьер, где же ты, остолоп!

Вот уж никогда не подумаешь, в какую личину обернётся ангел-хранитель!

… Больше Ламбер на неё не замахивался. Так, жалил иногда по мелочам. То партию настоящего китайского шёлка перекупит из-под носа, то разнюхает, что в её мастерской пользуются успехом расшитые бисером кошельки, да и скупит весь бисер вкупе со стеклярусом и бусинами — для своих швей… Пару раз Леро выгоняла затесавшихся среди прислуги шпионок. Одним словом, приходилось держать ухо востро. Это всё были мелочи, булавочные уколы, а вот если бы не дружба с госпожой Аглаей — неизвестно ещё, чем дело кончилось бы. Дружба — не из меркантильных соображений, а по схожим душевным качествам, напористости, энергичному характеру. Женщины редко сходятся по-настоящему, выходя за рамки простого, ни к чему не обязывающего приятельства, но уж если так вышло — дорогу им лучше не перебегать. И не раз окрепшая и морально, и финансово госпожа Леро ловила себя на мысли, что, несмотря на перешёптывания за спиной и понимающие взгляды новых заказчиц — мол, конечно, может себе позволить многое, у неё такая покровительница, случись что с Аглаей — мало ли, переворот, война, бедствие, не приведи Господь… Она, Бланш, не задумываясь, предложит кров и защиту. И отдаст всё, что у неё есть. Не жалко. Добро наживётся. А вот другой настоящей подруги она уже не встретит.

Именно Аглая послала за ней, чтобы пристроить к новой, чудом найденной герцогине-девочке. Похоже, она дала Леро шанс — не только на богатый заказ, но и на то, чтобы турнуть с пьедестала мсьё Ламбера. Смещать его никто не собирается, но… места на портняжном Олимпе достаточно. Авось подвинется, цел будет.

И очень хорошо, что душка Винсент привёз к ней эту странную женщину, на первый взгляд очень уж напоминающую ворону в едва приглаженных перьях — так неудачно сидел на ней этот старомодный наряд, бывший, очевидно, когда-то траурным, но сейчас побуревший местами, как это часто бывает с дешёвыми тканями, покрашенными дешёвым красителем. Дама была высока, дородна, величава, но порядком измучена, и не только тряской в карете. Бланш хорошо знала подобное выражение глаз, как у её гостьи — казалось, в них накопилась бесконечная усталость от вечной работы, безденежья, безнадёжности и прочих многих «без-«… Такие же глаза были у её покойной матери — женщины, в одиночку поднявшей пятерых детей и всех выведшей «в люди», жаль, не успевшей за всех порадоваться… Досталось приезжей даме, досталось. Впрочем, не её, Бланшетты, дело. Её задача — изобразить из почтенной матроны красавицу на покое, бывшую графиню, ожидающую возврата привилегий, в ожидании высочайших решений покамест приставленную к молоденькой герцогине в качестве компаньонки… И незачем гадать, откуда и зачем капитан откопал этакое чудо.

Графиня на покое… Н-да, работёнка ещё та.

Много вы понимаете, господин капитан, душка Винс, которому так безуспешно строили и строят глазки все её девочки без исключения, да и она сама не прочь бы… Останавливает, что — мезальянс, не такая нужна невестка её подруге, а в любовницы Бланш идти не хотела. Мужа бы ей, мужа…

Итак, женщину делает Прекрасной Дамой отнюдь не нарядное платье, вернее сказать — не только оно, продолжила мысленно владелица модного дома, стремительно набирающего популярность. А то, что, большей частью, скрывается п о д платьем. Изящная обувь, сжимающая ножку не сильно, а в самый раз, как вторая кожа, невесомые чулочки, ажурные или плотные, телесного цвета, белые, цветные, в тонкую полосочку… Ох уж эти маленькие друзья женских щиколоток, лодыжек, голеней, выставляющие их в ещё более выгодном свете, особенно при усаживании в карету или восхождении по лестнице, либо в танце, когда при изящном подбирании юбок ножка приоткрывается для любопытных мужских взоров! Не меньший друг женщины, дарящий ей чудесный настрой на весь день — невесомое бельё, нежно прилегающее к телу и дарящее ласки шёлковых прикосновений. И нижние юбки, льнущие к бёдрам и коленям, согревающие в холод и дарящие чувство защищённости — попробуй, справься-ка с ними со всеми, начти тебя домогаться кто-то против воли, запутается… И корсажи с хитроумной шнуровкой, которые красиво приподнимают грудь, обрисовывают талию, позволяя выгодно контрастировать с пышными бёдрами…