Иная судьба. Книга I (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна - Страница 64

Переступив порог, Доротея замерла в изумлении. В открытом очаге и в печи уже вовсю весело потрескивали дровишки, стол, обычно практически пустой, был завален снедью настолько, что не проглядывали доски столешницы. Пахучая копчёная рыба, пшеничные лепёшки, головка сыра, на разрезе которой уже сочилась слеза, бутыли с чем-то белым… Неужели с миндальным молоком? Вряд ли монахи употребляют обычное, да и в дорогу брать его с собой… Пласты вяленого тёмного мяса, какие-то горшочки с плотно пригнанными крышками, похоже, засмолёнными. Венцом всего был великолепный окорок — да что там, целая свиная нога, стыдливо рдеющая на разрезе тёмно-розовой мякотью в мраморных прожилках.

— Из самой Каталонии хамончик, — перехватив женский изумлённый взгляд, весело подмигнул один из послушников, про которых Дори и думать забыла, а вот они, оказывается, зря времени не теряли: успели разгрузить багаж, и, судя по всему, начали с самого насущного, близкого сердцу всякого мужчины независимо от звания и происхождения. — Прислали его высокопреосвященству, так он нам отослал, решил послушников побаловать… Тысячу извинений, хозяюшка, мы тут у вас расположились по-своему, по монастырски… У нас ведь, знаете, как? Всё общее, всё на всех. Как призвали в дорогу, да среди ночи — братия засуетилась, грех ведь отпускать без припасов, а брат Флор, повар у нас такой, живёт по правилам: едешь на день — хлеба бери на неделю. Вот и накидал в корзины всего поболее. Как в воду глядел. Насмотрелись мы, пока ехали, на здешнюю нужду, да, грешным делом, кой чего по дороге-то раздали. Ну, да на первых порах нам хватит…

Не давая Доротее опомниться, он уже нашарил на верхней полке самый большой котёл, провёл пальцем по слою пыли и неодобрительно покачал головой. Протянул напарнику. Тот молча подхватил ёмкость, ведро для воды и вышел вон. По всей вероятности, к колодцу.

— Ох, и запустение, — пробормотал послушник. — Ничего, с божьей помощью выправим приход-то. Одному, видать, братцу-то вашему тяжеленько было за паствой смотреть, потому двоих и послали. Ничего, хозяюшка… А вы не горюйте. Уныние — грех. Брату вашему царствие небесное, но вы-то живы и здравствуете, и ещё, дай Бог, множество годочков потянете…

Доротея сверкнула глазами. Терпеть не могла, когда её жалели.

— Нынче пятница, — сурово сказала она, кивнув на свиную ногу.

Помощник пастыря расплылся в улыбке.

— Зато послезавтра воскресенье, что ж себя не порадовать! Святые отцы, знаете, как говорят? Плоть — как мул, перекормишь — лопнет, заморишь воздержанием — околеет. Во всём придерживайтесь золотой середины! — Наставительно поднял указательный палец. — Прекрасные слова, хозяюшка. А покажите-ка мне, невоспитанному, свои владения, и я вам немного заботы облегчу, что ж вам в печали-то своей о приезжих хлопотать, мы и о себе, и о вас позаботимся…

Суровость женщины его нисколько не смутила. Он уже ловко орудовал кочергой, разбивая обуглившиеся в очаге поленца, подвешивал котелок с крупой, кидал туда какие-то травки, а заодно и горсть изюма, резал на толстой доске сыр, и при этом говорил, говорил, говорил… Голос его журчал как-то успокаивающе, и Доротею вдруг перестало волновать, что в кухне распоряжается невесть кто. В конце концов, это уже не её кухня. И не её дом. Когда-то он был выделен для проживания пастору Глюку, а теперь как бы по наследству перешёл к его преемникам, ей же здесь больше нет места. Правильно она сделала, что собрала вещи.

Смягчившись, она украдкой заправила выбившиеся из-под не снимаемого вдовьего чепца белые пряди, и достала из шкапчика стопку оловянных тарелок. Не взыщите, господа, фарфора здесь нет. Придётся вам привыкать к жизни попроще…

И ничего, и гости, и прибывший поприветствовать их капитан Модильяни её тарелками не побрезговали. Отдали должное и наваристому, хоть и постному, супу из неведомой сушёной мелкой рыбки, и упаренной каше с изюмом, сваренной из редкого в этих краях сарацинского пшена, называемого р и с о м. Да и подогретое вино для подкрепления сил после долгой дороги пилось из оловянных кубков ничуть не хуже, чем из драгоценного венецианского стекла. Святые отцы не поскупились на похвалы и скромной трапезе, и хозяйке, расхвалив её умение обиходить дом и создать уют, восхитились вышитыми скатертями и занавесками. Никто и словом не обмолвился о той половине жилища, о которой Доротее было жутко вспоминать. Обед пошёл мило, по-домашнему. Слишком мило, потому что при покойном хозяине этакого уюта, доверительных бесед и мягких подшучиваний не случалось, редкие совместные трапезы брата и сестры проходили пресно и скучно, либо в угрюмом молчании.

Наверное, оттого-то, несмотря на радушное отношение к хозяйке, Доротея уже не чувствовала себя таковой. Дух прошлого ушёл, выветрился — вместе с запахом ладана и мирры после отпевания и выноса гроба из скромной пасторской спальни. Свято место пусто не бывает, и вот уже её обиталище, за столько лет так и не ставшее родным, напитывалось новыми запахами и голосами, привыкало к новому, приспосабливалось… Дори оставалось лишь проститься.

После обеда, несколько примирившего женщину с тем, что немедленный отъезд невозможен, она пригласила общество в свой крошеный садик. Скамья там была, правда, всего одна, под старой ухоженной яблоней, но послушники вынесли из гостиной несколько стульев, а сами принялись добродушно перемигиваться через ограду с парочкой пацанов, в коих остроглазый капитан тотчас опознал известных ему гусевладельцев. Получив по лепёшке, мальцы исчезли — только пятки засверкали, но Винсент подозревал, что это были разведчики, основные силы подтянутся позже, как только распробуют добычу. Скоро поймут, что здесь можно поживиться. Усмехнувшись, Винсент на правах человека светского подсел к даме.

— Будет ли мне позволено поинтересоваться вашими дальнейшими намерениями, сударыня? — Он осторожно отвёл в сторону спускающегося на невидимой нити из густой кроны паучка. — У вас есть кто-нибудь в столице, куда вы собираетесь отправиться? Согласитесь, я не могу бросить вас на произвол судьбы.

— Вы, сударь? — удивлённо переспросила Доротея. — Вот уж не думала, что моя судьба может в малейшей мере хоть кого-то беспокоить.

— Разумеется, беспокоит. Я не могу позволить даме путешествовать одной, без сопровождения; в дороге, знаете ли, всякое может случиться. С вашего позволения, мы с братом Туком составим вам завтра компанию и проводим до места назначения. Вот только я хотел бы убедиться, что таковое существует. Право же, мне хотелось бы знать, что вы в безопасности. Приняв на себя заботу о здешних землях и жителях, я не могу упустить из виду и вас. Вы остались одни, но это не значит, что вам не к кому теперь обратиться за помощью, а посему — всегда рассчитывайте на моё участие.

У Доротеи перехватило горло. Давно уже, со времён ушедших молодости и красоты, с ней не разговаривали подобным образом.

— Я… — Она запнулась. — Я благодарна вам за заботу, господин капитан. Однако не хотела бы оказаться вам в тягость…

— Помилуйте, о чём вы? Женские трудности не сравнить с мужскими. Думаю, мы их одолеем. Но не уклоняйтесь от ответа. Я всё же хотел бы услышать о ваших дальнейших планах, если, конечно, вы изволите ими поделиться. Или это тайна?

— Присоединяюсь к вопросу господина капитана, — неожиданно подал голос отец Коайе. Не глядя, поднял руку, в которую тотчас упало спелое яблочко. Пастор с наслаждением понюхал спелый плод, бережно опустил в карман сутаны. — Эстре, конечно, город больших возможностей, но одинокой женщине без помощи, без покровителей будет нелегко. Да и какая нужда вам покидать Сар? Уверен: в самое ближайшее время мы с братом Франциском обустроим для проживания какое-нибудь из тех заброшенных опустевших жилищ, что видели неподалёку. Дома здесь добротной постройки, привести их в порядок не составит труда, а до этого мы воспользуемся гостеприимством капитана Модильяни.

— Разумеется. В замке достаточно места, чтобы разместить не только вас четверых, но и всю резиденцию его высокопреосвященства, — подхватил Винсент.