Иная судьба. Книга I (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна - Страница 40

«Я не хочу в Сар!» — шепнул он сам себе. Казалось, негромко. Но добрый безымянный брат во Христе — да, брат, хоть и католик! — озабоченно склонился над ним.

— Ты что-то сказал, друг мой? Не нужно ли тебе помочь?

— Я не хочу в Сар! — громко повторил Смит. И почувствовал, что вот-вот разрыдается. — На чёрта мне сдалась эта девчонка, я её даже не знаю! Я… я устал, я не могу больше, я…

Он уронил голову на руки и всё-таки заплакал. Невыносимо жалко было жизни, растраченной на пустяки и лизание господских пяток, жалко оттоптанных за годы хождения собственных ног, жалко семьи, которой он так и не обзавёлся, друзей, которые рано или поздно от него отворачивались, узнав о позорной службишке. Себя жаль, свою бессмертную душу, всю жизнь так и тлеющую, и ни разу не вспыхнувшую священным огнём…

— Плачь, — сурово и сдержанно сказал монах. — Слезами душа очищается. Это ничего, брат мой…

Он вздохнул и погладил Джона Клеменса по голове. И ладонь его, тёплая, похожая на отцовскую, вкусно пахла жареным мясом, ладаном и вербеной.

— Не совсем, значит, пропащий, ишь, как тебя прорвало. Доброе слово, хороший кусок — и ты уж поплыл. Что ж тебя, как щенка, пинали, кто ни попадя…

«Как щенка, и впрямь!» — хотел повторить за ним агент — и не смог. Язык не поворачивался. Глаза закрывались сами собой.

— Пойдём-ка, голубь мой…

Монах подхватил его подмышки, без труда поднял, как младенца.

— Хозяюшка, где там его комната? Проводи-ка.

— Ох… — Вдовушка даже перекрестилась. — Что это с ним?

— От хорошей еды да от доброго слова тоже захмелеть можно… — туманно ответил святой отец.

Снёс сомлевшего агента наверх, в его комнатёнку, уложил на кровать, прислушался к дыханию. Прикинул что-то в уме, нажал несколько точек на шее и на темечке маленького человечка. Покивал сам себе.

— Так оно вернее будет…

Вышел — и запер дверь на ключ. Вернулся в зал.

— Держи, хозяюшка. Да не пугайся так: суток двое-трое проспит аки младенец, не тревожь только, а на обратном пути я его с собой заберу. Нехорошо бросать, запутался человечек… Только воду при нём держи; он, если и будет просыпаться, так от жажды. Вот тебе за труды.

И наградил вдовушку настоящим золотым талером. А потом и братским щедрым поцелуем в сочные губы. Та чуть не ахнула от внезапной истомы.

Скромный служитель божий спокойно встретился взглядом с синеглазым. На этот раз смотрели они друг на друга по-иному. Цепко. Оценивающе.

«Со мной такой номер не пройдёт», — словно предупреждал синеглазый.

Монах усмехнулся. Не торопясь, прошёл к выходу. У самых дверей двое мужчин сошлись вместе. Одного роста. Одной примерно стати. Чем-то неуловимо похожи.

— Брат Тук? — чуть поклонился синеглазый.

— Господин Модильяни? — неуловимо быстро святой отец перешёл на светский тон.

— Вы же понимаете, что… — капитан выразительно приподнял бровь. Монах утвердительно кивнул.

— Мы оба едем в Сар, брат мой. Не так ли?

— И, похоже, цель у нас одна. Но я не могу позволить вам вмешаться.

— А почему, собственно, сударь?

Два взгляда снова скрестились. Уважительно. Понимающе.

— У нас нет помыслов — навредить кому-то, — мягко сказал монах. — Мы, как и вы, любим эту страну и заботимся о ней. И нам небезразлично, кто находится рядом с сильными мира сего.

— Доказательства вашей лояльности? Вы же понимаете, что у меня — те же цели, в сущности.

Капитан Винсент смотрел уже не в глаза собеседнику — а в переносицу. Хороший приём, позволяющий и удержать внимание, и не поддаться на возможное гипнотическое влияние. Хоть он и достаточно устойчив к подобной магии, а рисковать не стоит.

Монах снова усмехнулся.

— Вы не из той категории людей, капитан. С вами пришлось бы действовать по-иному, но… Есть ли необходимость?

— Сотрудничество? — помедлив, уточнил Винсент.

— Почему бы и нет? Предлагаю: по крайней мере, не мешать друг другу. Я устранил бриттанца — и в этом мне помогли мои навыки. Как знать, может, в недалёком будущем и вы примените свои. И мы будем квиты. Каждому из нас нужно вернуться живым и с определёнными сведениями.

— Касательно сведений, — капитан задумчиво потеребил светлую бородку. — Как вы себе это представляете?

— Господин Модильяни, я могу лишь повторить то, что вы сами собираетесь предложить.

— Делёж?

— Делёж. Всего, что узнаем. А уж потом каждый сам решает, что ему с этими сведениями делать.

В который раз они посмотрели друг другу в глаза.

— Вы ведь тоже чувствуете опасность, — внезапно сказал капитан. — Я не ошибся?

Монах кивнул. Не будь этого предчувствия — чего-то тревожного, н е н о р м а л ь н о г о впереди — как знать, предложил бы он объединить усилия? Брат Тук был хороший менталист, хоть и не ясновидящий, у него был несколько иной профиль. Но некая часть его тела так и чувствовала грядущие неприятности, причём, весьма крупные, справиться с которыми в одиночку было бы трудно.

Капитан Винсент Модильяни менталистом не был, но чутью своему доверял. А сейчас оно ему просто вопило: вот-вот — и сдвинется неведомая пока л а в и н а! справиться с которой в одиночку будет трудно. Не стоит пренебрегать помощью бенедиктианского воспитанника.

Они с монахом крепко пожали друг другу руки и вышли.

Аннета шумно выдохнула и осела на ближайшей лавке. Да будь она неладна, эта работёнка! Так и до первых седых волос недолго. А ну, как сцепились бы эти двое? Точно до смертоубийства дошло бы. Капитан — первая шпага в Галлии, а этот… Тук? Слыхала она от того же Винсента, как тренируют святую братию, что цепи руками рвут и железными прутьями себя протыкают — и хоть бы что…

И всё же — служба у неё была интересной. А что? Муж под бочком, здесь же, поваром… Это она для других вдова, потому как при свободной женщине и болтают свободнее, много чего можно услышать в приграничье. Она запоминает самое интересное, а капитан время от времени захаживает, аманта из себя строит, чтобы её «репутацию» поддерживать да узнать, нет ли свеженьких новостей. Зачем всё это обычной трактирщице? Вроде, место — доходное, денежка всегда в кармане бряцает, и сама себе голова, потому как муженёк — телок, под пяткой сидит и не шевелится. А только — скучно жить бывшей капитанской дочке, привыкшей с малолотства к палубе под ногами. После вольного неба и океана, после далёких шумных заморских портов прозябать здесь, в четырёх стенах было мучительно. Папаша, царствие ему небесное, думал: пристроил дочурку замуж за осёдлого человека, сделал доброе дело, нечего девке по морям шататься, пока малявка была — матросня её и не трогала, а как расцвела… Спокойнее, на твёрдой-то земле.

Спокойнее-то, оно конечно так. Первое время. А потом одолевает тоска — хоть волком вой. Уже бежать однажды надумала, уже одежду матросскую подбирала — чем черти не шутят, нарядиться юнгой да по папенькиным стопам. Говорят, в южных морях даже женщины-флибустьеры есть, одна из них — знаменитая Аннет Бони. В том, что пиратка носила одно с трактирщицей имя, виделся знак судьбы.

Да только однажды заглянул к молодой хозяюшке усталый синеглазый капитан рейтаров. Пристроил свою команду на отдых, сам уселся в уголке за кружкой хорошего редкого вина — о с о б о г о, для почётных посетителей, и долго наблюдал за хозяйкой. И не прелести подмечал… хоть и о них потом разговор был… а больше — как могла ловким тычком пресечь поползновения забулдыги к халявному стакану или полной хозяйской груди, как отбривает острым словом безбожно пошлящих лесорубов, как по одному жесту меняются блюда, освобождается стол более важному посетителю, пресекаются вышибалой драки. Пригласил к себе, поговорил… и жить стало намного интереснее. И даже какой-то просвет впереди наметился. Стало казаться, что и впрямь — свет клином не сошёлся на этой стойке и муже-размазне, что вот-вот поманит впереди белый парус и чёрный флаг с весёлым… как его…

Только надоело ждать. Пока это господин Винсент увезёт её в столицу для «настоящего дела», как обещал… Вот же он, Случай, сам в руки просится, и упускать его — глупо.