Иной среди Иных - Каплан Виталий Маркович - Страница 16

– А как же это? – Дмитрий прикоснулся к груди. – Эта их метка? Надо же её как-то снять!

Старец перекрестился.

– Не может нечистый дух в человека войти, если тот сам ему дверь не откроет. Разве что с Божьего попущения, как с некоторыми подвижниками иногда случалось. Но и в том нет греха. Ты эту печать принимать отказался, на своём стоял. Они ведь силой её налепили. Стало быть, и не сокрушайся о ней. Помолимся, святой водой окропим – и будешь ты чист от осквернения. А что увидят эти люди через своё колдовство – о том не думай. Думай о том, как верным Христу остаться.

– Батюшка! – Дмитрий сомневался, надо ли это говорить, но потом всё же решил. – Вот эта женщина… Иная… Елена. Которая считает себя христианкой. Жалко мне её. Вы о ней тоже помолитесь, ладно?

– Помолюсь, – кивнул старец. – И о тебе помолюсь, и о ней… обо всех о них…

– А дальше-то мне как? Что делать-то?

Старец вновь замолчал. Казалось, он к чему-то прислушивается, хотя в келье было удивительно тихо. Шум с улицы почему-то не проникал сюда, хотя бревенчатые стены – не лучшая звукоизоляция.

– Ты, Димитрий, – улыбнулся старец, – пока поживи у нас. Потрудись во славу Божию, помолись… Душа твоя отдохнёт от борьбы, разгладится… А дальше уж не знаю, дальше доверимся Господу. Он знает, как управить. Да пребудет Благодать Его с тобой.

Старец поднялся с табурета, благословил Дмитрия. И коснувшись губами сухой, морщинистой ладони, тот вдруг почувствовал, как обжигают глаза слёзы.

– Глафира! – позвал старец, и в келью сейчас же просочилась давешняя женщина. Под дверью, что ли, ждала? Строго взглянув на Дмитрия, она торопливо перекрестилась на образа.

– Да, батюшка?

– Вот, Глафира, раб Божий Димитрий немного поживёт у нас в монастыре, трудником. Проводи его к отцу Анатолию, пускай тот обо всём распорядится. С Богом!

10.

Электричка была битком. Ещё в Твери хлынувшая в двери толпа за считанные секунды заняла все места, а на ближних станциях заполнились и проходы. Пятница. Впереди выходные, вот и едет народ в Москву. Что же вечером будет!

Дмитрию удалось сесть у окна, по ходу. Высоко поднявшееся солнце слепило глаза, но этого он не замечал. Мрачно было внутри и холодно. Не в электричке – в душе.

А как всё хорошо начиналось! Приняли его дружелюбно, выделили место в общей спальне. Определили на рытьё котлована, под фундамент будущего гостевого корпуса. Ни на что иное он не был способен – ни плотницкого, ни штукатурного дела не знал, тонким искусством электромонтажных работ не владел совершенно. Значит – копать.

Народ вокруг подобрался молчаливый, по большей части значительно старше его. Многие, как выяснилось, ездят сюда уже несколько лет, спасаются от мирской суеты. Кто-то намеревался сделать и следующий шаг – стать послушником.

Дмитрий о таком не думал. Он вообще старался не глядеть в будущее. «Довлеет дневи злоба его»… Ритм монастырской жизни затягивал. На рассвете, в седьмом часу, утреня в храме, затем трапеза – постная, но обильная. И – к лопате. Экскаватора тут почему-то не водилось.

Обедали, слушали чтение Житий Святых, отдыхали. Потом – снова в бой с рыжей, неподатливой глиной. Вечерня, ужин, молитвенное правило на сон грядущим. Рай! Ну, или, по крайней мере, санаторий. Распрямляется измятая душа, вбирает в себя благодать. А главное – никаких тебе Иных. Не достанут!

Санаторий продолжался полтора дня – остаток среды и весь четверг. А поздно вечером – уже все улеглись – позвонила Аня.

Вовремя успела – батарейки в телефоне хватило лишь на минуту разговора. Он, лихорадочно собираясь в среду, конечно же, забыл зарядное устройство.

Но и минуту хватило, чтобы взорвать душу. Аня, видимо, уже отревелась, сейчас она говорила сухо, отрывисто. Сашка. Сбило машиной. Шли с бабушкой в магазин. Множественные переломы, тяжёлое сотрясение мозга. Лежит в Русаковской больнице, в реанимации. Врачи темнят, советуют надеяться… Водитель скрылся. Ищут.

А потом телефон отключился. Дмитрий даже не понял, услышала ли Аня его хриплое «выезжаю»?

Легко сказать. На чём? Первый автобус пойдёт только в шесть утра, а пешком идти – это к полудню до Твери доплетёшься. Да и всё равно ночных электричек на Москву в расписании не значится.

Он, конечно, кинулся в скит к старцу – но куда там! Тётки-стражницы держали оборону точно двадцать восемь панфиловцев. Вы с ума сошли! Почивает батюшка! Ну и что? У всех чрезвычайные обстоятельства. Сюда с простыми обстоятельствами не ездят. Насилу удалось их хотя бы записку для старца Сергия принять. Торопливо набросал несколько строчек, объяснил, что стряслось, попросил молиться за младенца Александра.

Лечь спать – это было совершенно немыслимо. Умом понимая, что надо, что завтра ему потребуются все силы, Дмитрий ложиться не стал. То начинал молиться, то просто сидел неподвижно, хрустя сцепленными в замок пальцами. Гулкая пустота разверзлась в голове. Холодная, словно межзвёздный вакуум.

А в половине пятого, когда чернильное небо сверкало льдинками звёзд и лишь на востоке едва-едва наметилось голубоватое посветление, он вышел из монастырских ворот. До автобусной остановки минут сорок, но вдруг придёт раньше? А вдруг изменилось расписание? А вдруг?

Автобус пришёл вовремя, и он успел на электричку восемь двадцать. И даже сумел сесть. Но пустота внутри лишь разрасталась, со скоростью света летела по всем измерениям его вселенной.

– Не занято?

Плотненький усатый крепыш вопросительно указал на место напротив Дмитрия.

– Свободно, – равнодушно ответил тот, и лишь потом удивился – как же так? Почему пустует сиденье? Куда делась необъятных размеров тётка, обложившаяся столь же могучими сумками? И почему стоящие в проходе не замечают? Почему они скучающе отводят глаза?

– В Москву, Дмитрий Александрович? – поинтересовался крепыш.

Дмитрий кивнул. Что незнакомец назвал его по имени, не слишком и удивило. Ведь не первый раз уже… Ну и что? Он догадался, откуда его новоявленный сосед, но какое это имело значение? Мелкий фактик, теряющийся в ледяной пустоте. Дмитрий лишь об одном помолился – чтобы собеседник поскорее слинял.

– Будем знакомы, я Валера, – пояснил мужик с такой интонацией, будто это всё объясняло. – Тоже Иной. Только, выражаясь изящным слогом, из конкурирующей фирмы.

– Тёмный, что ли? – уточнил Дмитрий, мимолётно усмехнувшись по поводу изящного слога.

– Да, именно. Тёмный маг четвёртого уровня Валерий Огородников, работник Дневного Дозора.

– Ну и? – хмыкнул Дмитрий.

– Поговорить надо. Знаешь, Дима, давай по-простому, фиг ли нам церемонии разводить?

Самое время было высказаться насчёт совместного выпаса свиней, но не хотелось сейчас Дмитрию заниматься воспитанием манер.

– Как знаешь, – кивнул он равнодушно.

– Дим, я в курсе, что у тебя стряслось. И понимаю, что тебе сейчас не до бесед. А вот надо. Попросили меня с тобой перетереть. Есть темы, ты уж поверь.

– Да? – Дмитрий отвернулся к окну, где проплывала едва тронутая желтизной берёзовая роща. Почему-то сейчас он ничуть не нервничал. Прочитал, конечно, мысленно несколько молитв, но так – для порядка. Это Антона следовало опасаться, тот уж искушал так искушал. А Тёмные… наверняка ведь стандартная бесятина, малый джентльменский набор с продажей души, тупыми соблазнами, которые опасны лишь тем, кто так и не вырос из подростковых комплексов… Не жуть, не борьба, а просто скучно.

– Короче, – заявил Валера, – это не мы. Это не наша работа, с пацаном твоим. Само случилось. Так что ты, если чего, на нас не кати, мы такой фигнёй не страдаем. Я почему говорю – тебе, небось, Светлые уже напели, что типа это мы… какая-то типа интрига. Так вот ни фига. Ну ладно, к делу давай… В общем, у нас, в смысле у Дневного Дозора, просьба к тебе есть.

Отчего бы и не послушать? Дмитрий вопросительно взглянул на собеседника.

– Короче, вот смотри, какой расклад. Ты сам в Сумрак вошёл, стал Светлым. Хотя тебе, как я понимаю, на хрен это не нужно было. Ты мужик верующий, тебе всякая магия как серпом по яйцам. И правильно, наверное. Мы, Тёмные, от религии подальше держимся, но и не ссоримся. Это вот Светлые всё время имеют мазу порулить… в том числе и веру всяческую под себя подстроить. В целях, значит, построения светлого будущего. Типа и на ёлку взлезть, и не уколоться. Мы честнее. Мы просто неверующие. Заметь, не сатанисты какие, не всякие там уроды на шабашах. Это ж просто психи, их закрывать надо. Просто мы каждый живём в своё удовольствие. Индивидуалисты мы, и все дела. Пользуемся способностями Иных, да. В личных целях. Моралью особо не заморачиваемся, что есть, то есть. Но и не строим из себя, как некоторые. Которым рай земной надо вылепить, которые знают, как надо.