Ничего кроме правды - Болен Дитер Гюнтер - Страница 34

Я отдал свой Феррари Маттиасу, моему приятелю, он должен был ехать следом, а сам сел к Сабрине. До Реппербана мы доехали минут за 20. В машине воняло, как в притоне курильщиков гашиша. Шофёр едва мог видеть дорогу сквозь клубы дыма.

В «Dollhouse» мы уселись в углу справа, откуда раздавали указания стриптизёрам обеих полов; Сабрина засовывала им всем деньги в набедренные повязки. Каждый раз, когда летела на пол одна из деталей одежды, Сабрина демонстративно хваталась за голову, будто никогда раньше не видела ничего подобного. И потом смотрела всё внимательней. Это при том, что «Dollhouse» ещё более благопристойное заведение, чем его собратья на Майорке — там чаще всего мелькают голые попки. Но Сабрина выглядела невероятно прелестно в своей наигранной робости. Бемби — ничто по сравнению с ней.

Где–то в два мы решили отправиться к ней в отель «Hyat» на Мёнкебергштрассе. И чтобы никто ничего не заподозрил, она поехала на своей машине с шофёром. А мы с Маттиасом на Феррари последовали за ними с отрывом в 20 минут. К сожалению, я не записал номер её мобильного. «Эй, позвоните Зельтур! — сказал я мужику у стойки — И дайте мне потом трубку!»

И в тот миг — как глупо вышло! — появилась моя подруга Беа Свичак из гамбургской «Morgenpost» («Утренняя почта»): «Привет, Дитер, что ты здесь делаешь?» И голос Сабрины в телефонной трубке: «Алло…? Алло…?»

Глядя в вопрошающие глаза Беа, я быстро спросил: «Да, эээ… Как дела?» — «Да — улыбнулась Беа — хорошо, спасибо!». А голос Сабрины удивлённо ответил: «Аааа? А как должны быть? — Наплевать! Подожди ещё 10 минут, а потом заходи.

Я положил трубку. Беа, которая была тоже недурна собой, бродила вокруг меня, разглядывая цветочный букет. Я отвратительно чувствовал себя под наблюдением, а мой приятель Маттиас предложил: «Пойдём! Нам лучше исчезнуть. Здесь становится жарко».

На следующий день мы вновь созвонились, но Сабрине пора было улетать во Франкфурт. А послезавтра, 6 декабря, Сабрина и Борис приветствовали меня с первой страницы газеты «Бильд». Справа её фото, слева его, между ними вопрос: «Чего ради вы?»

Я с интересом прочитал, что их первое свидание состоялось более недели тому назад, и теперь они были влюблены друг в друга. Провал, Дитер! — думал я. На сей раз только второе место! Нам обоим понравилась эта микси! Но всё же я охотно уступил Борису эту Сабрину. Мне она показалась чересчур сложной женщиной. А я пережил немало из–за таких вот сложных женщин. С меня хватит Фельдбушей.

Путеводитель Дитера по отелям или следы любви в Гамбурге

Итак, ещё разок, просто для обобщения:

* С итальянкой Сабриной я встречался в «Интерконти»

* История Бориса — Сабрины в отеле «Хайят», когда мы побывали в половине больших отелей Гамбурга.

* Не хватает ещё «Vier Jahreszeiten» («4 времени года»), где меня ожидал шестидесятилетний Роджер Виттейкер (Roger Whittaker), чтобы поговорить о музыке. Интересует эта история? Не?

* Я лучше расскажу исторический анекдот 1987 года из отеля «Атлантик» («Аtlantic»), где проживала Далиа Лави (Daliah Lavi)…

Далиа Лави была первой женщиной в моей жизни, которая, как я выяснил при близком знакомстве, обладала фальшивым бюстом. Её привёл ко мне Энди, чтобы я записал с ней кавер–версию одной из песен Modern Talking. Я считал Далию Лави крутой, еще с тех пор, как маленьким ребёнком видел её в фильмах по книгам Карла Мая. В Ольденбурге я специально ради неё бегал в кино и чуть не выл, когда звучала знаменитая мелодия:

«Дам–дааам! — дам–дам–дам–дам–дам–дам-дааам…!»

Далиа была единственной женщиной в моей жизни, с которой я развлёкся по всем правилам искусства. «Дитер, я только что была у моего предсказателя — она сверкала своими большими чёрными глазами — он напророчил мне: Далия! Ты повстречаешься с красивым молодым блондином». А я: «Даааа… Ну–ка дальше…» А Далиа: «Недолгая история, как он мне сказал. Просто краткое, сильное, спиритуальное астральное объединение!» А я подумал: Ё-моё! О'кей, погоди! Без проблем! Это ты получишь.

Далиа взяла меня в свой номер в «Атлантик». Восхитительная женщина, превосходно натренированная. Ещё никогда в жизни у меня не было пожилой учительницы. И здесь маленькому Дитеру было чему поучиться. Вот это специалистка! Чистокровная музыкантша!

Ах да! Запланированная пластинка, названная, что характерно, «В твоих объятиях» («In deinen Armen»), была записана. И провалилась самым обычным образом.

Юрген Гарксен (Juergen Harksen) или Феликс Крулль Гамбургский

Я познакомился с Юргеном Гарксеном за кулисами «Гамбургской Телестудии». Ничем непримечательная встреча, я даже не помню названия передачи, в которой выступал. «Привет, Дитер Болен, я Вами уже давно восхищаюсь!» — начал он издалека, будто обычный фан.

Он выглядел невероятно комично: странные очки, немного толстоваты, 24 волоска на голове. Внешне не от мира сего, однако в своём роде супер–симпатичный. Он знал всё, что касалось меня, названия всех моих песен, знал, что и когда было в чартах, и клялся, что моя музыка для него — самая клёвая. Через 3 минуты он начал тыкать мне: «Где ты работаешь? — интересовался он — Можно, я тебя разок навещу?»

Через несколько дней он заехал ко мне в студию 33 на своём огромном красном Феррари стоимостью в 500 000 марок.

Болтая с ним можно было услышать только: «Моя машина, моя вилла, другие мои машины». Его офис находился в Гарвестехудервег (Harvestehuder Weg), своего рода Линденштрассе для тех, кто прилично зарабатывает, где жил и цапался со своей тогдашней жёнушкой сам Клаусюрген Вуссов (Klausjuergen Wussow). Кроме того, у Юргена была громадная вилла в около Альстера и гигантский парк автомобилей в Альстертале, где работяга в униформе, будто на сортировочной станции, перевозил с места на место роскошные лимузины. «Сегодня я хочу золотой Мерседес с отделкой красного дерева и белоснежными кожаными сиденьями! — звонил он из виллы работягам — Подгоните мне его, пожалуйста!»

Был ли это роллс–ройс, Ягуар, Бентли или Мерседес, там было всё, о чём думают маленькие мальчики в больших мечтах. Я был в шоке. А этот Юрген Гарксен сказал мне: «Слушай, если хочешь, можешь ездить на любой из них, только скажи! А за это сделаешь мне при возможности какое–либо одолжение». Я спросил: «Что за одолжение?» А он: «Ох, ну, у меня есть несколько приятелей, может, им понадобится записать пластинку». А я ответил: «Ну, знаешь, это вообще не проблема».

В другой раз Юрген пригласил меня к себе домой в Критенбарг, один из самых дорогих районов Гамбурга: на Альстере, но в то же время посреди леса. Где нужно заплатить 6 000 000 марок, чтобы купить маленькую виллу в стиле барокко. И где соседа, что живёт по ту сторону изгороди, зовут Фредди Квин (Freddy Quinn).

Гарксен с гордостью показал мне во дворе дома пустой бассейн, на дне которого сидели несколько итальянских мозаичников. Они прилетели по его вызову, чтобы они за 150 000 марок выложили из камушков дельфина. Я поглядел на это и спросил: «Юрген, как же это выглядит?» Он сделал критичное лицо, наморщил лоб и решил: «Да, Дитер, ты абсолютно прав! Теперь, когда это сказал ты, я тоже вижу!»

И он вновь закричал своим рабочим: «Эй, вылезайте оттуда! Я не хочу делать так, хочу по–другому!» Это постепенно стало его манерой, строить из себя богача передо мной: «Это сейчас же убрать, и насрать мне на 150 000 марок! Я хочу, чтобы к следующей неделе была готова новая картинка». На меня произвело сильное впечатление то, что ему было плевать на бабки.

Даже дом был настоящий «Bang & Olufsen», прекраснейший из прекрасных, всё, что только можно представить себе в музыкально–техническом отношении. Только в каждой из пятнадцати комнат стояло по 2 микрофона стоимостью 10 000 марок каждый. Но что меня удивило и не укладывалось в общую инсценировку, так это его часы. Наверное, они были куплены на какой–то распродаже: «Купи себе всё–таки стальные, от Картье!» — предложил я. А он даже не знал, что такое Картье.