Ссыльнопоселенец - 2 (СИ) - Стрельников Владимир Валериевич - Страница 10

– Брось ружье. Убью! – Взяв на мушку оставшегося в живых урку, я прислушался.

Ну вот, сзади слышен гул голосов и топот с чавканьем. Видимо, именно здесь стреляли нечасто.

Пахло сгоревшим нитропорохом. Два легких облачка дыма быстро рассеялись в сумраке проулка. Чавкнув грязью под ногами, я отошел в сторону, чтобы набежавший люд смог держать на мушке молодого уркагана. Не понравился мне его взгляд, брошенный на валяющееся около его безголового подельника ружье. Как бы не подхватил его в суматохе, которая точно будет.

– Ну, ты, опусти ружье! А ты – стой, где стоишь, и руки не опускай! – А вот и притопали здешние жители. Сзади минимум пятеро-шестеро, если судить по чавканью грязи, голосам и сбитому дыханию.

Аккуратно опустив «ежика», я повернул голову. Точно, пять мужиков. Видимо, работяги. Хотя нет, один, похоже, парикмахер. Вон расческа торчит из кармана и ножницы, в специальном таком крепеже. Но двудулку держит уверенно и выцеливает как раз урку. Меня на мушке держат двое пожилых мужиков, направив в спину два револьвера. Блин, если честно, то мне это не нравится совсем.

– Да этот козел!.. – Молодой решил было подать голос, но выстрел из револьвера ему под ноги заставил его подпрыгнуть и замолчать.

– Молчать, оба. Сейчас придет шериф и разберется. Стас, погляди, что с остальными!

Это еще один работяга. С жилистыми руками, будто из корней сплетенными. В руках у него интересная штука – как раз та самая мосинка и есть, и даже штык сбоку поблескивает. Это вроде как карабин образца тысяча девятьсот сорок четвертого года. Седая древность, антиквариат.

– Готовы, Михалыч. Оба наповал.

Один из молодых работяг сходил вдоль стеночки к лежащим на грязной земле телам и коротко ткнул их топорищем. Он один-единственный не был вооружен огнестрелом, только плотницкий топор в руках. Впрочем, никогда топора не недооценивал. Сам в юные годы наловчился метать топор на десяток шагов настолько уверенно, что из десятка раз десяток попадал туда, куда хотел, и втыкался топор так, что вытаскивался с трудом.

Из-за спины послышался топот лошадиных копыт, фырканье и скрип телеги. Точнее, брички, на которой приехал здешний шериф. Качнув бричку на рессорах, он тяжко слез с нее и неторопливо, аккуратно обходя лужи, вошел в проулок.

– Что здесь, Михалыч? Опять новички? – так же неторопливо обратился он к пожилому с винтовкой.

– Да. Слышим – выстрелы, мы сюда. Подбегаем – этот мужик держит того борзого на мушке, на земле два холодных валяются. Ничего необычного в принципе.

– М-да, необычного точно нет ничего. – Шериф хмыкнул и повернулся ко мне, коротко глянув на торчащую из грязи пустую гильзу и на одностволочку, которую я опустил и держал одной рукой, стволом вниз. Точнее, на взведенный курок ружья. – Что тут было, мужик?

– Шел мимо. Проходя, услыхал, как этот и тот, без полбашки, пытаются опустить очкарика. Очкарик, увидев меня, попросил помочь. Эти повернулись ко мне, наставив ружья и угрожая убить, если не свалю. Очкарик в этот момент попытался взвести курок своей фузеи, но не успел: этот выстрелил ему в живот. Я убил второго борзого и успел перезарядиться, пока живой борзый корячился со своей «муркой». Потом взял его на мушку и ждал власти. – Что было, то я и рассказал, мне придумывать нечего.

– Почему не грохнул второго? – поинтересовался шериф.

– Это ваш дом, я в чужой монастырь со своим уставом не лезу, – коротко ответил я, не покривив душой.

– Так, а ты что скажешь? – шериф повернулся к молчащему до этих пор урке.

Из яростного потока фени и мата я сумел выделить, что это я убил обоих – и очкарика, и второго урку, которым первый был другом и братом.

– Что скажешь? Ведь кто-то из вас врет? – спокойно повернулся ко мне шериф.

– Сколько выстрелов вы слышали? – поинтересовался я у мужиков.

– Два, – ответил старший, а остальные кивнули.

– Я стрелял один раз, вон гильза лежит. Второй раз выстрелило ружье этого парня, – кивнул я на лежащую в грязи недооткрытую одностволку. – Раз я стрелял один раз – значит, врет он.

– Угу, – подняв ружье и с усилием переломив ствол, буркнул шериф.

Вытащил из ружья патрон, что меня добило – папковый, то есть в картонной гильзе, – понюхал его и отбросил в сторону. Подойдя ко мне, он протянул руку к моему «ежику», забрал у меня ружье, спустил курок, переломил и вытащил патрон. Поглядел на него, опять вставил в ружье, вернул его мне. Кивнул своим двум молчаливым и здоровущим помощникам, указав подбородком на урку. Те мигом его скрутили, борзой даже пискнуть толком не успел. Шериф подошел к ним, коротко охлопал парня, вытащил у него из кармана деньги, отсчитал какую-то часть, сунул себе в карман, остаток бросил на валяющийся рюкзак. Туда же лег ремень с ножом в ножнах. Урка попытался что-то вякнуть, но был заткнут жестоким ударом в солнечное сплетение.

– Я ж тебе лично, вместе с остальными, про наши законы рассказывал, – приподняв скрючившегося и задыхающегося парня за подбородок, спросил шериф. – Рассказывал? Тащите его к виселице, ребята. А ты, Михалыч, иди позвони, будь другом, лады? – И шериф подошел ко мне. – Так, значит. Ты помог городу, задержал нарушителя нашего закона. Из его денег я забрал полста долларов на похороны, остальные твои. Тот кадр, которого ты убил, – его вещи тоже твои. Парень, которого убили эти двое, – выходит, ты, как отомстивший, его наследник. Так что его вещи тоже твои. Но похороны обоих на тебе. Хочешь – нанимай телегу, копай могилы сам, но лучше отдай по полсотне из денег этих парней гробовщику, он и похоронит сам. Зачем тебе лишние хлопоты, верно? И если деньги в крови, ничего страшного. Вон в бочке замой, и все. Деньги тут хорошие, можно перестирать с одеждой, они не выцветут. А вот и Аарон Моисеевич, наш похоронных дел мастер. – Шериф поздоровался за руку с мощным, налитым силой мужчиной в добротном костюме-тройке, штанины которого были заправлены в высокие черные сапоги.

Относительно недалеко часто и звонко ударили в какую-то железяку.

– О, а вот и звонят. Ладно, Аарон, и ты, как тебя? Впрочем, не суть. Короче, вы остаетесь, а у нас важное дело. Нужно осуществить законность и повесить негодяя.

Усмехающийся шериф с компанией ушел, оставив меня с отвисшей челюстью. Не, я понимаю, закон бывает разный, и закон Линча тоже закон, но здесь… Охренеть.

– Чего стоишь? Хоронить сам будешь или как? – Гробовщик длинной палкой счистил с сапога налипшую грязь. Поглядел на меня, усмехнулся так печально. – Привыкай, парень. Здесь все просто. Нарушил и попался – лезь в петлю. Тюрем здесь нет, адвокатов как класса тоже нет. Больше скажу – попади сюда прокурор и адвокат, так шансов уцелеть у прокурора больше. Еще раз и сначала – хоронить сам будешь?

– Э-э-э… – умно проблеял я. – Давайте сначала с финансами прикинем, хватит ли у меня на оплату ваших услуг.

И шагнул к рюкзаку, на который шериф бросил тонкую пачку купюр. Подняв и пересчитав, понял, что уркам с финансами намного более туго пришлось, чем мне. Осталось пятьдесят кредиток и десять пятерок. Шериф точно полтинник забрал, потратить они вряд ли успели, выглядывая очкарика, – выходит, что по крайней мере одному всего полторы сотни досталось. Глянув на второго, почти безголового, и сглотнув ком в горле, я шагнул к телу очкарика. И понял, что немногим выиграл. Парень после выстрела упал на бок и больше не шевелился. Впрочем, ему это и сделать было бы трудновато. Похоже, в «мурке» патрон был с пулей. Крохотное опаленное отверстие только спереди было слегка окровавленным, зато сзади, как раз под рюкзаком, была здоровенная дыра, где сквозь лохмотья плоти и шинели торчали белые куски позвоночника и какие-то сизые потроха. Кровищи натекло на землю – ужас. Да и рюкзак пропитало. И запах стоял еще тот. Блин, все же современное оружие намного чище. Прожженные обуглившиеся дыры, и все, никаких крови и грязи. Правда, попал я разок в космосе на разгерметизированный корабль, тоже видок еще тот был. Ладно, делать нечего, я перерезал лямки рюкзака и, сняв его, опрокинул пока еще податливое тело очкарика на спину.