Империум человечества: Омнибус (ЛП) - Ренни Гордон - Страница 96

Замок, пронзенный в середине таинственной черной Иглой Сеннамиса высотой в километр, возвышался над стенами собранием дополнительных пристроек, колонн и башен, что скрывали его первоначальный вид подобно слою налета.

Под его ногами шестерни конвейера заскрипели и завертелись громче, когда повозка наконец пристала к дворцовому причалу. Яков прошел сквозь пристань совершенно бездумно, все его мысли были о предстоящей встрече с прелатом Кодашкой. Он едва обратил внимание, как охрана у входа салютовала ему, и совсем уж подсознательно отметил, что они все были вооружены массивными авторужьями в дополнение к традиционным церемониальным копьям.

— А, Константин, — пробормотал Кодашка когда за проповедником закрылись двери, глядя на Якова из-за своего высокого стола. Единственное лазерное перо и автопланшет украшали его тусклую черную поверхность, служа отражением скудности интерьера комнаты. Стены были по-простому выбелены, как большая часть интерьера Аметистового дворца, и единственный имперский орел в черном обрамлении висел на стене за кардиналом. Сам кардинал был приятным на вид человеком среднего возраста, державшимся спокойно и с достоинством. Будучи одетым в простую черную сутану с единственным знаком власти в виде маленького стального венчика, сдерживавшего лоснящиеся светлые волосы, кардинал выглядел элегантно и внушительно. Он мог бы быть ведущим актером на сцене Театра Революции и видом своих ярких голубых глаз, точеными скулами и волевым подбородком покорять женские сердца, однако его призвание было другим.

«Хорошо, что вы нашли время повидаться со мной, кардинал», сказал Яков, и, отвечая на пригласительный жест Кодашки, сел в одно из кресел с высокими спинками, что были расставлены полукругом напротив стола.

«Должен отметить, что твое утреннее послание меня несколько удивило», сказал прелат Кодашка, откидываясь на спинку своего кресла.

— Вы понимаете, почему я почувствовал необходимость разговора с вами? — поинтересовался Яков, ожидая привычного пикирования фразами, что неизменно сопровождали все его беседы с Кодашкой.

— Твоя паства и чума? Конечно, понимаю- Кодашка кивнул головой. Он хотел что-то добавить, но стук в дверь прервал его. По знаку Кодашки они открылись и человек в простой ливрее прислуги Экклезирахии вошел, держа в руках деревянный поднос с графином и бокалом.

— Полагаю, ты хочешь пить с дальней дороги? — Кодашка раскрытой ладонью указал на напиток. Яков кивнул с благодарностью, наливая себе бокал свежей воды и делая небольшой глоток. Слуга оставил поднос на столе и безмолвно удалился.

— На чем я остановился? Ах, да, чума. Она поразила много поселений рабов. Почему же ты ждал сегодняшнего дня, чтобы обратиться за помощью? Вопрос Кодашки выглядел просто, но Яков подозревал, что он как всегда испытывал его. Пару мгновений он думал над ответом, отхлебнув воды, чтобы потянуть время.

— Другие поселения не входят в мою паству. Это не мое дело. — ответил он, поставив пустой стакан на поднос и поднимая глаза, чтобы ответить на взгляд кардинала.

— Ах, твоя паства, ну конечно, — улыбнувшись, согласился Кодашка. — Твой долг по отношению к прихожанам. А почему ты считаешь, что я смогу убедить губернатора и Комитет начать действовать сейчас, когда они уже позволили стольким умереть?

— Я просто выполняю свой долг, как вы говорите, — спокойно ответил Яков, стараясь выглядеть невозмутимо. — Я не давал никаких обещаний, кроме как обсудить этот вопрос с вами и не ожидал успеха. Как вы сказали, было очень много времени для действий. Но я все равно должен спросить, станете ли вы просить губернатора и Комитет послать медицинскую помощь и персонал в мой приход, чтобы помочь защитить верных от эпидемии?

— Нет не стану, — коротко ответил Кодашка. — Мне уже дали понять, что не только трата этих ресурсов является недопустимой, но также и снятие запрета посещения рабских гетто полноправными гражданами может повлечь за собой сложный юридический казус.

— Моя паства умирает! — рявкнул Яков, несмотря на то, что в душе он не чувствовал сильного гнева. — Разве вы не можете сделать хоть что-то для них?

— Я буду молиться за них, — ответил кардинал, не подавая признака того, что вспышка гнева Якова хоть сколько-то потревожила его.

Яков хотел было сказать что-то, но осекся. Это была одна из ловушек Кодашки. Кардинал отчаянно пытался найти повод, чтобы дискредитировать Якова, распустить его специфический приход и отправить куда подальше.

— Я уже это сделал, — в конце-концов сказал Яков. На несколько секунд образовалась неуютная тишина, и кардинал, и проповедник смотрели друг на друга через стол, обдумывая свой очередной ход. Кодашка первым нарушил молчание.

— Тебя раздражает проповедовать этим рабам? — внезапно спросил кардинал.

— Рабы нуждаются в духовном наставлении даже согласно законам Карис Цефалона. — ответил проповедник.

— Это не ответ, — мрачно сказал Кодашка.

— Я нахожу, что ситуация на этом мире трудно сочетается с учением моей веры, — наконец признал Яков.

— Ты считаешь, что рабство противно твоей религии?

— Конечно, нет! — Яков фыркнул. Все дело в этих мутантах, этих существах, которым я проповедую. Этот мир построен на чем-то таком нечестивом и гнусном, что, как мне кажется, пятнает каждого, кто прикоснется.

— Ах, твое армормитское воспитание. — в голос прелата послышалось презрение. — Оно такое суровое и чистое в намерениях и такое мягкое и упадническое в делах.

— Мы принятая и известная фракция в Министоруме, — сказал Яков, защищаясь

— Принятая? Известная, я согласен, но принятие… Это совсем другой вопрос, — резко сказал Кодашка. — Ваш основатель, Граций Армормский был обвинен в ереси!

— И признан невиновным… — парировал Яков. И, не удержавшись, добавил: «Перед лицом равных ему»

— Да, — медленно согласился Кодашка, и на его лицо вернулась хитрая улыбка.

Аудиенция Якова с кардиналом длилась большую часть дня и снова солнце уже начало садиться, когда он шел по направлению к рабочему городку. Как и вчера вечером, снова множество мутантов собралось возле часовни. Слухи о его визите к кардиналу распространились быстро, и проповедника встретили взгляды, тревожно ждущие ответа. Один лишь их взгляд на него породил нехорошее предчувствие и поднял волну ропота. Вперед снова выступил Меневон, смутьян по натуре, как считал Яков и, взглянув на его звериные черты, в который раз подумал, что тот, очевидно был взращен от нечестивого союза с собакой или медведем. Клочки грубой шерсти росли пятнами по всему его телу, а его челюсть была сильно вытянута и усеяна похожими на клыки зубами с желтизной. Меневон поглядел на проповедника своими маленькими глазами-бусинками.

— Он ничего не делает, — заключил мутант. — Мы умираем, а они все бездействуют!

— На все воля Императора, — строго ответил Якова, и его слова машинально повторили некоторые из присутствующих мутантов.

— Императора я почитаю и верую в него, — горячо провозгласил Меневон, но губернатор… даже если бы он горел, я бы и не плюнул на него.

— Это опасные разговоры, Меневон и будет хорошо, если ты придержишь язык, — предупредил Яков, понижая голос к возмутителю спокойствия.

— Я говорю, что мы должны заставить их помочь нам! — закричал Меневон, не обращая внимания на Якова и поворачиваясь к толпе, — Пора им нас услышать!

Некоторые согласно заворчали, другие выразили свое согласие громкими криками.

— Слишком долго они над нами властвовали, слишком долго нас игнорировали! — продолжал Меневон, — Но теперь уж довольно! Хватит!

— Хватит! — заревела толпа в ответ.

— Тишина! — заорал Яков, поднимая руки, чтобы утихомирить их. Толпа моментально утихла, едва заслышав его повелительный голос. — Этот мятеж ни к чему не приведет. Если губернатор не послушал меня, вашего проповедника, то вас он и подавно не послушает. Ваши хозяева не потерпят этот бунт. Идите по домам и молитесь! Надейтесь не на губернатора, а на себя и на Господа нашего, Пресвятого Императора. Ступайте!