Следователь (СИ) - Александров Александр Федорович - Страница 12

У окна стоял монументальный стол, где папки с бумагами громоздились на книги, которые, в свою очередь, громоздились на тубусы, литографии, планшетки, записные книжки и прочую канцелярскую дребедень. Особенно впечатлял чернильный прибор, выполненный в виде реанимационного блока – коробки, куда некролекари засовывали «материа», то бишь труп перед подъятием последнего. Это было стильно. Фигаро одобрительно хмыкнул.

Даже портреты отцов-основателей классической школы колдовства, висевшие по бокам от стола, вполне органично вписывались в интерьер. Их было два: Мерлин Второй, похожий на перепившего слесаря и Моргана Благая в лучшие годы своей жизни, то есть, примерно, после пятого сожжения на костре, но до третьего по счету обезглавливания. На портрете у метрессы были такой бюст и такой вырез, что непримечательное лицо волшебницы как-то стиралось.

Сам Алистар Метлби оказался крепким мужчиной неопределенного возраста. Ему могло быть лет сорок, а могло и все шестьдесят; колдуны старились медленно. Лицо колдуна было не столько красивым, сколько интересным: глубокие карие глаза с сеточкой морщин в уголках, острый нос, тонкие губы и каштановые, без малейшего признака седины волосы, собранные на затылке в длинный «хвост». На магистре был черный домашний халат с кистями и сафьяновые башмаки, расшитые золотыми драконами. Он поприветствовал следователя и сразу же предложил ему кофе, куда с дьявольской проницательностью изрядно плеснул коньяку из пыльной зеленой бутыли.

Развалившись напротив стола в мягком кресле, обитом сиреневым велюром в зеленый горошек, Фигаро с интересом наблюдал, как бутыль с коньяком сама по себе подлетает к чашке, переворачивается, аппетитно булькает и возвращается на место. При этом сам Метлби, казалось, не делал вообще ничего, однако над кофе внезапно поднялся парок и чашка с блюдцем, взлетев в воздух, зависли в паре дюймов от носа следователя. Тот благодарно взял чашку и, пригубив божественный напиток, прищурил глаза. Кофе был не просто хорош – он был бесподобен.

- Итак, господин Фигаро, чем могу служить?

- О, господин Метлби, я не отниму у вас много времени… Прекрасный кофе, просто прекрасный… Спасибо… Как Вы, наверное, уже поняли, я нахожусь здесь по поручению Департамента Других Дел…

Метлби тихо засмеялся.

- Скорее уж по поручению Матика. Он очень Вас ценит, и отзывался о Вас как о настоящем профессионале… Вы извините, ради бога, но я просто не смогу удержатся. – Магистр ткнул пальцем в стоящее на полке чучело жирного черного кота. – Что это такое?

- М-м-м… А какие галеты! Потрясающе!.. Толстый черный котяра, набитый конским волосом. А вообще похоже на личного сервитора.

- Бра-во! – Метлби захлопал в ладоши, – отлично, Фигаро! Где Вы учились?

- Не поверите – в университете внутренних дел. На кафедре метафизики, разумеется.

- Вот как! У вас, часом, не преподавал некий господин Целеста? Который Стефан?

- Как же, – фыркнул Фигаро, – было дело. Читал нам сопромаг все шесть семестров. «А тепе-е-е-е-рь я буду бросать в вас закля-а-а-атья! Кто отразит с первого раза, получит пя-а-а-а-ть! Кто не отразит с первого раза – отправится в лазаре-е-е-ет!»

Дождавшись пока магистр перестанет ржать как сивый мерин, Фигаро поставил пустую чашку на блюдце (та немедленно улетела за дверь) и выпрямился в кресле.

- На самом деле, господин магистр, все это дело куда серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Матик недвусмысленно дал понять, чего он хочет. А хочет он, чтобы с Мари Кросс были сняты все обвинения. Это ставит меня в…. Специфическое положение, Вы не находите?

Метлби кивнул. Его лицо стало серьезным, глаза сузились.

- Еще бы! – воскликнул он, – Конечно, я все прекрасно понимаю! Матик может быть очень настойчив. Я бы даже сказал, настырен. Отвратительно-настырен. Впрочем, он деловой человек, «бизнесмен», как сейчас стало модно говорить. Ему это простительно… Но Фигаро, неужели Вы верите, что Мари, эта несчастная девочка могла совершить убийство?

Следователь, против своей воли, улыбнулся.

- Знаете, Метлби, Вы уже второй человек, который сегодня задает мне этот вопрос. Не считая самой Мари, разумеется. Она уверена, что над ней довлеет проклятие рода…

- Ах, – магистр замахал руками, – я это уже слышал. Меня только удивляет, как она может пороть такую откровенную чушь при своем-то образовании? Истерический синдром, не иначе.

- То есть Вы можете гарантировать, что родового проклятия на ней нет?

Уголки губ Алистара Метлби дрогнули. Он опустился в кресло – довольно жесткую на вид конструкцию с высокой спинкой и сложил руки на столе, переплетя пальцы сложным «замком».

- Фигаро, если сосчитать все проклятия которые я снял за свою жизнь, то их будет больше, чем книг в этой комнате. Но если Вы спросите меня, сколько родовых или, правильнее сказать, врожденных проклятий я снял, то я не смогу привести ни единого примера, просто потому что мы не знаем – «мы» я имею в виду колдунов – когда врожденное проклятие можно считать снятым, точно так же как не знаем, когда можно считать исцеленной душевную болезнь.

- Но такое понятие существует?

- Да. Ну и что? Есть такой праздник – Рождество. Идея бога потерпела крах несколько века назад; сотни лет мы пишем это слово с маленькой буквы, и ходим в церковь просто расслабиться, подумать о тщете всего сущего, однако Рождество празднуем до сих пор. Но оно потеряло свою религиозно-ритуальную наполненность, теперь это просто семейный праздник. То же самое можно сказать о врожденных, или, если Вам угодно, родовых проклятиях. Это понятие тесно связано с концепцией судьбы. Мы знаем, что судьбы, как таковой, не существует, однако есть нечто вроде максимально вероятного пути, по которому движется человек. Это путь определяется, отчасти, ситуативно, а отчасти зависит от врожденных характеристик личности. Самый просто пример: сын банкира, мечтающий стать скрипачом, но лишенный музыкального слуха, скорее всего, в конечном счете, станет банкиром. Но есть и множество скрытых факторов, влияющих на судьбу, многие из которых никому пока не известны. Металлический шар по наклонной плоскости всегда катится вниз, но можно ли считать это родовым проклятием? Я очень в этом сомневаюсь. У Мари, без сомнения, было трудное детство. Родители, которые относились к ней как к табуретке. Их ранняя смерть, затем безвременная кончина брата. Любовные… неурядицы. Но возводить все это в абсолют и выводить отсюда постулат о «родовом проклятии» нельзя.

- Но ведь существуют методы снятия таких… э-э-э… проклятий?

- Конечно. Помню, когда я жил в пансионате университета, моим соседом по комнате был некий Виктор Юз – страшный гуляка. Он всегда был готов пропустить лекции, но зато не пропускал ни одной юбки, хе-хе… Признаться, я часто присоединялся к нему в этих загулах, но я, хотя бы, не был женат. В итоге об этом прознала его супружница, милейшая госпожа Скарлет. Она приехала к нему в гости и так отделала Юза кочергой, что бедняга стал шарахаться от чужих женщин как от ядовитых змей. Факт снятия проклятия налицо, хотя я нахожу методы несколько радикальными… Мари сейчас необходим покой и возможность продолжать свою работу. Из нее со временем может получиться историк с мировым именем. Если она зациклится на идее этого своего «проклятия» и станет винить себя в смерти Марко Сплита, ничего хорошего из этого не выйдет.

- То есть Вы не верите в ее причастность к убийству?

- Ни в малейшей степени. Я слишком хорошо ее знаю. Она не способна даже добить попавшую в мышеловку мышь.

- Но убийство, тем не менее, имело место.

- Да, – помрачнел Метлби, – это факт. Убийство с помощью ворожбы высокого уровня. Этого я не отрицаю, и это меня очень беспокоит. Колдун-убийца в Нижнем Тудыме – ха! Мы, как-то, привыкли, что подобные вещи происходят в столице, но не в нашем медвежьем углу. Я уже имел беседу с Инквизицией по этому поводу и могу добавить только, что Вы можете рассчитывать на любую помощь, которую в моих силах будет оказать.