Жизнь охотника за ископаемыми - Штернберг Чарльз Г. - Страница 28

Неподалеку лежал овражный участок, называемый Шишкой, самый большой в Джон-дэйском бассейне участок непригодной земли. Вся поверхность была изрезана самым фантастическим образом, в виде пиков, хребтов, зубцов и тонких шпилей, иногда в несколько сот метров высоты; все это нагорожено было так густо, словно шпили и колокольни какого-нибудь старинного готического собора; вершины увенчаны были твердыми конкрециями, которые защищали почти отвесные обрывы от разрушения.

По всей территории участка расходились, подобно пластинкам веера, водосборные овраги, соединяясь у вершины; горе человеку, которому случилось бы попасть в один из них во время дождя, потому что с крутых откосов вода неслась вниз с такой поразительной скоростью, что прежде чем он успел бы повернуть назад, его залило бы на глубину в несколько метров. Мы всегда карабкались как можно выше, едва услышим, что по скалам над нами льет дождь; приходилось выжидать пока буря окончится и вода сбежит. Овраг, в котором накоплялось воды глубиной в шесть метров, высыхал почти тотчас же, как прекращался дождь — так круто было падение его русла.

В той области на меня всегда производила сильнейшее впечатление мощь текучей воды.

Я стоял однажды, остолбенев от изумления, близ устья маленькой речонки, против хижины дяди Джонни, найдя в ней глыбу базальта, весом по меньшей мере в двадцать тонн, которая ее совершенно запрудила. Глыба была принесена потоком с холмов за несколько километров и осталась в речонке, когда вода спала. Все отроги и боковые каньоны, выходящие в Джон-дэй, сбрасывали туда груды камней, которые местами запруживали русло и создавали стремнины.

Я скоро обнаружил, что все участки с ископаемыми, до которых легко было добраться, уже пройдены раньше меня. Там и сям нам попадались кучки изломанных костей и ямки, откуда вынут был череп. Когда я спросил Билля, что он думал, оставляя на месте кости скелета, он ответил: «Мы искали только головы, хотя иногда брали суставы и пальцы». Мне стало ясно, почему так мало оказалось черепов в первых собранных там коллекциях, и что моей экспедиции следует позаботиться о каждой найденной кости.

Я понял, что если я хочу сделать свою экспедицию успешной, нам надо карабкаться в такие места, куда никто прежде нас не рисковал забираться. Нешуточным делом было подниматься по тамошним почти отвесным обрывам; пытаясь взбираться на эти высоты, каждый рисковал жизнью. Они были, разумеется, совершенно лишены растительности, а там, где склоны были менее обрывисты, их покрывали угловатые осколки камня, которые катились вниз из-под ног и всегда могли увлечь нас за собой вниз, в пропасть.

Я объяснил положение вещей моим обоим помощникам и указал, что, если они не хотят подвергаться опасности, нам лучше вовсе отказаться от обследования этой местности, так как в безопасных местах мы все равно ничего не найдем. Они мужественно согласились следовать за мной, куда бы я ни повел их.

Итак, мы каждое утро уходили на целый день в наше опасное путешествие; каждый нес за плечами мешок для добычи и крепкую кирку в руках. Кирка употреблялась не только для того, чтобы выкапывать наши находки: она была совершенно необходима при карабканьи по скалам: ею цеплялись мы, когда начинали соскальзывать. Покидая утром лагерь, мы никогда не были вполне уверены, что встретимся там вечером, потому что каждый неверный шаг на этих обрывах означал смерть. Но каждый день мы приобретали больше уверенности и становились все ловчей в обращении с нашими кирками.

На много выше следов охотников за ископаемыми, которые прошли там раньше нас, на много выше следов горных баранов, которые в изобилии водились в этой глуши, забирались мы. Приходилось вырубать углубления, куда можно было бы поставить ногу; мы ползли вверх, плотно прижимаясь к скале. В каждой ямке мы останавливались и осматривали поверхность обрыва: не видать ли кончика зуба, или острия кости, или одной из тех конкреций, чья черепообразная форма выдавала сокровище, скрытое внутри; тысячи конкреций увенчивали утесы или валялись внизу в каменных осыпях. Когда случалось найти окаменелость, мы сперва высекали на поверхности обрыва площадку, на которой можно было бы стать, а потом уже вырубали найденный образец.

Я мог бы рассказать сотни случаев, когда мы бывали на волосок от смерти. Однажды я стоял на двух продолговатых конкрециях над узкой пропастью в пятнадцать метров глубины. Я внимательно осмотрел поверхность всех обрывов и скал, доступных моему взгляду, и приготовился перепрыгнуть на узкий выступ по другую сторону расщелины. Внезапно обе конкреции выскочили у меня из-под ног, и я полетел головой вниз в пропасть. Сделав невероятное усилие, я зацепился растопыренными локтями за края, и так провисел, пока мне удалось найти опору для ноги и выбраться на крепкий камень.

В другой раз я поднимался по крутому склону, который заканчивался наверху отвесным выступом. Я думал, однако, что смогу перелезть через него на гребень и найду с другой стороны подходящий спуск. Надо пояснить здесь, что мы никогда не возвращались по той же дороге, по которой прошли, так как мы не могли бы найти ногами те впадинки, по которым нам удалось подняться. Обычно мы старались добраться до верха, и оттуда найти спуск. Однажды я так увлекся осмотром поверхности породы, отыскивая ископаемых, что работал часами, карабкаясь от ямки к ямке. Я не обращал внимания, куда я иду, пока не взглянул случайно вверх; тут я открыл, что верхний выступ нависает над откосом, по которому я взбирался и добраться до вершины совершенно невозможно. Я был уверен, что смогу вырубить площадку, где сяду и подожду, пока мои ребята не хватятся меня и не примутся меня искать. Они могли бы тогда взобраться на верх выступа по другой дороге и опустить мне веревку. Но, к моему восторгу, я нашел в скалистом выступе отвесную щель, которая оказалась достаточно широка, чтобы я мог в нее пролезть. Я так и вылез наверх, словно из колодца, прижавшись спиной к одной стороне щели, а ногами упершись в другую.

Случаи такого рода, впрочем, не только не делали нас осторожней, но подталкивал на новые и новые дерзания. Мы становились совсем безрассудны. Помню, как Билль нашел череп в отвесном обрыве из отвердевшей вулканической грязи, которым заканчивался гребень, уходивший далеко назад, в холмы. Череп находился в шести метрах по скату утеса и настолько ниже вершины гребня, что его нельзя было достать сверху. Поэтому не было иной возможности добыть его, как влезть на утес. Я высекал впадинки с одной стороны, а Билль — с другой, и мы поднимались вверх, пока не добрались до желанного образца нашими кирками. Одной рукой мы цеплялись за сделанную зарубку, а другой работали. Я работал, правой рукой, а Билль — левой.

Порода была очень твердая, и много времени ушло на вырубание нашей находки. Во время работы мы услышали блеяние горной овцы, которая звала ягнят. Приподнявшись, мы могли бы перебросить руки через край скалы и подтянуться вверх, чтобы взглянуть на нее. Не было сомненья, что овца шла к нам, спускаясь по хребту; она была в сильнейшем возбуждении и наполняла воздух призывами детеныша. Я начал подражать блеянию ягненка, и она заспешила в нашу сторону, повидимому, успокоенная.

— А если она боднет нас? — сказал я Биллю. Ему эта мысль показалась очень забавной: мы ведь висели на скале, уцепившись за поверхность ногами и пальцами. Он начал смеяться все громче и громче, хотя я и старался угомонить его. Когда овца подошла к нам метра на три, она пришла к заключению, что мы — не ее потерянное детище, проворно повернулась и пустилась стрелой к горам на расстоянии полутора километров от нас. Из бокового каньона вышел ягненок и поспешил за матерью; мы могли видеть, как взметалась под их ногами пыль, пока они не стали казаться величиной с кролика.