Жизнь охотника за ископаемыми - Штернберг Чарльз Г. - Страница 17

Обратное путешествие на лошадях я проделал в шесть дней. В горах термометр падал до двадцати градусов ниже нуля, и я плотно наедался по четыре раза в день. Я перевалил Великий водораздел по Тихоокеанской железной дороге, заехал не надолго домой и снова уехал, чтобы провести зиму с профессором Копом.

Глава IV

Дальнейшая работа в Канзасском мелу в 1877 году

Зиму 1876/77 года я провел с профессором Копом сначала в Хэддонфильде, потом в новом его доме на Сосновой улице в Филадельфии.

В Хэддонфильде удобный чердак просторной старомодной риги был превращен в мастерскую; там же стояла моя постель, а столовался я вместе с м-ром Гейсмаром, препаратором Копа. По воскресеньям я всегда обедал с профессором, его женой и двенадцатилетней дочкой.

Никогда не забуду этих воскресных обедов. Простая пища бывала очень хорошо приготовлена, а разговор с профессором сам по себе был праздником. Он обладал чудесным даром, уходя из рабочего кабинета, оставлять мысли о профессиональных заботах; в столовую он являлся готовый принять участие во всякой веселой затее. Обычно он сидел, поблескивая глазами, рассказывал историю за историей, а мы до изнеможения смеялись его шуткам.

Я также присутствовал на обедах, которые он давал своим друзьям в ресторане, и на завтраках, на которые миссис Коп приглашала молодых людей, слушавших лекции профессора у него на дому. В этих случаях он рассказывал забавные анекдоты и обычно требовал от меня неправдоподобного рассказа о старом фермере, который однажды во время корчевки поля на склоне холма увидел на вершине кольцо — змею; она, взяв конец хвоста в рот, покатилась вниз по откосу в его сторону. Он отскочил и ударил ее рукояткой заступа, в которую глубоко вонзилось острие на конце хвоста. И часу не прошло, как рукоятка раздулась до толщины человеческой ноги.

Я думаю, что рассказы, так любимые Копом, были для него отдыхом от напряженной работы в кабинете; благодаря своей способности не думать о работе в свободные часы, он мог выполнить в продолжение своей жизни такое количество работы, какое выполняли только немногие люди. Одно лишь перечисление заглавий всех произведений его деятельного мозга составило бы целый том. А большой III том «Позвоночных третичного периода», часто называемый «библией Копа», содержит свыше тысячи страниц текста, кроме множества таблиц, рисунков (издан правительством в 1884 году).

Прежде чем ехать обратно для снаряжения новой экспедиции, я заручился сотрудничеством м-ра Русселя Т. Гилля, работавшего в Академии под руководством Джузеппе Фунда, а перед нашим прибытием в Мангэттен нанял в качестве повара и возницы мистера Брауза.

В последних числах марта мы выехали в легкой рессорной повозке в длинное и чрезвычайно утомительное путешествие — через весь Канзас к нашей главной квартире в Буйволовом заповеднике. На речке Чэпмен, в нескольких километрах от города Дженктен («Соединение»), нас задержало половодье. Ревущий поток в шесть метров глубины заполонял всю узкую долину реки; ни один человек, ни один зверь не мог бы перебраться через него.

Мы жили в местности, изобилующей антилопами, и редкий день не бывало у нас мяса антилопы к обеду… Однажды утром мы увидели самца антилопы, который стоял у самого железнодорожного полотна и смотрел на подходивший поезд. Я попросил возниц погнать лошадей, думая, что из поезда кто-нибудь будет стрелять в животное. Так оно и вышло: когда поезд проходил мимо, окно открылось, и какой-то мужчина выстрелил из револьвера животному в затылок.

В другой раз, проезжая степью, мы наткнулись на детеныша антилопы, тщательно запрятанного в густом кусте высокой травы. Мы ни за что не увидали бы его, если бы шли по земле; но с высокого сиденья повозки его хорошо было видно. Ребята мои выскочили и, осторожно подкравшись к зверьку, протянули уже руки, чтобы схватить его; но тот вскочил так проворно, что руки их поймали воздух, и стрелой пустился прочь. Мальчики бросились за ним вдогонку со всех ног; но с таким же успехом могли они ловить солнечный луч.

Однажды мы стояли лагерем у источника на Хакберри, к югу от г. Буфало, когда к нам подъехало двое мужчин. Они сказали, что они пастухи и потеряли свое снаряжение. Я пригласил их к себе в палатку и после ужина предложил им постели мальчиков, которые отправились спать в повозку.

Рано утром один из мужчин разбудил меня и попросил револьвер. «В лагерь зашла антилопа», — сказал он. Я дал ему свой Смит и Вессон и, выглянув, увидел прекрасного самца, который стоял около повозки и разглядывал палатку. Гость мой, расстреляв все патроны отбросил револьвер, как вещь, ничего не стоящую, и попросил ружье. Я подал ему шарповскую винтовку и перевязь с патронами. Тем временем антилопа отошла на несколько шагов и оглянулась на нас. Мужчина выстрелил несколько раз кряду — и бросил ружье. Между тем из повозки вылезли мои ребята — один с винчестером, другой с маленьким баллардовским ружьем. Гость наш взял сначала одно, потом другое ружье, опять бесполезно расстреляв все патроны. В конце концов антилопа ушла на холм и скрылась из виду. Стрелок наш божился, что она заговоренная, что тут не обошлось без нечистой силы. Мы, однако, думали иначе. Мальчики пошли по следу и через час принесли антилопу, подвязав ее к ружью вместо шеста и взвалив на плечи.

Тридцатого апреля мы тронулись вниз, к Смоуки, в сорока пяти километрах к югу от Буфало; дорогой едва не погибли в сыпучем песке, но справились и спасли упряжных лошадей и повозку.

Мы тогда стояли в устье широкого оврага, обильно заросшего травой. Всю ночь ревела буря. Случалось ли вам, дорогой читатель, пытаться уснуть в палатке, когда ветер крепчает и полотно хлопает, вызывая опасение, что вот-вот лопнут швы, вырвутся колышки или оборвутся веревки? Знаете ли вы, каково лежать при оглушающем громе, при ослепительном блеске молний, когда дождь и град хлещут по тонкой преграде, которая одна только отделяет вас от яростного ветра? Это ощущение не из приятных. Но, кстати сказать, за все годы, которые я прожил в лагере, мне случалось время от времени ожидать, что палатку в клочки разорвет у меня над головой, но ни разу мои опасения не оправдались. Даже в самые сильные бури палатка выстаивала невредимой и я отделывался сравнительно благополучно.

В ту поездку, однако, мы пережили очень неприятное приключение. Холодный дождь продолжался четыре дня, и палатка протекала как раз над моей головой. Кроме того, высушенный навоз настолько намок, что мы не могли развести огонь и принуждены были есть холодную пищу и спать под намокшими одеялами.

Однажды во время спуска по довольно крутому склону переднее колесо соскочило; нас выбросило вместе со всем грузом и пожитками на землю. Человек, продавший нам повозку, ручался за нее на год. Мы сняли шину, поставили на место спицы, разогрели шину на пылающем кизяке и надели ее обратно. После этого мы старались ехать осторожно и избегать косогоров; но обычно случалось, что мы валились на сторону именно тогда, когда всего менее этого ожидали. Хуже всего, впрочем, было то, что, когда мы вернули неисправное колесо продавцу, который продал его с ручательством, он дал нам взамен еще менее надежное.

Болезнь одной из наших лошадей не раз ставила нас в затруднительное положение. Лошадь часто отказывалась итти посреди степи. Однажды, помнится, это случилось в четырех километрах от источника.

Единственная посудина, в которой мы могли приносить в лагерь воду, был полуведерный кувшин; чтобы на всех нас хватило, приходилось одному из нас все время носить в нем воду. В конце концов пришлось купить другую лошадь взамен больной; но нам упорно не везло: нам попалась скотина, которая была, видимо, приучена к почтовой езде. Как только закреплялись последние постромки, она кидалась стрелой вперед. По счастью, ее товарищ по упряжке не мог бегать так скоро, так что они просто описывали круг. Молодцы мои подстерегали удобную минуту, хватались за повозку и вспрыгивали в нее.