Приключения Джона Девиса. Капитан Поль (сборник) - Дюма Александр - Страница 83

– А сегодня кто же вы, позвольте спросить? Согласитесь, этот вопрос совсем не лишний, когда имеешь дело с человеком, который так великолепно может входить в роль.

– Сегодня, как вы, граф, изволите видеть, я не имею никакой причины кого-то изображать и явился к вам в простом костюме, в котором молодые люди обычно ездят в гости друг к другу. Сегодня я могу быть кем вам будет угодно: французом, англичанином, испанцем, даже американцем. На каком из этих языков хотите продолжать нашу беседу?

Граф улыбнулся.

– Некоторые из них мне тоже знакомы, как и вам, но приятнее всего, согласитесь, говорить на своем родном языке. Проще понять друг друга.

– Как вам угодно, граф, – ответил меланхолично Поль. – Я, знаете, тоже люблю французский язык больше всякого другого, потому что и моя родина – Франция.

– Однако, увлекаясь языками, – сказал Эммануил насмешливо, – вы, надеюсь, не всегда забываете о деле. Может, вспомните и о том, за которым ко мне пожаловали?

– Ваша правда, граф. Дело, которое привело меня к вам, вот какое. С полгода назад, гуляя в Пор-Луи по берегу, вы заметили на внешнем рейде фрегат с узким кренгованием, высокими тонкими мачтами и, конечно, подумали: «Видно, капитану этого судна нужен ходкий корабль, раз на нем так мало дерева и так много парусов», – и поэтому вам пришло в голову, что я какой-нибудь флибустьер, то есть пират. Ведь верно?

– Но разве это не так?

– Я не раз удивлялся, граф, вашей сметливости и остроте взгляда, который сразу проникает в суть вещей, – сказал Поль с легкой иронией.

– Комплименты мне ни к чему, – сердито ответил Эммануил. – Давайте лучше поговорим о деле.

– Тогда вы тоже так рассуждали и попросили какого-то лейтенанта отвезти вас на этот фрегат, где познакомились со старым капитаном. У вас было предписание морского министра, в котором всякому командиру судна, идущего под французским флагом в Мексиканский залив, вменено было в обязанность отвезти по вашему требованию в Кайенну одного государственного преступника. Помните? Звали его Лузиньян.

– Все это правда.

– Я исполнил это предписание. Я не знал тогда, что вся вина этого мнимого государственного преступника состояла в том, что он любил вашу сестру.

– Капитан!.. – зло сказал Эммануил, вскочив со стула.

– Какие у вас прекрасные пистолеты, – продолжал спокойно Поль, рассматривая оружие, которое граф небрежно бросил на стол, войдя в комнату.

– И они заряжены, – проговорил Эммануил с выражением, которого нельзя было не понять.

– А надежны они? – спросил Поль с притворным равнодушием.

– Вы хоть сейчас можете их опробовать, если вам будет угодно выйти со мною в парк, – ответил Эммануил.

– Зачем, это можно сделать и здесь. – Поль опять притворился, что не почувствовал вызова в словах графа. – Вот хорошая цель и на порядочном расстоянии.

Капитан быстро взял пистолет, взвел курок и направил ствол его через открытое окно к верхушке дерева. На верхней ветке сидел и весело чирикал зяблик, раздался выстрел – и крохотная птичка, разорванная пополам, упала на землю. Поль спокойно положил пистолет на стол.

– Да, ваши пистолеты хороши, – сказал он.

– Должен выразить вам свое восхищение, – воскликнул Эммануил, – вы удивительный стрелок!

– Немудрено, граф, – произнес Поль с обычным своим меланхоличным видом. – В долгие штили мы, моряки, вынуждены искать развлечений, которых у вас, сухопутных, так много. Иногда стреляем по морским рыболовам, которые бросаются с воздуха, чтобы схватить на поверхности воды рыбу, по ласточкам, которые, утомившись от длинного пути, садятся отдыхать на реи. Вот, граф, каким образом приобретается ловкость в искусстве, которое кажется вам совершенно непонятным в моряке.

– Продолжайте, капитан, только, если можно, вернемся к нашему общему знакомому.

– Извольте, граф. Лузиньян оказался честным и храбрым молодым человеком. Он рассказал мне свою историю, и я узнал, что он был сыном близкого приятеля вашего отца и что, оставшись после его смерти без денег и круглым сиротой, был принят к вам в дом за два года до того, как по какой-то таинственной причине маркиз лишился рассудка. Что он воспитывался вместе с вами и с самого начала вы возненавидели его, а сестра ваша полюбила. Он рассказал, как вместе с Маргаритой они росли в этом уединении и замечали свое одиночество только тогда, когда не были вместе, о своей юношеской страсти и чувстве вашей сестры. Вы знаете, ведь она, как Юлия, – помните, у Руссо? – сказала ему: «Я буду принадлежать тебе или могиле».

– О, она, не сомневайтесь, сдержала свое слово!

– Знаю! И вы, благородный – ведь так считает свет? – молодой человек, безудержно поносите чувство молоденькой девушки, которая по своей чистоте и невинности не могла устоять против природного влечения и любви? Из рассказа Лузиньяна я понял, что ваша мать, постоянно ухаживающая за больным мужем, не могла наблюдать за дочерью… Я знаю не только о слабостях вашей сестры, граф, но и о необыкновенной преданности вашей матери, хотя, на мой взгляд, она женщина строгая. Может быть, потому, что ей никогда в жизни не случалось совершать проступка… Однажды ночью ваша матушка услышала приглушенные стоны. Она зашла в комнату Маргариты и, подойдя к постели несчастной, вырвала у нее из рук младенца, который только что родился. Маргарита потеряла сознание при виде матери, и ребенок бесследно исчез из вашего замка. Так ли это было, ваше сиятельство? Верно ли рассказали мне эту страшную историю?

– Да, – ответил Эммануил, совершенно пораженный, – я должен признаться, что вам известны все подробности.

– Дело в том, – сказал Поль, вынимая из кармана портмоне, – дело в том, что обо всем этом говорится в письмах вашей сестры к Лузиньяну. Готовясь занять между ворами и убийцами место, которое получил по вашей протекции, он отдал их мне и просил возвратить Маргарите.

– Отдайте письма, капитан! – Эммануил быстро протянул руку к портмоне. – Вы можете быть уверены, что они будут в целости возвращены сестре, которая была так безрассудна, что…

– Что смела жаловаться единственному на свете человеку, который по-настоящему ее любил? – Поль отдернул портмоне и спрятал его в карман. – В самом деле, какое безрассудство! Мать отнимает у нее ребенка, а она поверяет свои чувства по этому поводу отцу этого ребенка! Какая безрассудная сестра! Не найдя опоры в брате, она унижает свое знатное имя, выставляя его под письмами, которые могут в глазах света… как это у вас называется?.. покрыть все семейство позором.

– Если вы так хорошо понимаете всю важность этих писем и не хотите отдать их мне, – сказал Эммануил, покраснев от нетерпения, – то исполните поручение вашего приятеля – отдайте их сестре или матушке.

– Так я и хотел было сделать, когда вышел на берег в Лорьяне, но дней десять или двенадцать назад я зашел в церковь…

– В церковь?

– Да, граф, в церковь.

– Зачем же это? Вы верите в Бога?

– А на кого же мне надеяться в шторм или бурю? Вам никогда, граф, не доводилось увидеть шторм не с берега, а в море?

– Нет, капитан. Так что же в этой церкви?..

– А в этой церкви я услышал, как аббат объявлял о скором бракосочетании Маргариты д’Оре с бароном Лектуром. Я спросил о вас. Мне сказали, что вы в Париже, а мне самому было необходимо ехать туда, чтобы доложить его величеству королю об исполнении данного мне поручения.

– Королю!

– Да, ваше сиятельство, самому королю, его величеству Людовику XVI. Я поехал, встретил вас у Сен-Жоржа, узнал, что вы торопитесь, и постарался поспеть сюда сразу после вас… И вот я здесь, но намерения мои изменились.

– Что же вы теперь хотите делать? Говорите, надо же нам когда-нибудь кончить этот разговор!

– Мне пришло в голову, что если уж все покинули несчастного ребенка, даже мать, то кроме меня некому о нем позаботиться. В вашем положении, граф, учитывая ваше желание вступить в родство с бароном Лектуром, который только один, по вашему мнению, может помочь вам в исполнении ваших честолюбивых замыслов, вы охотно дадите за эти письма любую сумму, например сто тысяч франков. Это не много при доходе в двести тысяч ливров.