Надо сказать, что в определенной степени «Остров» – противоположность ТББ. Ведь, в отличие от дона Руматы, Максим Каммерер не тяготится сомнениями насчет того, надо или не надо ему вмешиваться в происходящее на Саракше. И только и делает, что вмешивается. При этом, опять же в отличие от Руматы, он не считает необходимым проявлять излишнюю гуманность – к банде Крысолова, например.

Некоторое время назад я спросил Бориса Натановича: помните, как во время этой драки (а точнее, бойни) у Максима что-то «сдвигается» в сознании, и перед ним уже не подворотня на Саракше, а планета Пандора, и не люди, а «жуткие, опасные животные», с которыми надо драться, чтобы выжить. Неужели и у хомо сапиенс образца двадцать второго века сохранилось тяжкое наследие тоталитарного сознания? Ведь этот эпизод Максим отнюдь не воспринимает как грех…

БНС ответил: это попытка – может быть, неудачная – совместить высокое воспитание с необходимостью совершить аморальный поступок. И конечно, свой поступок (по сути – массовое убийство в целях самообороны) Максим воспринимает как греховный. Хотя и вуалирует это чисто фрейдистским образом: при помощи перехода в другое состояние, в другое психическое пространство. Мы сознательно ничего не писали о том, что испытывал Максим на другой день после драки. Я думаю, что на самом деле он должен был испытывать сильнейшие нравственные страдания. Но ему предстояло еще много испытаний на этом пути, и Максим в конце книги – это совсем не тот человек, что Максим в начале книги…

Спору нет: Максим в конце ОО и в его начале – два разных человека. Но, пожалуй, первый из них, куда более решителен, чем второй. И куда более прагматичен, если не циничен. И куда более тверд. В конце книги, после гибели Гая, Максим уничтожает экипаж танка-излучателя «силой выковыривая черных погонщиков из железной скорлупы», но рефлексирует по этому поводу ничуть не больше, чем при расправе с бандой Крысолова в начале книги. Более того, ему ничего так не хочется в этот момент, как «почувствовать под пальцами живую плоть». И вряд ли после этого он испытывает какие-нибудь сильнейшие нравственные страдания…

Правда, так и остается загадкой, чем же завершилось вмешательство «комсомольца XXII века» в дела планеты Саракш. К каким же последствиям для Саракша привела финальная «акция» Максима со взрывом Центра?

Последующие произведения АБС из «каммереровского» цикла – «Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер» – ответа на этот интересный вопрос не дают совершенно.

Понятно, что Максим не был, вопреки угрозам Рудольфа Сикорски, он же Странник, он же Экселенц, немедленно отправлен на Землю и, как известно, резидентствовал на Саракше примерно еще лет десять. В это время был установлен контакт с Голованами (при участии Геннадия Комова и Льва Абалкина), организована некая загадочная операция «Вирус», после которой не менее загадочный Суперпрезидент наградил Максима прозвищем Биг-Баг, и еще Максиму удалось проникнуть в Островную Империю (о чем ниже). Однако что же происходило в государстве Неизвестных Отцов (они же Огненосные Творцы) все это время – совершенно не ясно.

Удалось ли уничтожить башни, прекратилось ли излучение, если прекратилось – что стало с привыкшим к «лучевому наркотику» населением, какова судьба Отцов и их Гвардии (она же Легион), изменился ли, выражаясь современным языком, политический режим в стране… В общем, вопросов можно сформулировать множество. Ответов же на них – нет. И скорее всего, не предвидится. По крайней мере, Борис Натанович на все мои и не только мои просьбы заполнить лакуну в «каммереровском» цикле и написать, например, роман о приключениях Максима в Островной Империи неизменно отвечает, что ему это совершенно неинтересно. Хотя недавно выяснилось, что некоему молодому писателю (имя БНС не разглашает) была дана санкция на написание такого романа и переданы некие сделанные когда-то АБС наброски. Единственный из этих набросков, увидевший свет и хоть как-то раскрывающий авторский замысел, был опубликован в предисловии БНС к сборнику «Время учеников» из серии «Миры братьев Стругацких». Вот этот текст:

«В последнем романе братьев Стругацких, в значительной степени придуманном, но ни в какой степени не написанном; в романе, который даже имени-то собственного, по сути, лишен (даже того, о чем в заявках раньше писали „название условное“); в романе, который никогда теперь не будет написан, потому что братьев Стругацких больше нет, а С. Витицкому в одиночку писать его не хочется, – так вот в этом романе авторов соблазняли главным образом две свои выдумки.

Во-первых, им нравился (казался оригинальным и нетривиальным) мир Островной Империи, построенный с безжалостной рациональностью Демиурга, отчаявшегося искоренить зло. В три круга, грубо говоря, укладывался этот мир. Внешний круг был клоакой, стоком, адом этого мира – все подонки общества стекались туда, вся пьянь, рвань, дрянь, все садисты и прирожденные убийцы, насильники, агрессивные хамы, извращенцы, зверье, нравственные уроды – гной, шлаки, фекалии социума. Тут было ИХ царствие, тут не знали наказаний, тут жили по законам силы, подлости и ненависти. Этим кругом Империя ощетинивалась против всей прочей ойкумены, держала оборону и наносила удары.

Средний круг населялся людьми обыкновенными, ни в чем не чрезмерными, такими же, как мы с вами, – чуть похуже, чуть получше, еще далеко не ангелами, но уже и не бесами.

А в центре царил Мир Справедливости. «Полдень, XXII век». Теплый, приветливый, безопасный мир духа, творчества и свободы, населенный исключительно людьми талантливыми, славными, дружелюбными, свято следующими всем заповедям самой высокой нравственности.

Каждый рожденный в Империи неизбежно оказывался в «своем» круге, общество деликатно (а если надо – и грубо) вытесняло его туда, где ему было место – в соответствии с талантами его, темпераментом и нравственной потенцией. Это вытеснение происходило и автоматически, и с помощью соответствующего социального механизма (чего-то вроде полиции нравов). Это был мир, где торжествовал принцип «каждому – свое» в самом широком его толковании. Ад, Чистилище и Рай. Классика.

А во-вторых, авторам нравилюь придуманная ими концовка. Там у них Максим Каммерер, пройдя сквозь все круги и добравшись до центра ошарашенно наблюдает эту райскую жизнь, ничем не уступающую земной, и, общаясь с высокопоставленным и высоколобым аборигеном, и узнавая у него все детали устройства Империи, и пытаясь примирить нетримиримое, осмыслить неосмысливаемое, состыковать нестыкуемое, слышит вдруг вежливый вопрос: «А что, у вас разве мир устроен иначе?» И он начинает говорить, объяснять, втолковывать: о высокой Теории воспитания, об Учителях, о тщательной кропотливой работе над каждой дитячьей душой…

Абориген слушает, улыбается, кивает, а потом замечает как бы вскользь:

„Изящно. Очень красивая теория. Но, к сожалению, абсолютно не реализуемая на практике“. И пока Максим смотрит на него, потеряв дар речи, абориген произносит фразу, ради которой братья Стругацкие до последнего хотели этот роман все-таки написать.

„Мир не может быть построен так, как вы мне сейчас рассказали, – говорит абориген. – Такой мир может быть только придуман. Боюсь, друг мой, вы живете в мире, который кто-то придумал – до вас и без вас, – а вы не догадываетесь об этом…“

По замыслу авторов, эта фраза должна была поставить последнюю точку в жизнеописании Максима Каммерера. Она должна была заключить весь цикл о Мире Полудня. Некий итог целого мировоззрения. Эпитафия ему. Или – приговор?..»

Впрочем, в земном мире, где жили и работали АБС, тем временем (имеется в виду время написания ОО) происходили события, которые не смог бы выдумать самый изощренный фантаст.

Комментарий БНС:

ОО – рекордно толстый роман АБС того времени – написан был на протяжении полугода. Вся дальнейшая история его есть мучительная история шлифовки, приглаивания, ошкуривания, удаления идеологических заусениц, приспособления, приведения текста в соответствие с разнообразными и зачастую совершенно непредсказуемыми требованиями Великой и Могучей Цензурирующей машины.

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Аркадий и Борис Стругацкие: двойная звезда - Вишневский Борис Лазаревич - Страница 24