Сладкий яд (ЛП) - Эшер Миа - Страница 45

– Как ты? – спрашивает меня мама по телефону. – Волнуешься?

Я выбрасываю остатки завтрака в мусорное ведро и протираю стол на своей маленькой кухне. Зажав телефон покрепче, я улыбаюсь.

– Ты даже не представляешь, как сильно. Поверить не могу, что через несколько дней уеду в Париж.

– Не забудь купить симпатичный подарок для Джоанны и Джейкоба, милая.

– Уже купила, мам. И еще позвонила им вчера и поблагодарила за то, что взяли меня на работу.

Два года назад я вернулась домой – с разбитым сердцем, не понимающая, что делать дальше со своей жизнью – и провела остаток зимы и весну со своей матерью. Поначалу нам было сложно, но в итоге все наши споры оправдали себя. Вместе мы обрели прощение, а потом и любовь.

По мере того, как дни перетекали в недели, а недели в месяцы, я начала осознавать, что каким-то неведомым образом нечто, составляющее самую мою суть, изменилось. Мама сказала мне, что если я хочу измениться, то первые перемены должны быть внутренними, и она оказалась права.

Я больше не могла спать с мужчинами ради денег. Мне становилось дурно от одной только мысли. Раньше я могла без любви отдать свое тело мужчине. А потом, когда он заканчивал, возвращалась домой – в оцепенении, со жжением между ног, с разорванной в клочья гордостью и с пополнившимся банковским счетом. Это не приносило мне счастья, однако дарило ощущение защищенности. Но как можно было вернуться к былому образу жизни после всего, что я испытала с Ронаном? Когда я вся до сих пор принадлежала ему? Это было немыслимо.

Перемены за одну ночь не случаются. Но со временем во мне, как цветок по весне, распустилась жажда, стремление чего-то добиться. И внезапно пустынный пейзаж, которым стала моя жизнь, трансформировался в нечто уже не такое пустынное. И тогда я решила вернуться в Нью-Йорк, поступить в колледж и получить степень бакалавра искусств.

Это было непросто. Очень непросто. Но теперь я впервые в жизни могу сказать, что горжусь собой. Умение прощать и любить себя пришло много позже… и отняло больше времени, чем я ожидала. Не так-то легко расстаться с комплексами и заскоками, которые были у тебя целую жизнь. Это ежедневная битва.

– Муж Элли точно не против, чтобы ты пожила у них, пока будешь работать там? – с обеспокоенностью в голосе спрашивает моя мать.

Подхватив сумку с ключами, я запираю за собой дверь.

– Нисколько. Алессандро приятнейший человек. Он сказал, у его родителей есть и другая квартира, где они всегда могут остаться. В общем, это неважно. Я надеюсь, что, работая в галерее у Джоанны и Джейкоба, накоплю достаточно денег, чтобы снять свое собственное жилье.

– Что ж, хорошо.

Мы болтаем еще немного – о моих планах насчет вещей, которые я не смогу взять в Париж, и о симпатичном баристе, который вчера вечером водил меня на третье свидание. Когда мама спрашивает, ночевал ли он у меня, я по-быстрому сворачиваю разговор. Мы стали чрезвычайно близки, но обсуждать с мамой такие темы я точно не собираюсь. Да и как объяснить ей, что он действительно был у меня, и что снова ощутить себя желанной было приятно, но в момент, когда я впервые за все эти годы попыталась вступить в интимную близость с мужчиной, я запаниковала и разрыдалась? А бедолага Феникс – не просто симпатичный, а убийственно горячий бариста, который делает невероятное латте – просто баюкал меня в объятьях, сидя с огромной и очень болезненной эрекцией в джинсах, пока я рыдала.

Я встряхиваю головой, почувствовав, как заливаюсь смущенным румянцем. Нет, об этом я разговаривать с мамой точно не стану.

Выбравшись из метро, я забегаю в магазин около станции и покупаю цветы. Потом достаю из сумочки сотовый и, убедившись, что не опаздываю на работу, захожу в кофейню неподалеку. И сразу же нахожу взглядом Феникса. Не заметить этого высоченного, татуированного и смертельно шикарного парня попросту нереально. Как только я переступаю порог, на меня падает электризующий взгляд его синих глаз, и я краснею, пока он оглядывает меня.

Он подходит ко мне – дерзкая улыбка снова на месте, – и откидывает с лица пряди своих черных волос.

– Доброе утро, богиня. Не ожидал увидеть тебя сегодня.

Я смеюсь.

– Совсем не веришь в меня?

– Напротив, иначе не пытался бы целых два года вытащить тебя на свидание.

– Два года? – Я морщу нос. – Неужели и правда прошло столько времени? – Прикидываю в уме и понимаю: он прав. Дело в том, что большую часть сознательной жизни я всегда зависела от какого-нибудь мужчины. Я не знала, что значит быть одинокой. Я не знала, кем являюсь вне отношений. Было приятно наконец-то узнать себя.

– Угу. – Феникс наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку, но попадает в уголок моих губ. Говорю вам, в этом он весь. – Просто я подумал, что после вчерашней ночи тебе захочется побыть немного одной.

– Держи, – говорю я, протягивая ему только что купленные цветы. – Мое извинение.

Он выгибает бровь.

– Ничего себе. Цветов мне еще не дарили.

Я кладу на его локоть ладонь.

– У тебя есть пара минут? Мне надо поговорить с тобой.

Он отворачивается к стойке позади нас, где очень хорошенькая изящная девушка с синими волосами разливает какие-то напитки.

– Винтер, я скоро вернусь. Крикни, если понадоблюсь.

Когда мы выходим на улицу, он прислоняется к стенке и складывает свои мускулистые руки на не менее мускулистой груди.

– Что такое, богиня?

Глядя на тротуар, я отмечаю, что мои туфли знавали лучшие времена.

– Я просто хотела объяснить… ну… что произошло ночью.

– Блэр. – Из его голоса уходят шутливые нотки. – Ты не обязана ничего объяснять. Нас слегка занесло, к чему ты была не готова. Конец истории. Так, а теперь вопрос: когда мы попытаемся снова? – спрашивает он бодро.

– Ты серьезно?

Он усмехается.

– Попытка не пытка.

– Феникс, надо быть очень смелым, чтобы даже думать об этом. Я устроила вчера такую истерику. Как настоящая психопатка.

Он хмыкает – и даже его смешок сексуален, но такой уж он, Феникс.

– Не могу обещать, что однажды не подумаю о той ночи, как об одном из своих самых нежнейших воспоминаний.

– Ну ты и загнул, – смеюсь я. – Значит, я прощена?

– Без вопросов. Но можно я скажу одну вещь?

– Говори.

– Рано или поздно тебе придется отпустить память о нем. Блэр, ты молода, умна и красива. Воспоминания не согреют твою постель по ночам. Не то чтобы это мог сделать я, но…

Феникс прав. Потому-то я и согласилась на свидание с ним. Но что происходит, когда твое сердце глухо к голосу разума и слепо ко всем мужчинам без исключения, кроме одного всемирно известного фотографа с карими глазами?

– Знаю, Феникс. – Я беру его за руку и, поглаживая по ней, вместе с ним возвращаюсь в кофейню. – Я пытаюсь. Честное слово.

– Каждый раз, когда я вижу очередную статью о том, как охерительно он талантлив, у меня руки начинают чесаться. Так и хочется заехать по этой его смазливой физиономию, – говорит он сердито.

– Не говори так. Я им горжусь. – Он добился успеха, а значит боль того стоила. Я прислоняюсь головой к руке Феникса, поскольку не достаю ему до плеча. Давным-давно одно упоминание Ронана было для меня точно нож в самое сердце. Ни дня не проходит, чтобы оно не болело, но теперь я хотя бы могу смотреть на его фотографии и читать о нем без ощущения, что меня разрывает на части. – Я буду скучать по тебе, Феникс.

– Я по тебе тоже, Блэр.

На работе, пока я складываю в мужском отделе рубашки, покупатель просит меня поискать свитер другого размера. Забрав у него свитер, я отправляюсь к компьютеру. И, отвлекшись на размышления о Париже, врезаюсь в чью-то крепкую грудь.

– Прошу прощения, – бормочу я и, начиная уходить, поднимаю взгляд.

В момент, когда мои глаза упираются в мужчину напротив, мое сердце, клянусь, сразу же останавливается. Мир словно прекращает вращаться, и наступает абсолютная тишина.