Сладкий яд (ЛП) - Эшер Миа - Страница 33

– Ты еще красивее, чем мне запомнилось, – мягко шепчет она.

– И тебя это напрягает, мама? – отвечаю я, и каждое мое слово сочится ядом.

Она вздрагивает как от пощечины.

– Я это заслужила.

– Нет, – возражаю я, злясь на себя за грубость. – Не заслужила. Извини меня.

Мама садится рядом со мной на диван.

– Мы раньше часто так делали, да? Вгрызались друг другу в глотку. Проверяли, кто глубже ранит, кто ударит больнее.

Избегая смотреть ей в лицо, я делаю вид, будто разглядываю свой маникюр.

– Теперь это уже неважно, разве нет?

В наступившей оглушительной тишине на нас кричит наше прошлое. Все до единого воспоминания просыпаются и требуют, чтобы их выслушали.

– Блэр, зачем ты вернулась?

Я быстро поднимаю глаза.

– Прости, если своим появлением доставила тебе неудобства. – Я встаю, готовясь уйти. – Я пойду. Это была плохая идея.

Мама ловит меня за руку.

– Подожди, Блэр. Не уходи. Я не то имела в виду.

Глядя на ее руку, я вспоминаю, как в последний раз она притрагивалась ко мне. Это была пощечина.

– В детстве у меня было только одно желание: чтобы ты прикоснулась ко мне. Полюбила меня. Но это было тогда. А сейчас… ты не могла бы отпустить мою руку?

Она немедленно слушается. В ее глазах – неприкрытая боль.

– Мы с отцом подвели тебя. Моя прекрасная девочка… Что мы с тобой сотворили?

Я не знаю, то ли засмеяться ей прямо в лицо, то ли упасть перед ней на колени и взмолиться, чтобы она обняла меня и никогда больше не отпускала. Может, и то, и другое. Да, определенно и то, и другое.

– Знаешь, что? Прямо сейчас я не могу с этим разбираться. – Я трясу головой. – Мне надо подумать.

На этот раз она не останавливает меня, а просто смотрит, как я беру с дивана свою кожаную сумочку и поднимаюсь на ноги.

– Ты надолго приехала?

– Не знаю. Еще не решила.

– Где ты остановилась?

– В «Уитморе».

Она встает и подходит ко мне, а я, пока она приближается, пользуюсь случаем и ищу на ее лице следы, которые оставило время. И не нахожу их. Время пощадило ее. Она все так же прекрасна, какой я ее запомнила. Настоящая королева. Но в ней, однако, появилось и что-то новое, что у меня не выходит определить. Мягкость?

– Может, останешься здесь? Все-таки это твой дом, – тихо добавляет она.

Я беру ключи от машины.

– Спасибо, но нет. Думаю, сегодня мне лучше побыть одной.

– Хочешь, завтра вместе позавтракаем?

У меня с языка готов сорваться отказ, но я проглатываю его.

– Давай. Буду рада.

Я уже переступаю порог, когда мама просит меня остановиться. Я оглядываюсь. Наши глаза встречаются.

– Знаешь, о чем я жалею больше всего, Блэр? – Вопрос звучит еле слышно.

– О чем? – натянуто спрашиваю я.

– Когда я уходила в тот первый раз, тебе едва исполнилось шесть. Ты бежала за мной со слезами на твоем хорошеньком личике, потом вцепилась в меня, сквозь слезы умоляя не оставлять тебя. А я смотрела на тебя и чувствовала, как разбивается мое сердце. Я жалею, что не взяла тебя на руки и не осталась ради тебя. Но я не могла больше жить с твоим отцом ни единого дня. Это убивало меня.

Во мне закипает гнев. И она говорит мне все это сейчас? Спустя двадцать лет? Слишком поздно, мама.

– Знаешь, мам, а ты вообще задумывалась хоть раз, каково было мне – твоей дочери – смотреть, как ее мать уходит с чемоданом в руке, даже не оглянувшись? А как же я, мам? Тебе не приходило в голову, что мое сердце тоже оказалось разбито? – Мой голос взвивается, но мне наплевать. – Ты бросила меня и бросила папу. И папе после этого стало еще хуже.

В прекрасных синих глазах моей матери блестят слезы.

– Прости меня, Блэр. Прости. Мне бы так хотелось вернуться во времени и сделать все по-другому.

Злость ушла из меня, и я безучастно смотрю на свою мать.

– Не знаю, смогу ли.

На следующее утро мы встречаемся в маленьком уютном кафе. Когда я прихожу, она уже ждет меня. Поначалу обстановка остается до крайности напряженной. Она молчит, и я тоже. Избегая смотреть друг на друга, мы смотрим то в стол, то в окно. Боль еще чересчур ощутима. Раны, которые никогда так и не зажили, еще кровоточат.

Она нарушает молчание первой.

– Хочешь еще кофе?

Я опускаю взгляд в кружку и впервые замечаю, что она пуста.

– Угу.

Она подзывает нашу официантку и просит ее подлить мне кофе. Когда официантка приходит с кофейником, моя мать берет меня за руку, а я обнаруживаю, что меня разрывают два противоречивых желания: мне хочется и насладиться ощущением своей ладони в материнских руках, и отдернуть ее.

Я выбираю первое.

– Блэр… Ты должна узнать одну вещь.

В ее тоне есть нечто такое, отчего у меня в голове начинает звенеть тревожный сигнал. Я поднимаю лицо, и наши взгляды встречаются.

– Какую? Это как-то связано с папой?

Мягко сжав мою руку, она кивает.

– Твой отец скончался два года назад.

Ресторан начинает кружиться. От слабости перед глазами мутнеет, и я ощущаю взрыв боли, а за ним – абсолютную скорбь и печаль. Выходит, я опоздала.

– Как он умер? – спрашиваю я, превозмогая боль.

– Обширный инфаркт, – с грустью говорит моя мать.

– А ты… – Я делаю паузу. Пытаюсь сглотнуть. – Ты была с ним?

Она кивает. А потом моя мать – женщина, которую я всегда считала самым сильным, самым прекрасным и самым бессердечным существом на планете – срывается и начинает плакать. Рыдания рвутся из ее груди, словно что-то разрывает ее изнутри, пока она, закрыв руками лицо, целиком отдается печали.

Сердце просит предложить ей поддержку, однако стена обид и болезненных воспоминаний, которая стоит между нами, заставляет меня остаться на месте. Но пока я смотрю на нее, на несчастную женщину перед собой, мое сердце одерживает победу. И я, быстро поднявшись, пересаживаюсь к ней на диванчик и обнимаю.

Мамины руки смыкаются вокруг меня, притягивая меня ближе к ней.

– Он умер, Блэр… умер, – всхлипывает она. Проходят минуты. Когда моя мать успокаивается, она отпускает меня и вытирает лицо бумажной салфеткой. – Мне столько всего нужно рассказать тебе о твоем отце и о себе.

– Та фотография…

Она высмаркивается.

– Да, на ней твой отец. После всего, что случилось, нам каким-то образом все же удалось найти путь друг к другу. Мы опять поженились. Мы разыскивали тебя. Отец даже ездил в Нью-Йорк, пусть никто и не знал, куда ты отправилась. – Она тянется к своей сумочке, достает оттуда конверт и передает его мне. – После первого приступа он написал тебе это письмо. Думаю, в глубине души он всегда был уверен, что ты вернешься.

Я не мигая смотрю на конверт.

– Спасибо.

Мама берет меня за руку.

– Милая, у нас с твоим отцом были очень сложные отношения. Мы до безумия любили друг друга, но эта же любовь и развела нас в разные стороны. Она была слишком яркой. Ты теперь взрослая, поэтому наверняка понимаешь, что в отношениях простоты не бывает. Брак дарит огромное счастье, но в то же время – сильную боль. Ты была нашим благословением. Благодаря тебе мы продержались вместе гораздо дольше, чем нам было суждено.

Я опускаю свои полные слез глаза в стол. Ее слова и ранят, и исцеляют.

– Ты не виновата, что у нас не сложилось. Мы любили тебя, но были слишком эгоистичны и зациклены на себе для того, чтобы показать тебе нашу любовь. Блэр, взгляни на меня, – просит она ласково, но настойчиво и, когда я поднимаю лицо, проводит по моей щеке тыльной стороной ладони. – Я не в силах изменить прошлое. Я бы сделала это, если б могла, но я не могу. Время ушло. Я могу лишь попросить у тебя прощения и, если ты не сможешь дать его мне прямо сейчас, попросить, чтобы ты дала мне шанс попытаться и заслужить его.

Пока она ждет моего ответа, у меня возникает ощущение, словно я пробуждаюсь от сна. Мой отец умер, так и не узнав, что я любила его. И вот судьба предоставляет мне шанс не повторить ту же ошибку и со своей матерью. Иногда люди покидают тебя навсегда, и тебе остаются только горькие воспоминания и бесконечные «что было бы, если». И как бы ты ни старался забыть их, они становятся сожалениями, которые режут тебя больней самых острых ножей, кромсают тебя снова и снова.