Сын Сталина - Орлов Борис Львович - Страница 24

После портвейна с розовым джином Стенли вдруг почувствовал, что у него затекли ноги, и он встал. Разминая ноги, подошёл к окну, удовлетворенно оглядел чисто выметенный плац. На флагштоке в полном безветрии обвис гордый «Юнион Джек». За ним были казармы сикхов, за ними… А КУДА ДЕЛСЯ ЧАСОВОЙ ВОЗЛЕ ФЛАГА?!!

Майор резко бросился к двери. Часовой, оставивший свой пост – это… это… Во всяком случае, в сравнении с ЭТИМ коровье масло, рис, сахар – да что угодно! – блекнут и становятся совершенно не важным. Куда делся этот негодяй?!

Весь пышущий благородным негодованием Стенли выскочил из помещения штаба. Вернее, собирался выскочить. Но стоило ему потянуться к ручке двери, как что-то сильно ткнуло его ниже шеи, и по телу словно бы пробежал электрический разряд, от которого мгновенно отказали руки и ноги. Майор кулем осел на пол, а прямо перед ним из ниоткуда возник человек. Странная одежда, измазанное чем-то лицо, на котором холодно пламенели синие глаза…

Стенли быстро и профессионально связали, а потом с трудом втащили обратно в кабинет. Во рту оказался плотный комок из свалянной шерсти, и твердый палец, похожий на кончик дубовой трости, снова нажал куда-то. Майор ощутил, что снова чувствует свои конечности, но радости ему это как-то не прибавило.

– Майор, – тихий и уверенный голос говорил по-английски с тем характерным пришёптыванием, которое свойственно аристократам. – Если вы будете разумным, то сохраните свою жизнь и здоровье. Если нет, то ни первого, ни второго я вам не гарантирую.

Стенли кивнул, и шерстяной кляп исчез, но вместо него под подбородок упёрлись холодные и жесткие пальцы.

– Сейчас я задам вам несколько вопросов, и от ответов на них будет зависеть ваше дальнейшее существование. Поняли меня? Если да – моргните.

Англичанин моргнул, одновременно пытаясь понять: кого, во имя всех бессмертных богов и великих драконов, занесло в этот относительно спокойный район афганской границы, на его несчастную голову?! Незнакомец чуть отпустил пальцы:

– Сколько в вашем подчинении солдат? Прошу назвать всех, включая нестроевых. Ещё меня интересуют места дислокации ваших подчиненных. Рядовой состав – отдельно, офицеры – отдельно.

После того как Стенли ответил на все вопросы, спрашивавший помолчал, а потом спросил:

– Семья, дети?

– Есть… жена… две дочки… в школе, в Англии… – просипел майор.

– Хорошо. Я договорюсь, чтобы вас оставили в живых. Вас обменяют после окончания боевых действий. Прощайте.

Короткого удара Стенли не видел, лишь почувствовал острую боль, которая и погрузила его в беспамятство.

– …Ну, товарищ маршал, ну давайте мы сходим, хотя бы посмотрим, – тянул старший лейтенант-пограничник умоляющим тоном. – Ну нельзя же ведь так… Он же пацан, совсем пацан. Ну мало ли что?.. Ведь всего два часа до рассвета, не больше.

– Цыть, дура! – Буденный хлестнул себя нагайкой по голенищу сапога. – Сказано – не лезь, значит – не лезь!

– Но ведь он там совсем один, товарищ маршал. А вдруг… Если что-то не так?

– У кого «не так»?! У Саньки «не так»?! Да ты… – Семен Михайлович аж задохнулся. Он вдруг оказался прямо перед пограничником и сгрёб его за грудки: – Слушай, ты – шапка зеленая, – процедил он сквозь зубы. – У тебя сколько врагов на счету? Ну?! Десяток, два?! Только не ври, что четыре наберётся!

Буденный отпустил ворот гимнастерки и снова заходил возле костра. Опять хлопнул себя нагайкой по голенищу:

– А вот у этого, как ты говоришь, пацана – двадцать тыщ без малого! Понял ты?! Пограничник, – протянул он последнее слово. – Ну, и куда ты собрался? Мешать ему, под руку лезть?! Сидеть, я сказал!..

Старший лейтенант поражённо замер. До него доходили какие-то неясные слухи о том, что Гитлера и всех германских фашистов взорвала не специальная боевая группа передового пролетариата, а какой-то мальчишка. Доходили, но он не верил. А тут ему вдруг припомнился услышанный раз тихий шепоток в его эскадроне. Здоровенный сибиряк, хотя и член партии, говорил с грузином-комсомольцем о том, что, мол, пацан тот, что Гитлера в ад настропалил, не просто пацан. А грузин кивал и шептал, оглядываясь, что, мол, это же – сын САМОГО СТАЛИНА. Да это – не главное, возражал сибиряк, а главное: пацан тот – не обычный пацан. Знает он, ведает. Глаза отводить умеет, собак заговаривает. И хотя батька его – точно САМ, а вот мамка – с Сибири, и не простой девкой была, а ведуньей. Сама всему сына выучила, сама к отцу послала, чтобы защищал и помогал… Неужели правда?..

Старший лейтенант тряхнул головой, отгоняя от себя эти мысли, и посмотрел в сторону. Там о чем-то негромко толковали между собой двое его бойцов-таджиков и с полдесятка пуштунов. Вдруг один из кочевников – вождь маленького племени со странным, словно бы женским именем Рахима, громко бросил: «Чуп шей!»[47] и замер, вслушиваясь в ночь. Пограничник тоже невольно прислушался. Ничего. Совсем ничего. Хотя…

Тихой змеей прошуршали камешки, и к костру вышел товарищ Белов. Он шел походкой смертельно уставшего человека, который только что вспахал поле. Или разгрузил два воза муки…

Белов сел возле костра, привалился спиной к небольшому валуну и вытянул ноги. Потом стянул с плеча пистолет-пулемет, выудил откуда-то кусочек замши и тщательно протер оружие. В тишине горной ночи дико прозвучал простой и будничный вопрос:

– Пакля у кого-нибудь есть?

Один из пограничников сорвался с места и протянул Белову кусок пакли и масленку с ружейным маслом. Старший лейтенант не поверил своим глазам: паренек, который только-только вернулся из отчаянного поиска, принялся разбирать и чистить свое оружие. Все остальные следили за ним, не решаясь проронить ни словечка.

Белов закончил, снова собрал оружие, щелкнул вхолостую спусковым крючком, вставил магазин и опять привалился к валуну, прикрыв глаза.

– Чай? – вдруг по-русски спросил Рахима.[48]

Белов кивнул головой и спросил в свою очередь:

– А пожрать есть что?

Должно быть, Рахима понял по интонации, потому что в руках у него появилась касушка[49] с чем-то исходящим ароматным паром.

– Гваха. Те додей вухура, – сказал Рахима, протягивая посудину Белову. И предупредил: – Трих.[50]

Тот только кивнул, вытащил ложку и принялся уписывать горячее мясо, обильно сдобренное красным перцем.

– Ну что там? – не выдержал, наконец, Буденный.

И тут же его поддержал Рахима:

– Даа цше?..[51]

Белов помолчал.

– Чисто там, – произнес словно нехотя. – Чисто…

6