Страсть с повинной - Бэрд Жаклин - Страница 32

— Ребекка… Ты здесь, — простонал он.

— Тес, молчи, выпей вот это, — она положила таблетку между его губами, он медленно приоткрыл рот. Поддерживая ему голову, она поднесла кружку с водой к его губам:

— Пей, Бенедикт.

Она облегченно вздохнула, увидев, что он пьет крупными глотками. Приподнявшись, он бессильно склонил голову к ней на грудь. Но он не спал, его вспотевшее лицо, искаженное бредом, меняло свое выражение: от раскаяния до злобы. Отрывочные слова и фразы были непонятны Ребекке.

— Гордон, прости… Я предал тебя… Надо проверить… Прости, прости… Ребекка виновата. — Он снова рухнул на постель. — Не единственная причина…

Дыхание его было неровным, он метался из стороны в сторону. Тон, каким он выкрикнул ее имя, вернул ей прежние страхи. В его глазах она была виновата. Наверное, он сожалеет, что женился на ней. О чем еще это могло говорить?

Она склонилась над ним; пусть он ненавидит ее завтра, но сегодня она ему нужна… Это для нее главное, она должна хоть как-то облегчить ему физические страдания. Вдруг он резко повернулся и лег на спину. Ее поразила порывистость, с какой он это сделал, затем он схватил ее руки и прижал к влажной от пота груди. Она ощущала неровное биение его сердца и попыталась сдержать слезы. Его состояние причиняло ей физическую боль.

Он уставился на нее пронзительным взглядом:

— Гордон… Ребекка. Страсть с повинной… Я не имел права. Ты понимаешь… Скажи, ты понимаешь…

Ребекка не понимала, но она не могла переносить этот страдальческий взгляд.

— Я понимаю, Бенедикт, все в порядке; пожалуйста, отдохни. — Она отвернулась, слезы застилали ей глаза.

Бенедикт на мгновение пришел в себя и ясными глазами заглянул в ее милое лицо.

— Ты плачешь… Из-за меня, Ребекка? — Он попытался улыбнуться. — Ты останешься со мной. — И так же внезапно, как проснулся, он вдруг отпустил ее руки и упал на подушку; она надеялась, что это сон, а не беспамятство.

Ребекка поспешила в ванную и вернулась, неся таз с водой, губку и несколько полотенец. Она не знала, как долго просидела возле него, обтирая ему лицо и грудь; постель тоже была влажной. Надо сменить белье. Но как? В то же время она пыталась разобраться в его бормотании.

Что он имел в виду? «Страсть с повинной» и «не единственная причина»… Если расшифровать все это, она бы лучше его понимала. Звонок у входной двери прервал ее беспокойные мысли. Врач! Она встала и поправила на больном простыню. Он не пошевелился, казалось, что он крепко спит. Она сбежала с лестницы и открыла дверь.

— Итак, у мистера Максвелла опять приступ. — Грубоватый шотландский акцент естественно сочетался с коренастым, невысокого роста мужчиной, который прошел мимо Ребекки в холл. Он обернулся:

— Вы ведь не миссис Джеймс? — Его серые глаза неодобрительно взглянули на ее бледное лицо.

— Я миссис Максвелл, жена Бенедикта. — Впервые она произнесла эти слова вслух и почувствовала некоторую гордость. — Миссис Джеймс в отпуске, — объяснила она и протянула врачу маленькую руку для рукопожатия.

Доктор Фалькирк просиял и так энергично стал трясти ей руку, что даже ее плечо пришло в движение.

— Вот оно что! Значит, старый черт наконец-то женился. Мои поздравления! Когда же была свадьба?

Ребекка почувствовала, что краснеет.

— Вчера, — ответила она тихо. — Но, пожалуйста, пойдемте наверх, к Бенедикту. — К ее удивлению, врач разразился хохотом и не унимался, поднимаясь следом за ней по лестнице.

— Тогда все понятно, от нервного напряжения тропическая болезнь обострилась. На свете не так много вещей, которые могут травмировать мужчину больше, чем женитьба. Пошли, поглядим на него, и не волнуйтесь. Денька через два он будет как огурчик. — Продолжая посмеиваться, врач вошел в спальню.

Ребекка стояла у кровати, пока он проверял пульс, затем приподнял веки, причем Бенедикт не шелохнулся.

— Да, точно, как я и предполагал. Он подцепил это в Бразилии. Там сотни, а то и тысячи тропических болезней, некоторые из них даже не имеют названий в нашей медицине. Но мы определили его заболевание в первый же год, как он вернулся в Англию; нет причин для волнения. Видимо, в связи со свадебными хлопотами он позабыл принять профилактические меры. Вы уже дали ему хлорхинин?

— Да. — Она взглянула на часы — десять тридцать утра — и только тут сообразила, что на ней всего лишь халат. Боже мой, что подумает о ней доктор? Она покраснела и пробормотала:

— Точно не скажу когда, через десять минут после нашего телефонного разговора.

— Ах так, значит, в шесть тридцать. Пусть поспит, дайте ему две дозы сегодня, а завтра и послезавтра — по одной, и все будет в порядке. Одной таблетки раз в неделю достаточно, чтобы таких историй не было, но, видимо, он опять забыл.

Врач замешкался, его серые глаза оглядели Ребекку с головы до ног, отметив ее хрупкое телосложение и пунцовый румянец.

— Если вы затрудняетесь в уходе за больным, я могу прислать сиделку или поместить его в частную клинику. Правда, это будет в первый раз.

— Нет, о нет! — воскликнула Ребекка. — Я могу сама за ним ухаживать. — Она была нужна Бенедикту, и, может быть, это единственный шанс, когда она смогла бы проявить всю свою любовь и заботу о нем. Она ни за что не позволит чужим людям занять ее место.

— Отлично, — улыбнулся доктор Фалькирк. — Но если у вас будут проблемы, позвоните мне завтра утром. Пусть он полежит в постели или по крайней мере побольше отдыхает, и советую вам, увезите его в свадебное путешествие, подальше от дел и от Бразилии с ее индейцами. Если бы он туда не наведывался, то давно бы уже излечился.

— Я постараюсь, — сказала Ребекка, тоже улыбнувшись.

— Молодожены трудно поддаются убеждениям; но вы так очаровательны, что нужно быть глупцом, чтобы вас не послушать. — Он продолжал посмеиваться, пока она его провожала.

Вернувшись в кабинет, она позвонила в Брайтон, где Даниэль находился со своими вновь обретенными родственниками. Ребекка рассказала в двух словах, как обстоят дела, Жерару Монтеню; его реакция была на удивление спокойной. После короткого разговора с Даниэлем, который отнюдь не скучал, развлекаясь со своими двоюродными братьями, и как раз собирался на пикник, она положила трубку и поспешила наверх.

Бенедикт спал неспокойно. Ребекка смотрела на него некоторое время, затем достала из ящика комода чистое белье, а из гардероба — простое хлопчатобумажное синее платье и направилась в душевую. Она не стала там задерживаться и через пять минут была снова у постели Бенедикта, где и оставалась долгие часы жаркого летнего дня. В два часа ей удалось еще раз дать ему лекарство, а потом с большим трудом она обмыла его пылающее тело, а также сменила постельное белье.

Бенедикт испытывал попеременно то сильный жар, то озноб. В его неразборчивом бормотании часто упоминалось ее имя. Она прижимала к груди его руки, желая ему скорейшего выздоровления; то она чувствовала себя безмерно счастливой оттого, что снова обрела любовь, то вдруг впадала в отчаяние, думая о будущем.

Потом она заставила себя спуститься в кухню и кое-что съесть из холодной закуски и выпить чашку кофе. Наполнив кувшин апельсиновым соком для больного, она вернулась к нему.

Солнце садилось, словно пылающий шар из красного золота, наполняя комнату розовым светом. Бенедикт сидел на кровати с всклокоченными волосами и диким взглядом золотистых глаз.

— Где ты была? — спросил он грубо. Свет вечернего солнца озарял его изнуренное болезнью лицо. — Я думал, что ты меня бросила.

— О, Бенедикт! — воскликнула она, подбегая к нему. Она поставила кувшин на тумбочку и схватила его руку. — Мне и в голову не приходило, что можно оставить тебя одного. Я просто ходила попить. — Она села на край кровати, держа его за руку. — Как ты себя чувствуешь? Я так беспокоилась. — Другой рукой она погладила его небритый подбородок.

— Ребекка… О Боже! Я думал…

На мгновение у нее защемило сердце от той неприкрытой беззащитности, какую она увидела в его глазах, и, не дав ему договорить, она зачастила: