Горец. Имперский рыцарь - Старицкий Дмитрий - Страница 47

— Тю… Не попадете в такую большую цель? — В голосе командора появились насмешливые нотки.

— Попасть-то попадем, а вот пробьем ли как надо? Вопрос.

Молодой матросик, который помогал мне стрелять в прошлый раз по пароходу, в этом эпизоде изначально играл роль застрельщика из ручного пулемета.

Он и начал, когда мы сблизились на полкилометра.

От гондолы вражеского дирижабля только стекла полетели.

— Дурында, по баллону стреляй, — одернул я его, когда он менял на пулемете диск. — Нам требуется не царских летчиков убить, а чтобы их дирижабль упал.

— Не проще ли сразу зажигательными влепить? — подал голос из-за моей спины Плотто.

— Не проще, — ответил я. — Газ в баллонете сам по себе не загорится. Гореть может только смесь воздуха с газом. Вот он, — кивнул я на матроса, — сейчас навертит мелких дырок, подождем немного, когда внутри оболочки газ из баллонетов смешается с воздухом. И тогда в путь.

Царский дирижабль плавно разворачивался и нацелился уйти от нас в сторону устья реки.

— Давай, мальчик, влупи по ним три диска подряд, — ободрил я матроса.

После каждого отстрелянного диска я щупал рукой кожух охладителя ручного пулемета, но особого нагрева не ощутил. Холодный ветер прекрасно работал теплообменником. Так что кожух в авиации можно снимать с пулемета смело.

В мощный бинокль было заметно, как пули крошат наросший лед на сетке царского дирижабля. И я забеспокоился, что как бы наша легкая шестимиллиметровая пулька ручного пулемета не оказалась слишком маломощной для такой природной брони.

Вражеский летательный аппарат уходил от нас ниже, прикрывая баллоном гондолу от пуль.

Я в этот раз стрелял из «Гочкиза-А» со снятым радиатором. Позиция была идеальной. Вниз и вбок, слегка вправо. Как на компьютерной пошаговой стрелялке. Весь царский дирижабль подо мной. Захочу промазать — не получится.

— Температура за бортом минус четырнадцать, — пробасил боцман.

«Да плевать мне, какая температура за бортом. У нас в гондоле не выше», — подумал я, нажимая на гашетку.

Всего отстрелял я четыре кассеты, когда баллон царского дирижабля ярко вспыхнул, как в голливудском блокбастере.

Перегрева пулемета не было.

— Они что, на водороде летают? — спросил я ошарашенно, любуясь эпическим зрелищем воздушного пожара.

— А ты не знал? — ответил мне вопросом на вопрос командор.

— Нет. А на чем тогда у них машина работает?

— Как и у нас, на светильном газу. Просто отдельный баллонет дня нее предусмотрен.

Гондола вражеских летунов частично оборвалась на тлеющих канатах и повисла вниз одним краем, а сам дирижабль, растеряв половину сгоревшей оболочки и все баллонеты с газом, падал на землю. Не так быстро, как, казалось бы, должен был падать. Самолеты грохаются сильнее.

Из гондолы вывалились четыре черные фигурки и полетели отвесно к земле намного быстрее падающего по глиссаде горящего дирижабля.

— Из двух смертей выбирают ту, которая легче, — философски заметил матрос-пулеметчик и спросил меня: — Срезать их, господин лейтенант?

— Незачем. Сами разобьются, — ответил я.

Но тут одна за другой черные фигурки расцвели белыми бутонами и через несколько секунд четыре круглых парашюта замедлили полет к земле наших врагов.

— Ай, молодца, — восхитился я изобретательности царских инженеров. — Ну это ж надо же…

Что и требовалось доказать, вражеский дирижабль упал на нашей территории. Точнее, упало то, что от него осталось. Немногое. Главное, уцелела гондола — основные трофеи в ней. В основном для службы второго квартирмейстера.

Нам сверху прекрасно было видно, как, настегивая лошадей, с трех сторон к месту крушения воздушного судна наметом несутся наши кавалеристы. Так что пленение царских парашютистов — только вопрос времени. Нам тут больше делать нечего.

Подбил итоги испытаний. Основной недостаток крупнокалиберных пулеметов для авиации — малая емкость патронной кассеты. Тут надо что-то придумывать. Возможно, нечто похожее на «барабаны» Первой мировой войны, и тогда можно будет использовать холщовые ленты. Но как мне представляется, проще ручник переделать на 11-миллиметровый патрон. Всех дел — заменить ствол и приемную камеру рассверлить. По-любому в диск будет в три раза больше патронов входить, чем в кассету. Вес увеличится, естественно, но на дирижабле это не столь существенно, как в окопах. Тем более что отдача будет гаситься шкворнем, да и радиаторы охлаждения снимем — компенсация в экономии массы.

Или диск присобачить к станковому пулемету? Но это уже будет совсем иная конструкция.

И прицел коллиматорный, про который я забыл как последний лох, надо будет обязательно поставить. Зенитчики с парохода мазали безбожно именно из-за отсутствия специального прицела. Мазал бы и я, если бы не трассеры.

Внизу и наши и вражеские траншеи ожили, солдаты вылезли на брустверы и приветствовали нас бросанием в воздух головных уборов. Благодарили за незабываемое зрелище в их скучной окопной жизни.

Но нашим-то радоваться победе по уставу положено, а вот глядя на толпы ликующих островитян, мне подумалось, что Щеттинпорт они по итогам войны, если удержат его за собой, царцам уже не отдадут. Такой торговый форпост на континенте им и самим нужен. Золотая миля торгового тракта как-никак. Может, даже и не будут включать его непосредственно в свое Объединенное королевство, а создадут послушный «гордый и независимый» лимитроф, типа нашей Прибалтики. А что? Этакое порто-франко. И торговый транзит под контролем, и офшор для желающих укрыть наворованное, и простор для контрабанды, а также свора шавок на прикорме, с одинаковой силой гавкающих как на нас, так и на царцев — на кого хозяева в нужный им момент натравят… И конечно же отстойник «без выдачи» для всякой масти диссидентов и террористов с континента, которых у себя дома держать не комильфо. Я уже не говорю о том, что редко кто удержался бы, чтобы не поставить здесь мощный разведцентр.

И в случае международного скандала всегда можно будет сделать невинный вид. Типа мы к ним никакого отношения не имеем.

Очень удобное место.

Погода внезапно испортилась. Набежали густые облака. Пошел мокрый снег, который моментально смерзался на оболочке «Черного дракона». Плотто был оптимистичен, заявляя, что от бомбового груза мы избавились, так что перетяжеление конструкции не грозит. Однако по его озабоченному взгляду я понял, что что-то идет не так.

Дирижабль все норовил клюнуть носом, и на вертикальном штурвале стояли уже сразу два матроса — одному было не вытянуть рули. Силы не хватало. Система управления рулями была тросовая и шла через весь дирижабль с узлами передачи усилия под прямыми углами.

Снегопад быстро кончился, но его смерзшаяся корка так и осталась на оболочке корпуса.

— Снижаемся, — недовольно приказал командор.

Я так понял, что это было у него вынужденное решение, дирижабль и так тянуло вниз, и он медленно терял высоту сам. Без приказов.

— Вынужденная посадка? — спросил я.

— Да. Вот думаю, куда нам приткнуться.

— Впереди разъезд, — показал я на карте. — Там большие крестьянские поля и телеграф. Там же штаб армии генерала Аршфорта. Так что горячий ужин и теплый прием гарантирую. Как и то, что нас выпрут оттуда в Будвиц с первой же оказией. По крайней мере, меня.

— Лучше бы, наоборот, прислали с города моих матросов из аэродромной команды, которые давно научились аккуратно счищать лед с корпуса, — проворчал Плотто.

— Главное, Вит, что там есть телеграф, по которому обо всем можно договориться на расстоянии.

Командор некоторое время молчал. Потом решился:

— Ладно. Идем на вынужденную посадку у разъезда, — и пошел по гондоле раздавать указания.

При подлете к разъезду, на который мы плыли в небесах, ориентируясь по «компасу Кагановича», то есть в пределах видимости железной дороги, услышали сильный грохот с кормы воздушного судна.

Вернувшийся из задней гондолы боцман пробасил: