Спецслужбы СССР в тайной войне - Семичастный Владимир Ефимович - Страница 18

В марте 1947 года я выехал в командировку в Харьков. Первым секретарем Харьковского обкома партии был тогда В.М.Чураев (ставший потом завотделом ЦК партии), а секретарем по пропаганде был у него А.М.Румянцев, который собрал в Харьковском университете актив для «проработки» «вейсманистов-морганистов». Принять участие в работе актива был приглашен и я.

Румянцев в ту пору пользовался поддержкой Сталина. Он был активным участником дискуссий по экономическим вопросам, которые проводил Сталин. Позднее Румянцев возглавлял отдел науки ЦК, стал главным редактором «Правды», академиком. Судьба столкнула нас еще раз, когда антисоветской деятельностью его сына заинтересовался КГБ и мне пришлось объясняться с отцом на эту тему.

После актива, когда я возвращался на ночлег в отведенный нам особняк, ко мне подошел парень-чекист и сказал, что меня ждет Лазарь Моисеевич Каганович и завтра мне надо быть в Киеве.

Я решил, что добрались и до меня. Но почему? Ответа на этот вопрос не нашел. А чекисту ответил, что утром уехать не смогу, так как уже 12 часов ночи и билетов на завтра у меня нет, на что он отреагировал спокойно: «Билет вам заказан».

Когда я прилетел в Киев, то доложил об этом помощникам Кагановича. Я пытался узнать: зачем Каганович меня хочет видеть? Никто не знал, велели ждать. При этом помощник добавил, что мне-де поручено все дела в комсомоле взять на себя. Я в недоумении возразил:

– Но есть же вторые секретари?

– Оставайтесь за старшего. Сказано, что все вопросы надо согласовывать только с вами.

И тут началось… Звонки, бумаги для визирования! Смотрю, меня уже начали называть по имени-отчеству…

Проходит некоторое время, и из отдела культуры мне сообщают, что Каганович собирает для разговора писателей и хочет знать, кого из секретарей ЦК комсомола следует пригласить на это мероприятие. Во всяком случае, подчеркнули мне, я должен быть обязательно.

Разговор с писателями получился малоинтеллигентным. С присущей ему грубостью Каганович «прорабатывал» ведущих литераторов Украины. Особенно досталось критикам. Здесь он не стеснялся в выражениях.

Такими неуклюжими действиями Каганович пытался проводить линию партии по борьбе с аполитичностью в искусстве, с безыдейностью и пошлостью, с низкопоклонством перед буржуазной модой, буржуазными нравами и культурой, по укреплению связей партии с писателями, художниками, композиторами. Все это вызвало негативную реакцию не только у интеллигенции, но и в партийных кадрах.

Не сложились отношения у Кагановича и с Патоличевым. Как-то раз, будучи уже первым секретарем, я невольно стал свидетелем такой сцены: Патоличев принес Кагановичу проект очередного постановления по сельскому хозяйству. Каганович, не дочитав и первой страницы, спрашивает:

– Какой дурак это писал?

– Этот дурак перед вами.

И дальше в моем присутствии произошел неприятнейший разговор. Насколько я знаю, Николай Семенович Патоличев потом звонил Сталину и просил освободить его от совместной работы с Кагановичем. Сталин сказал: «Хорошо. Я вам позвоню». И перезвонил уже на следующее утро: «Вылетайте и принимайте Ростовский обком партии…»

Говорили, что Н.С.Патоличев был приемным сыном Сталина. Это не так. Он был сыном Семена Патоличева, командира кавалерийского подразделения 9-й армии, которая во время Гражданской войны наступала на Львов. Тот был смертельно ранен где-то под Ровно и, умирая на руках Сталина, попросил его позаботиться о сыне. Вот Сталин и опекал Николая Патоличева, как говорили знающие товарищи…

Работы было невпроворот. Переход промышленности на мирные рельсы сопровождался временным снижением производства – до 17 % в 1946 году по сравнению с 1945-м. Рост производительности труда стремились обеспечить развертыванием соцсоревнования. И здесь велика была роль молодежных бригад. Повышение производительности труда сочеталось с экономией сырья, инструментов, электроэнергии.

Комсомольцы осуществляли шефство над Днепрогэсом и другими важными объектами. Молодежные контрольные посты следили за своевременным и качественным выполнением заказов. Уже в марте 1947 года Днепрогэс дал первый промышленный ток.

Комсомольцы помогали электрификации села, строительству домов для колхозников, участвовали в создании полезащитных лесонасаждений. В ответ на призыв партии киевские комсомольцы взяли шефство над осушением Ирпеньской поймы под Киевом.

Большую роль в идейном воспитании молодежи играла сеть комсомольского политпросвещения, где обучалось более миллиона юношей и девушек. В комсомольской работе важное место занимало воспитание дружбы молодежи Украины с ровесниками из других республик. Вся эта работа была направлена на то, чтобы объединить молодежь великой целью преобразования своей Родины, вселить в молодых веру в свои силы, дух бодрости и оптимизма…

Поскольку менялся первый секретарь ЦК ЛКСМ Украины, на пленум ЦК из Москвы приехал второй секретарь ЦК ВЛКСМ Всеволод Иванов. Это был интересный человек: политически грамотный, острый, наблюдательный. Всю блокаду он был первым секретарем Ленинградского обкома комсомола, друг А.А.Кузнецова, первого секретаря Ленинградского обкома партии. В свое время мы в Кузбассе читали его дневники, изданные в военное время и разосланные по всем комсомольским обкомам.

С Ивановым приехала Тамара Ершова, секретарь ЦК ВЛКСМ по школам. Умная и симпатичная женщина, она хорошо показала себя в комсомоле: работала в Антифашистском комитете комсомола, ведала международными вопросами.

Они надеялись, что Л.М.Каганович их примет и сразу же пройдет пленум ЦК комсомола. Но Каганович их не вызывал, а сами они не решались его беспокоить. Прошел день, второй…

Наконец они вынудили меня позвонить помощнику. Результат тот же – не принимает ни их, ни меня. Иванов стал заводиться: на короткой ноге с Кузнецовым, со Ждановым, а тут полное неприятие! Наконец ночью звонок:

– Лазарь Моисеевич просит вас зайти к нему. Захватите и секретарей ЦК.

Приходим. Идет заседание Политбюро ЦК. Глубокая ночь. Ждем еще час. Наконец приглашают.

Каганович объявляет:

– Ну, теперь вопрос о первом секретаре ЦК ЛКСМ. Вот мы тут советовались и пришли к единому мнению, что нужно рекомендовать к избранию молодого, прямо скажем, «зеленого» человека. Каково мнение ЦК ВЛКСМ? – обращается он к Иванову и Ершовой.

– Мы согласны, – с облегчением отвечают те.

И тогда Каганович, обращаясь ко мне, говорит:

– Вот вас-то мы и будем избирать первым секретарем ЦК комсомола.

Для меня это было полной неожиданностью.

– Лазарь Моисеевич, я не готов! У меня не получится!

– Не получится – выгоним. Другого найдем.

– Так ведь есть Митрохин, второй секретарь.

– Это мы и без вас знаем. Митрохин, а не Митрохненко. А для Украины это не годится. А вы – украинец, язык знаете, родились и выросли на Украине. Будем вас избирать.

Каганович, выйдя из-за стола президиума, пожал мне руку и сказал, что впервые поздравляет первого секретаря ЦК комсомола, еще не вышедшего из комсомольского возраста.

– У казаков Запорожской сечи, – сказал он, – был обычай сыпать землю на голову избранника, чтобы не отрывался от земли. Здесь земли у меня нет, есть только корзина с мусором, не высыпать же вам мусор на голову! Правда, – продолжал он, – есть другой обычай…

При этих словах он вдруг резко и сильно двинул меня в плечо! От неожиданности я чуть не упал, но устоял на ногах.

– Вот это хорошо, – одобрительно сказал Каганович. – Раз на ногах удержался, толк будет.

На этом все закончилось.

После двух дней томительных ожиданий собрался наконец пленум ЦК комсомола Украины. Заседание происходило в зале для пленумов ЦК партии. Вел его второй секретарь ЦК комсомола. Обсуждались разные текущие вопросы. Часов в 6 вечера объявили перерыв до 20 часов. Делегаты собрались к этому часу.

Но у Кагановича свой распорядок дня, как у И.В. Сталина: обед – с 18 до 19 часов, послеобеденный сон – до 21 часа, а потом работа – до 4–5 утра. Пленум собрался, а Кагановича нет, и никто не берет на себя смелость позвонить ему. Где-то в 10 вечера он появился: «Давайте начинать».