Горец. Оружейный барон - Старицкий Дмитрий - Страница 11

— Ну коли так… Я согласный, господин старший фельдфебель гвардейской артиллерии…

— Когда мы наедине, то называй меня «командир», а то пока ты мой длинный титул выговоришь, забудешь, что сказать хотел.

— Возок под Ласку какой забирать будем, командир? — повеселел конюх.

— Это как раз я у тебя спросить хотел. Я теперь не один, а с семьей. Так что четыре места для пассажиров надо. Двуколки будет мало.

— Открытый тарантас или карету?

— Куда карету для одной лошади? Ласку пожалей. Четверка лошадей мне по чину не положена, а пару самому не прокормить. Рацион только на нее одну выдают. Разве что еще стирха заведу под грузовой возок, и все. И то не факт. Обоз-то мне тогда зачем?

— Я знаю, что вам нужно, командир. Пойдемте, покажу.

В просторном каретном сарае было сумрачно, но то, что мне показал там старший конюх, я рассмотрел хорошо, и увиденное повергло меня в ступор. Уж больно обшарпанный вид был у этого экипажа. Абсолютно непрезентабельный. Хотя само средство передвижения выглядело весьма симпатичным и больше напоминало автомобиль начала XX века, чем гужевую повозку. Экипаж был крытый, с окнами со всех сторон, в том числе и спереди было сдвижное окошко, чтобы можно было поговорить с кучером, не вылезая из салона. Причем крыша экипажа имела козырек, относительно защищающий от непогоды сидящих на облучке, по краям которого на бронзовых поручнях крепились два больших карбидных фонаря из красной меди в качестве фар. А сзади даже некое подобие небольшого багажника просматривалось. Задние колеса вдвое больше передних. Передняя ось поворотная.

— Командир, вы не смотрите на внешний вид. — Конюх предупредительно открыл дверцу. — Внутри все восстановлено, как было. Называется такая карета «такси». Редкий экипаж даже для наших городских лихачей, предпочитающих круглый год катать пассажиров в открытых колясках и фаэтонах, но в имперской столице таких много. Внутрь садятся четверо с комфортом. Могут сесть и шестеро, но не советую — тесно.

Изнутри кареты ее стены и потолок были обиты синим шелком в мелкий цветочек, а сиденья — темно-коричневой, почти шоколадного оттенка кожей. Дверцы понизу кожаные и имели плоские карманы. Ручки медные. Весьма достойный салон даже по меркам двадцать первого века.

У кучера на облучке сидушка также кожаная, со спинкой. Мягкая. Наверное, конюх выбрал этот экипаж из-за комфортного рабочего места в первую очередь. Жук он ипподромный, как я посмотрю, но… мне такой и нужен… знающий и сообразительный. Главное, чтобы воровал он умеренно, по чину…

Залез внутрь, сел на задний диван. А что? Вполне удобно. Мастер, который делал эти диваны, любил человеческий зад и заботился о нем. Не то что деятели отечественного автопрома. А вот передний диванчик узкий, рассчитанный на короткую поездку.

— …а тут у нас, командир, под каждым сиденьем вместительный рундук. Под облучком тоже. Рессоры стальные. Колеса новые. Так что, командир, хоть в дальний путь… А снаружи… Дадите время, обдеру, загрунтую и покрашу с лаком. Сам. Или на ипподром свезу. Тогда она лучше новой выглядеть будет. Зато пассажирам ни дождь, ни снег не помеха. И повозка эта легкая, командир, на железном каркасе, не деревянная… Так что такой сильной кобыле, как Ласка впору тягать ее на хорошей рыси.

— Странно, чего это она такая… внутри шик-блеск, а снаружи не пойми чего?

— Все просто, командир, это чтобы высокие гости не забрали — это такси на полигоне разъездным числится. А то такие перцы встречаются, не приведи нам ушедшие боги… Две кареты приличные тут были — забрали… а на эту даже не позарились. Теперь полигонных гостей на шарабанах возить будем да на фургонах с деревянными лавками. Не кататься же они сюда приезжают?

6

Ранним утром, похмелившись капустным рассолом, отстреливал новую магазинную винтовку. Мне она понравилась. Приемистая. Легкая. Точная. На сто метров пули кладет с максимальным разбросом в два дюйма. Предохранитель примитивный — флажковый, при нерабочем состоянии нагло перекрывает стрелку целик. Захочешь — не забудешь перевести его в боевое положение. И вообще… она красивая. А красивое оружие лучше стреляет, красивые самолеты лучше летают… ибо, как любила приговаривать моя бывшая филологиня из Ташкента: «Красота — это концентрация целесообразности, данная нам в интуитивном ощущении».

— Какие будут замечания, господин флигель-адъютант? — нетерпеливо спросил меня конструктор этого оружия инженер Шпрок, когда я отстрелял все положенные упражнения и рассматривал мишени, возвращенные на стрелковый рубеж моим бывшим подчиненным из мишенной команды.

Держался этот высокий, худой и всклокоченный гражданский инженер внешне дерзко, но чувствовалось в нем некое подобострастие по отношению ко мне, как он считал, большому начальнику или лицу, приближенному к большому начальству, от которого зависит принятие на вооружение его детища.

Я многозначительно наморщил лоб.

— Учитывая, что данный ствол пристреливал не я под себя, а взял случайный… Неплохо. Очень неплохо бьет. Но… по мне бы… нужна верхняя предохранительная накладка на ствол — это раз. Не для тира же это оружие, а для окопа. Загнуть стебель затвора вниз — это два. И укоротить винтовку хотя бы до ста тридцати сантиметров общей длины — это три. Хотя и такая в современной окопной войне будет слишком длинна, в траншее с ней не развернешься в рукопашной. Так что метровый карабин будет в самый раз. Антабки звенят — четыре. Нехорошо это для боевого оружия в современной войне — демаскирует звуком. Подумайте о креплении ремня в прорезях приклада и цевья — это пять. Вот и все мои замечания.

— Но, господин флигель-адъютант, генеральская комиссия в техническом задании особо настаивала на сохранении длины старой винтовки, — возразил мне конструктор. — И мы еле-еле уломали их по весу. А короткий карабин… единый для артиллеристов и кавалерии в проекте предусмотрен.

— Генералам с ней не бегать, — заявил я безапелляционно. — Для них винтовка — это всего лишь стреляющее копье. Пуля — дура, штык — молодец, — передразнил я измененным голосом мифического генерала-старпёра. — Они до сих пор мыслят ротной залповой стрельбой по плотной вражеской колонне за километр, а враг давно закопался в землю, и реальная дистанция боевой стрельбы — триста-четыреста метров, а то и меньше. Все что находится дальше, требует оптического прицела и хорошей индивидуальной подготовки стрелка, а не так, как сейчас…

Шпрок что-то попытался возразить, но, зацепившись взглядом за ленточку Креста военных заслуг в моей петлице, промолчал. А я продолжил:

— Вы спрашивали мое личное мнение — я его высказал. Во всем остальном — это прекрасная винтовка, интуитивно понятная неграмотным крестьянам, которых в армии большинство. Ни одной задержки при подаче патронов из магазина. Ни одного утыкания патрона. Ни одного перекоса. Никаких проблем с экстракцией стреляных гильз. И все это на старом дешевом патроне, который выпускают миллионами штук.

— Да-а-а-а… — протянул Шпрок, — я предлагал увеличить калибр хотя бы до шести и восьми десятых миллиметра. Тогда можно было бы делать зажигательные и трассирующие пули, но… мне ответили так же — патроны выпускаются миллионами, и никто перестраивать промышленность во время войны не будет.

— Правильно сказали, — подтвердил я. — Лучшее — враг хорошего… Вот обойма у вас удачная, подпружиненная и всего две клепки, когда перейдут на патроны с проточкой и избавятся от ранта, то конструкция вашей обоймы и тогда будет востребована, — припомнил я обойму от СКС,[7] очень похожую на то, что сейчас держал в руках, только вдвое длинней. — И механизм подачи патронов у вас очень оригинальный. Как вы его назвали?

— Револьверный.

— Неудачное название, господин инженер. Видел я револьверную винтовку. Так это просто длинноствольный револьвер, к которому приделали приклад. Нехорошо, если будут путать тех уродцев с вашей совершенной машинкой, — подмигнул я ему.