Сбить на взлете (СИ) - Бриз Илья - Страница 6

А где здесь герои? Поднимаю свинцовые веки и оглядываюсь. Во, полуторка на косогоре встала, прямо в глаза фарами светит. Дергаюсь подняться, но... Черт, ремни же расстегнуть надо. На крыло уже мужик какой-то забрался. Ого, по четыре шпалы в петлицах! Полковник. Он-то мне и помог из кабины выбраться. Спрыгнул с плоскости, а ноги не держат. Сел, откинувшись спиной на колесо. А вокруг народа... Машины подъезжают, люди к самолету бегут... Что им здесь медом намазано? И смотрят. Молчат и смотрят. Кажется, насквозь сейчас взглядами прожгут. Ну, скозлил. Даже с опытными летчиками иногда бывает... До меня только сейчас начало доходить, что это первая в жизни самостоятельная посадка. Самолет-то вроде цел? Имущество РККА на свою территорию доставлено. Ну, чего им всем от меня сейчас еще надо?

Полковник присел на корточки, достал откуда-то белый платок и начал вытирать мне лицо. А на платке грязно-серые полосы появляются. Затем поил из протянутой кем-то фляги. Вода теплая, но все равно вкусная, как ситро, что папка на первомайские привозил. Потом меня подняли, повели и посадили в легковушку. Эмка? Глаза закрылись сами.

Глава 2

- Да наш он, наш! Колька Воскобойников. Сын командира полка, погибшего при бомбежке в первый день войны. Вы же сами по шильдику на моторе и бортовому номеру самолета нашу часть вычислили.

- Спокойнее товарищи, спокойнее. Вот проснется, опрошу, как положено, и забирайте. А до того - ни-ни.

- Его бы накормить для начала.

А голос-то знакомый. Зычный. Привык Елизарыч на аэродроме под рев моторов орать и сейчас не может себя сдержать.

Потягиваюсь и открываю глаза. Хорошо-то как... Подушка белая, мягкая, простыня на перине накрахмаленная. Сверху - такая же. Как будто мама стелила. Мама?! Ее же с отцом закопали! Слезы сами полились из глаз. Размазывал их руками, а они текут и текут. Успокоился не сразу, но все-таки реветь, как маленький, перестал. Сел, осмотрелся. Комната была небольшой, но уютной с распахнутым настежь окном, откуда лился свет и свежий воздух. Одежда моя аккуратно сложена на стуле. Натянул только штаны и сунул ноги в ботинки, не зашнуровывая.

- Доброе утро, боец. Лейтенант Захарьевский, - первым представился невысокий мужичок, вставая из-за стола с какими-то бумагами.

- Здрасте. Я Коля, - привычно отрекомендовался, выходя из комнатки. Так вот на чьем месте ночевать довелось. Лейтенант? А почему тогда шпалы на петлицах? Потом дошло - петлицы-то малиновые, энкаведешник. У них все на два ранга выше. - Мне бы... - протянул, не зная, как правильно объяснить.

- Прохоров, - гаркнул особист.

Из двери напротив, выглянул дюжий детина. Тоже из малиновых.

- Проводи парня.

Тот понятливо кивнул и открыл створку полностью. Удобства оказались во дворе, а умывался прохладной водой из ведра у колодца. Детина слил на спину - от здорово! - и кинул на меня вафельное полотенце. Завтракал яичницей с хорошо прожаренными шкварками в компании и под присмотром все того же лейтенанта, который с капитанскими шпалами.

- Ты уже знаешь, что в Советском Союзе объявлена мобилизация? - проникновенно спросил энкаведешник, когда с чаем было покончено.

Это он на что намекает? Мне же только четырнадцать. Да, высокий для своего возраста, но на восемнадцать никак не смотрюсь. Вот только в этот момент вдруг дошло, что сидор со всеми вещичками и документами остался валяться в луже бензина у подожженного И-16. Одежда? Черт с ней, как-нибудь перекантуюсь. Курочка от бабы Сони и другие продукты? Жалко, конечно, но в нашей стране с голоду не помрешь. Но вот что мне теперь будет за утрату комсомольского билета? Свидетельство о рождении, наверное, по каким-то архивам можно восстановить.

- Эй, парень, о чем задумался? - потряс меня за плечо лейтенант ГБ.

Выложил как на духу, пряча взгляд.

- Мммм, обстоятельства можно считать уважительными, - задумчиво протянул особист, - спешка при действиях, направленных на выполнение гражданского долга Советского человека вполне обоснованна. Думаю, в комсомольской организации войдут в положение и выпишут дубликат членского билета. А сейчас давай делом займемся, - и принялся заполнять какой-то бланк. - Итак, Воскобойников Николай Васильевич. Год рождения?

Сам себе удивился - вот откуда у меня вдруг взялась такая расчетливость? Странное какое-то ощущение - как будто в голове мысли сразу двух человек. Меня мальчишки и хорошо пожившего весьма опытного человека. Почти хладнокровно соврал, прибавив себе два года, что двадцать четвертого года рождения. Шестнадцатилетнему больше веры? Да и вероятность, что отошлют в тыл меньше. А я ведь отомстить немецким гадам должен за маму, за папу. На фронте для этого возможностей больше. Стреляю вроде бы не плохо. Не успел зачет на Ворошиловского стрелка сдать, но отец за меткость не раз хвалил.

Потом пришлось долго описывать события последних дней. Сначала, поражаясь непонятливости энкаведешника, объяснял, почему так далеко на рыбалку ездили:

- Так рядом с аэродромом ни озера, ни реки. Мелкие ручейки разве что. Вода только из колодцев. Белоруссия - лес да болота.

Затем он заставил вспоминать количество машин в той немецкой колонне и значки на дверцах кабин. Сунул под нос прошитую брошюрку с картинками, и выбирай. Рассказы деда Моти с женой его тоже очень заинтересовали. Особист быстро записывал мелким убористым почерком, аккуратно складывая заполненные пронумерованные листы в стопочку. Особый интерес вызвали наши самолеты:

- Свежих следов ремонта на крыльях не было? Перкалевых латок на плоскостях и оперении? То есть боевые машины достались противнику в полностью исправном состоянии?

- Не заметил, не до того было, - коротко ответил я, понимая, что уже подставил кого-то из полкового начальства. Но врать под въедливым взглядом не стал - а вдруг все прознает от других?

А вот как я на немецкие бомберы в воздухе нарвался, его не особо интересовало.

- Своими глазами видел, как ты их с одного захода сбил.

- Обоих? - не поверил я. Тогда-то думал, что второй ушел.

- Первый сразу рухнул, а из другого летчики попрыгали. До трех ночи майора люфтваффе допрашивал, - он потер висок, не выпуская самописки. Глаза были красноватые, усталые. - Много гад знает, удачно ты его ссадил. На Минск они летели, а на полетной карте цели... - он вдруг замолчал и опять усиленно потирая висок. - Впрочем, этого тебе знать не положено. Я в сопроводительном документе уже написал о необходимости отметить нашего летчика, - в глазах энкаведешника вспыхнули веселые чертики, - за помощь в получении весьма ценных сведений. Так, говоришь, в первый раз самостоятельно боевую машину в небо поднял? Страшно-то не было?

- Не до того было, - честно признался я, - все время боялся, что немцы заметят и грузовиком мне взлететь не дадут или из своих винтовок шмалять будут. А потом опасался не успеть при свете посадить. В темноте на все сто горбанулся бы. Ну, или самолет сильно покурочил...

Затем он заставил просматривать и подписывать все листы. Поразила формулировка предложения, накарябанного - мама всегда за почерк ругала - под его диктовку на последней странице: "Мною прочитано, записано с моих слов верно".

Швейцарские часы того немецкого майора на память подарил - пленному не положено, да и конвоиры рано или поздно все равно снимут.

А потом я наконец-то попал в крепкие руки воентехника второго ранга Кривоноса и дюжего майора Коноваленко. Елизарыч с дядей Витей тискали меня как тряпичную куклу. Насилу вырвался. Пришлось опять все подряд пересказывать. Долго ругались на фашистов, которые так гадко с нашими убитыми поступили. Жалели, что не успели сами нормально похоронить. Солонина очень нехорошими словами поминали - сорвал в неразберихе, не дав ничего сделать. Удивлялись, как это я решился на глазах у немцев истребитель поднять. Майор хвалил за правильное ориентирование, удивленно во весь голос поздравляя с первым самостоятельным полетом и перелетом - пункты взлета и посадки ведь разные. И оба все восхищались, как я юнкерсы сходу уконтрапупил - их на этой станции уже подробно несколько раз просветили и даже письменное подтверждение с фиолетовой печатью выдали.