Альфред Хичкок - Акройд Питер - Страница 31

У Хичкока имелись свои сомнения относительно сценария. Впоследствии он говорил, что обратился к Кронину, «потому что он ясно мыслит и четко выражает свой замысел на бумаге. Но ему не хватало опыта сценарной работы». По свидетельству Кронина, однажды утром Хичкок «вдруг откинулся на спинку стула, нахмурился, как рассерженный ребенок, и объявил: «Этот фильм будет провальным. А я иду на ланч». И с недовольным видом вышел из комнаты. Внешняя невозмутимость Хичкока иногда изменяла ему; во время подготовки к съемкам его настроение могло резко меняться.

Центральной фигурой оставалась Ингрид Бергман, и впоследствии Хичкок утверждал, что сделал фильм ради нее. «Я искал тему, которая подходила бы ей, – говорил он, – а не мне». Он даже настаивал, что именно Бергман убедила его взяться за этот проект. «С тех пор я понял, что на Ингрид лучше смотреть, чем слушать ее». Но это могло быть просто удобным предлогом; у Хичкока была привычка винить в своих ошибках других людей. Не подлежит сомнению, что его привлекала перспектива увести Бергман из голливудских студий и привести в Англию как свою звезду; режиссер представлял, как они вместе спускаются по трапу самолета навстречу вспышкам встречающих фотографов. Впоследствии Хичкок назвал свое поведение «глупым и ребяческим»; он ошибся в оценке того, как повлияет на бюджет фильма огромный гонорар Бергман, и в целом уделял ей больше внимания, чем другим исполнителям.

Но действительность оказалась менее приятной, чем его мечты. С самого начала актриса возражала против техники непрерывного плана: она видела «Веревку», и фильм ей не понравился. Усталость и тревога, которые мешали актерам в «Веревке», начали сказываться и на ней. Конфликты были неизбежны. Хичкок и Бергман могли полчаса спорить из-за какой-либо сцены. «Ладно, Хич, – говорила она. – Пусть будет по-твоему». «Это не по-моему, Ингрид, – отвечал он. – Это правильно». Однажды Бергман даже расплакалась – первый, и единственный, раз за всю карьеру. В другой раз бурные препирательства режиссера и актрисы на съемочной площадке окончились тем, что Хичкок просто ушел. Бергман, стоявшая к нему спиной, этого не заметила и продолжала изливать свое негодование.

У Бергман имелась своя версия инцидента. Она писала подруге, что «камера должна была следовать за мной целых одиннадцать минут, а это означало, что мне приходилось репетировать целый день, причем стены и мебель сдвигались, освобождая место камере, и, разумеется, сделать это быстро было невозможно. Тогда я все высказала Хичу. Как я ненавижу эту его новую технику. Как я страдаю и проклинаю каждую секунду, которую нахожусь на съемочной площадке… Малыш Хич просто ушел. Не сказал ни слова. Ушел домой… О боже». Когда актриса впадала в отчаяние, он говорил ей: «Ингрид, это всего лишь кино!» Скорее всего, так Хичкок пытался успокоить ее. Патриция Хичкок, вспоминая эти споры, заметила: «Честно говоря, с отцом невозможно спорить».

Проблемы множились. Перед самым началом съемок персонал Elstree объявил забастовку, и, хотя конфликт удалось уладить, атмосфера оставалась напряженной. Быстро движущаяся камера оставила глубокую вмятину на стене студийного павильона. Как вспоминал оператор-постановщик Джек Кардифф, «мы репетировали целый день, а снимали на следующий. Хорошо записать звук было невозможно – никак не удавалось избавиться от шума. Электрический кран с грохотом разъезжал по съемочной площадке, словно танк под Севастополем». Поэтому диалоги записывались в отсутствие камеры. Однажды камера наехала Хичкоку на ногу, сломав ему большой палец. Коттен рассказывал в письме домой, что на съемочной площадке чаще всего звучал вопрос: «Что дальше?» Однажды сам актер попал в неловкую ситуацию, достойную миссис Малапроп[3], когда в присутствии Хичкока пошутил над названием фильма.

В интервью Трюффо Хичкок сказал, что законченный фильм «не представляет собой ничего особенного». Но он ошибался. Это великолепно сделанная картина с непрерывными планами Ингрид Бергман, которые придают сюжету дополнительную силу и эмоциональность. Впоследствии она сама признавалась, что техника Хичкока помогла ей. Режиссер оказался прав, доверившись ей, – правда, доверие пропало, когда у нее начался роман с Роберто Росселини. Пренебрежительные замечания, которые он позволил себе, вероятно, обусловлены обидой и гневом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Фильм «Под знаком Козерога» вышел в прокат в сентябре 1949 г. Несмотря на все опасения, критика была доброжелательной, однако кассовые сборы оказались скудными. Английская Guardian жаловалась на «невыносимую скуку на экране», а журнал Hollywood Reporter назвал работу Хичкока «грубой, очевидной и зачастую глупой». Без направляющей руки Дэвида Селзника режиссер якобы сбивался с пути. Подобные отзывы очень расстроили Альму, которая помогала писать сценарий. Говорили, что она непрерывно плакала.

Провал фильма привел к банкротству компании Transatlantic Pictures, которая вскоре попала под внешнее управление. Хичкок, чувствуя опасность, искал надежное убежище. Он уже договорился с Джеком Уорнером и в начале 1949 г. подписал контракт на четыре фильма сроком на шесть с половиной лет; его гонорар составлял около миллиона долларов. Вероятно, Уорнер был неприятным человеком, но он предоставил своему новому работнику свободу действий, и Хичкок испытывал к нему благодарность.

Со своим следующим фильмом Хичкок решил действовать наверняка. Никаких непрерывных планов, никакого цвета. Период экспериментов закончился. «Страх сцены» (Stage Fright), как и предполагает название, был ироническим триллером; снимать его планировали в Лондоне. Достоинством его можно считать и актерский состав – Джойс Гренфелл, Аластер Сим, Майлз Маллесон, Сибил Торндайк словно специально были выбраны для того, чтобы напоминать о популярных комедиях студии Ealing. «Звезды» фильма – Ричард Тодд, Майкл Уайлдинг и Джейн Уаймен – не оставили особого следа в истории кино, но Марлен Дитрих в характерной роли роковой женщины произвела неизгладимое впечатление и на Хичкока, и на зрителей.

Фильм был основан на рассказе Селвина Джепсона «Бегущий человек» (Man Running), опубликованном двумя годами раньше и названном – справедливо или несправедливо – идеальным «материалом для Хичкока». Молодая актриса соглашается помочь знакомому мужчине, обвиненному в убийстве мужа звезды эстрады, с которой у мужчины был роман. Пока все в порядке. Обвиняемый, ударившийся в бега, – выигрышная для Хичкока ситуация.

Хичкоки, вернувшиеся на Белладжо-роуд в Бель-Эр, помнили о своей неудаче с Elstree Studios и принялась за работу над сценарием фильма «Страх сцены». Они также обратились за помощью к автору рассказов и драматургу Уитфилду Куку, пьеса которого «Вайолет» (Violet) с Патрицией Хичкок в главной роли двадцать три дня продержалась на Бродвее. Сама Патриция тоже сыграла в «Страхе сцены» маленькую роль. Ходили слухи о тайном романе Кука и Альмы, но если это и правда, то отношения тщательно скрывались. Они были добрыми друзьями и соавторами – и скорее всего, этим дело и ограничивалось.

Весной 1949 г. Хичкоки и Кук отплыли в Лондон, чтобы работать, если можно так выразиться, на месте. Они уже закончили предварительный набросок сценария на 113 страниц, снабженный диалогами и углами съемки. Ричард Тодд вспоминал, что, когда его пригласили в отель Savoy, где остановились Хичкоки, он был поражен энтузиазмом супругов. Хичкок объяснял ему: «Понимаете, мы делаем это, потом делаем то, и происходит это, потом происходит то», а Альма при этом «все время насвистывает».

Однако на съемочной площадке Хичкок был, как всегда, дисциплинированным и целеустремленным. Он просил первого помощника режиссера расставить актеров по местам, а затем исчезал в своем кабинете и возвращался только перед самым включением камеры. «Хичкок, – говорил Тодд, – был очень сдержанным человеком, холодным и профессиональным». По словам Дитрих, «он пугал меня до полусмерти. Он точно знал, чего хочет, чем я восхищаюсь, но я никогда не была уверена, правильно ли я сыграла». Ей не стоило беспокоиться. Она принадлежала к тому типу женщин, с которыми он сразу же чувствовал себя свободно – был искренним, иногда сквернословил, не боялся ее сексуальности до такой степени, что шутил над ней. Дитрих настаивала, чтобы с ней рядом всегда находился ее астролог, и завела роман с исполнителем главной роли, Майклом Уайлдингом, как на съемочной площадке, так и вне ее. Шум, доносившийся из гримерок, не всегда удавалось игнорировать. «Марлен профессиональная звезда, – заметил Хичкок. – Она также профессиональный оператор, художник-постановщик, монтажер, костюмер, парикмахер, гример, композитор, продюсер и режиссер». В минуту откровенности Дитрих так описала Хичкока своей дочери: «…странный маленький человечек. Мне он не нравится. Не понимаю, почему все считают его великим. Фильм плох – возможно, при монтаже он и делает свой знаменитый «саспенс», но явно не во время съемок».