На тропе Луны - Вологжанина Алла - Страница 13

– Невероятно, – сказала Эррен, досмотрев до конца весь «репортаж», включая потасовку и исчезновение волка, – это детеныш. Волк почти взрослый, но все же подросток. Даже странно, что он так легко прошел сюда и так легко вернулся.

– Кошмарр! Волк – тьфу. Крру геррой! Ррому быстррро!

– Герой, герой… ладно, вот тебе твой ром, а то ведь подумать спокойно не дашь.

Пока Кру, прикрываясь «травмой» и «героизмом», надирался ромом, Эррен гоняла одного из механических коньков по столу и терпеливо ждала, когда птероворон отключится. На обдумывание дальнейших действий у нее ушли считаные секунды. Остальное время – на то, чтобы решиться в очередной раз нарушить закон прямо посреди мастерской, принадлежащей ратуше, а значит – городскому Совету.

Разумеется, Эррен предпочла бы сделать это из собственных комнат в профессорском крыле Академии, но выбора у нее не было.

Прежде всего она проверила, надежно ли заперты двери и окна, – только случайных свидетелей ей и не хватало (хотя насколько случайным будет тот, кто заглянет в мастерскую городского Совета среди ночи?). А затем сунула конька в карман брюк (тот протестующе пискнул) и подошла вплотную к стене, которая выходила окнами на замок. Стена была сложена из крупных каменных плит. На одну из них Эррен и положила обе ладони. Вздохнула и решительно перенесла на них весь свой невеликий вес, словно желая вытолкнуть плиту из стены наружу, заставить с грохотом рухнуть на мощеную дорогу с высоты восьмого этажа. Но ничего подобного не произошло, вместо этого ее руки прошли сквозь плиту, как сквозь масло. Если быть точной (а Эррен предпочитала точность), то она погрузила руки в глубину плиты. И кто-то крепко сжал их там, в стене.

– Покажи глубину, – негромко попросила Эррен, и слова, сорвавшись с ее губ, на секунду обрели плотность и объем, но тут же растаяли золотистым облаком. – Ну же, прошу тебя. Пожалуйста.

И плита повиновалась. По ее поверхности пробежала рябь, шершавый камень стал гладким и прозрачным, как стекло. Но вместо ночного неба и замка на горизонте Эррен увидела другую комнату, гораздо меньше и скромнее мастерской. Каменные стены, но не теплый желто-розовый мрамор, а серые булыжники, узкая кровать в углу, стол со стулом и горы книг по всему свободному пространству. Эту комнату Эррен видела не в первый раз, как, впрочем, и ее обитателя, сидящего на груде книг, как на табурете, у стены и крепко сжимающего ее собственные руки.

– Привет, братец, – сказала она.

– Здравствуй, символьер Эррен, – ответил брат.

Он был такой же бешено-рыжий и проволочно-кудрявый, как она, очень высокий, худощавый, но широкоплечий и с крупными руками.

На нем было надето нечто вроде бесформенного свитера, не то черного, не то серого цвета, но он носил эту робу не без изящества.

Эррен несказанно злил тот факт, что тайную камеру устроили ни много ни мало в мастерской ратуши. Ее злило вдвойне то, что заключенным оказался ее же родной брат. Да еще и «тайным». Можно подумать, она не заметит глубинный тайник в мастерской, которую давно привыкла считать своей.

– Что привело мою хорошую сестричку на нелегальное свидание с братом-преступником? Расскажешь мне, что происходит в мире? Новое омертвение уничтожило город? Прекрасный народ элве вычислил День пилигримовых яблок этого года? Города луны перестали выходить из абсолютной глубины, и Высокий совет застрял на нашем пороге в полном составе? – насмешливо поинтересовался он.

– Не до шуток, Евгений, – отозвалась Эррен. – В городе видели волка.

Глаза Евгения превратились в две иглы, он так стиснул руки сестры, что она чуть не зашипела от боли.

– Когда? Где он сейчас?

– Кру засек его около часа назад. Не удержал, конечно же.

Брат рывком втащил Эррен в свою камеру и выпустил ее руки. Она присела на груду книг, как на табурет.

– Твой Кру – чертова развалина без мозга. Наверное, он все перепутал и кинулся на чью-нибудь собаку.

– При нем был зрак. Так что я сама все видела. Детеныш серого волка. Ты понимаешь, что это значит?

Евгений медленно кивнул:

– Гибель нашего перекрученного мира откладывается. Пока жив хотя бы один волк-оборотень, пока он бегает по лунным тропам между витками Земли и Трилунья, мир тоже будет жить. Я правильно излагаю, символьер Радова?

Та нетерпеливо дернула плечом.

– Не заговаривай мне зубы, – фыркнула она. – Для тебя это значит, что пора выбираться из застенка, собирать Охотничий клуб и продолжать заниматься мерзостями. Только я думаю, что на этот раз извлеченное бессмертие пойдет не на продажу. Ты разделишь его между своими э-э-э… собратьями по кругу, чтобы вы наверняка смогли пережить очередное и неизбежное омертвение.

– О, не волнуйся, у меня всегда найдется капля вечности для любимой сестры, – ухмыльнулся Евгений.

– Обойдусь и без нее, – парировала любимая сестра.

– Разумеется, – насмешливо протянул брат, – в остальном ты права. Пожалуй, я поохочусь. И не смотри на меня так. Мое дело порицают все кому не лень, но оно законно.

Эррен стиснула зубы.

– Законы писали люди, – процедила она наконец, – и эти люди заботились прежде всего о себе, а никак не о мире, в котором живут.

– Лишь у того, кому предстоит прожить вечность, будет достаточно времени, чтобы залечить раны, нанесенные миру. Поверь мне, я только для того и должен заполучить бессмертие, чтобы бороться с омертвениями.

– Ты в самом деле веришь в то, что говоришь? Тогда я… я просто помешаю тебе освободиться.

Брат откровенно расхохотался:

– Как? Сознаешься Высокому совету, что тайком навещала преступника в застенках? Да это будет твой последний день в Совете, на посту главы Академии… и вообще на свободе. По закону, дорогая моя. И какие бы гадкие, мерзкие люди ни писали этот закон, ты ему подчинишься. Ты же… хорошая. Верно, символьер Радова?

– Не паясничай, – рассердилась сестра, – я просто забочусь о нашей семье.

– Семье?..

– Будем ворошить прошлое, милый брат. Какова вероятность того, что волчонок, прошедший сегодня в Трилунье, твоя дочь?

Евгений отшатнулся от сестры.

– О чем ты говоришь? – медленно, с расстановкой спросил он.

– Надоело прикидываться слепой, глухой и глупой. Да-да, я прекрасно знаю, что одна из сестер твоей законной жены родила тебе ребенка. Не простого, а детеныша. Сколько лет должно быть девочке? От двенадцати до четырнадцати?

– Именно так.

– Точнее не припомнишь, заботливый отец?

Брат в ответ только фыркнул.

– Если ты припоминаешь, она от меня сбежала и забрала ребенка, да еще и влепила мне знак забвения со всей своей немалой силой…

– Могу понять твою подругу. Так что, какова вероятность?

Евгений задумался.

– Очень высокая, – нехотя сказал он. – Если только не случайное совпадение.

Эррен медленно кивнула:

– Давай попробуем восстановить картину. Пятнадцать лет назад ты и твои… назовем их «друзья», с Земли и из Трилунья, взялись за возрождение практики охоты на бессмертие. Поживиться бесконечной жизнью оборотня за счет оборванной жизни детеныша, брр… Несмотря на то, что наш дед положил этому конец и даже уничтожил все сведения об охоте. Так?

– Признаю свою вину, сестрица. Но ты же не станешь отрицать, что охота принесла нашим предкам состояние, которым ты тоже пользуешься с полным правом.

– Не о том речь, братец, – не моргнула глазом Эррен. – Восемь лет назад захватили волчат, перебили всех взрослых. Очень хитро и продуманно. Но как вы узнали, сколько их? От Дирке?

Радов вскинул бровь:

– Нет… А сама ты не догадываешься?

– Волчья карта? Я-то думала, ее уничтожили. Роскошный артефакт. Показывает, где и когда рождались волки, где и когда погибали. Это же предмет-оборотень? Чем она тогда была?

– Глобусом, представь себе. Использовать – одно удовольствие. Двойной глобус Земли и Трилунья с учетом всех перегибов пространства и троп между городами луны. Мы легко рассчитали количество живущих оборотней и их возраст. Дальше – дело времени, магии и техники. Взяли в плен защитника детенышей, а их самих переправили в лабораторию Резанова, возле Третьего города луны.