Проект Работяга - Осадчук Алексей - Страница 16

Подтверждаю выпить эликсир, а вот самостоятельности я тебе не дам. Обойдешься. Все буду держать под контролем. Содержимое выпуклой колбы оказалось безвкусным. После использования тара испарилась. Маленький вклад какому-нибудь стеклодуву, им ведь тоже профу качать надо…

…Идет тринадцатый час работы. Ресурсы в локации восстанавливаются быстро. Вторая колба выпита два часа назад. Энергия неумолимо падает. Частые передышки у терминала уже не помогают. Мне кажется, мое настоящее тело дает о себе знать. Уверен, если выпью третий элик, вряд ли эффект продержится больше часа. Сейчас как никогда понимаю, насколько виртуальное тело связано с реальным. Или это все-таки сознание? Теперь ясно, почему режим «безжалостный» не рекомендован. Смысл? С каждым часом придется чаще употреблять допинг. Дойдет до того, что каждый камень будет даваться ценой неимоверных усилий. Вот так люди и надрывались. И какая от этого выгода? Больше на элики потратишь, плюс здоровье угробишь. А из-за чего? Из-за какого-то агата… Так… Пора заканчивать… Для первого дня достаточно.

Отключаю бот. и устало двигаюсь на выход. На «Зазеркалье» опустилась ночь. Огромная луна залила этот странный мир своим тусклым светом. Мои одинокие шаги нарушают ночную тишину, мягко обернувшую все вокруг.

Терминал приветственно выдает опостылевшую фразу:

Да! Черт бы тебя побрал…

Плохо. До нормы не дотянул совсем чуть-чуть. Заработал всего около двадцати пяти золотых… Эх! Мне бы еще два часика… Нет… Не буду рисковать… Итак уже на ногах еле держусь…

Напоследок проверяю показатели мастерства и умений.

Осталось двадцать три единицы, и я получу «бывалого», а это уже другой заработок. Надо будет подробно изучить все материалы по ресурсам. Сопоставить все «за» и «против». Думаю, уже послезавтра можно будет искать себе новую шахту.

Девочки мои, потерпите, родненькие, мне осталось совсем ничего. Тяжело вздыхаю. Как они там? Спят ведь уже, хотя Света вряд ли. Но все равно беспокоить не буду. Уже утром созвонимся…

Как там мой ходок? Двадцать две единицы. Быстро мы тебя подняли… Хе-хе… Обходными-то путями… Ладно. Пора. Последний взгляд на луну. А ведь красивая, зараза! Хоть и не настоящая…

Глава 10

Привычно накрыла темнота. Необычное чувство. Пугающее. Тела совершенно не ощущаю. Ничего не вижу. Не дышу…

Что-то долго нет света. Они что там, все уснули? Эй! Где свет?! Чувство такое, как будто лифта ждешь. Догадываешься, что он где-то там шелестит своими тросами в шахте, но где именно, не знаешь. Потому что какой-то гаденыш сжег кнопку вызова, а сосед алкаш выковырял верхнюю панель определителя этажей. Потом его жена будет стоять рядом, ждать лифта, костерить неизвестных вандалов и украдкой поглядывать, догадываюсь ли я о том, кто же все-таки виновник торжества. Парадокс, она знает, что я знаю, и я знаю, что она знает, что я знаю, но в силу моей интеллигенции не вступаю в спор, лишь согласно киваю, мол, вот ведь гады, оторвать бы им руки.

А вот и мой «лифт». Пятно света постепенно приближалось. Что-то как-то медленно все происходит. Глеб ведь говорил, скоро процесс ускорится.

Внезапно свет обрушился, полностью поглощая меня без остатка. Перед глазами мутные образы, зрение ухудшается катастрофически быстрыми скачками. Без очков уже не обойтись. Сегодня, если будет время, сбегаю в оптику… Короткая судорога, и ко мне возвращается контроль над телом…

Господи, откуда такая боль!!! Как-то попалась мне в руки статейка об орудиях пыток в Средневековье. До чего же извращена фантазия отдельных индивидуумов. Был там такой станочек, где человека растягивали за четыре конечности, при этом покалывая чем-то да поджаривая. Когда нахлынула боль, почему-то всплыл в памяти именно этот жуткий станок.

Суставы гудят, головокружение, руки, словно две трудно передвигаемые колоды, ухудшение зрения… Что это со мной?!

— Ну что, очнулся, дикий крафтер? — голос брата звучит откуда-то справа. — Олег, от всего сердца тебе говорю, ну ты и придурок!

— Что… что произошло? — бормочу я.

— Ты еще спрашиваешь? — продолжает в том же тоне Глеб. — Кое-кто решил заделаться виртуальным стахановцем и чуть было попу не надорвал. А почему, собственно, чуть было? Надорвал ведь… Решил перед смертью тряхнуть стариной?

— Объясни толком… Что стряслось?

— Что стряслось? — зло переспросил Глеб. — А стряслось следующее. Один очень торопливый дядя, несмотря на увещевания, отмахал киркой в агатовой шахте целых тринадцать часов игрового времени. И это притом, что веса в нем не более семидесяти килограмм! Наплевав на двухнедельную адаптацию, он вгрызся своими зубными протезами в породу — и вперед давать стране угля! Твой Гриша, качок тупой, целых три недели адаптировался, пока не перешел постепенно на игровой допинг. А ты?! Ты за раз вбухал два эля стойкости, наколбасив почти четыре тысячи единиц ресурса. Что, кстати, на обычном производстве нонсенс, там они по четыреста-пятьсот камней в день делают и в ус не дуют. И что ты заработал? Каких-то вшивых двадцать семь евро? Ты не нуб… Не-е-ет… Ты знаешь кто? Ты… О жене бы подумал, о дочери! Они уже два дня себе места не находят!

— Как два дня? — встрепенулся я.

— А вот так! — в глазах брата огоньки торжества. — Ты хоть видишь, где ты находишься? А-а-а… Еще зрение это твое…

Глеб засопел, прервав тираду. Я услышал шелест бумажного пакета, а затем торопливые шаги в мою сторону.

— На вот, примерь, — мои виски привычно охватили дужки очков. — Занес твои старые в оптику, они там старую оправу подшаманили и новые линзы вставили. Ну точно крот! — Видя, как я пытаюсь сказать слова благодарности, махает рукой: — Ай, потом сочтемся.

В очках другое дело. Осмотрелся. Лежу на больничной кровати, с пультом… Можно еще менять положения… Обвешан всякими проводами. В руке игла капельницы. Рядом размеренно пикающий аппарат. Глянул в окно. Солнце приветливо мигнуло. Я улыбнулся. Настоящее солнце. Теплое, родное…

— Чего лыбишься? — уже спокойнее спрашивает брат, а потом добавляет: — Хотя правильно, почему бы не полыбиться, врачи ведь тебя с того света достали…

Аккуратно снимаю очки. Машинально протираю и снова одеваю. А зрение-то ухудшилось… Надо будет линзы менять… Но потом, все потом…

— Как они?

Глеб, понимая о ком идет речь, отвечает:

— Кристина без изменений. Очень умный ребенок.

Я с улыбкой киваю, комплимент приятен. Всегда приятно, когда хвалят детей, вот так, без притворства и подхалимства.

— Светлана твоя грозится судами. Чтоб камня на камне… Если вдруг что-то с тобой случится…

— Эта может, — ухмыляюсь я.

— Боевая она у тебя. Не удивлен. Столько лет сражений за жизнь дочери любого человека закалят.

— Она у меня такая, — на душе тепло, мои девочки пытаются оберегать меня.

— Врач сказал, что еще недельки две таких издевательств над организмом — и привет кахексия, — сообщил брат, пододвигая стул ближе к кровати.

— Слушай, брат… — начал было он.

— Слушай, брат… — произнес я.

Мы оба тут же замолчали, а потом рассмеялись. Напряжение потихоньку стало отпускать.

— Давай, ты первый, — предложил, улыбаясь, я.

— Нет уж, теперь ты давай, — возразил брат. — Я и так тут уже битый час выступаю. Театр одного актера, блин. Только прежде чем продолжишь, ответь мне на вопрос. Какого хрена? Ты чего, совсем обалдел? За двадцать евро так убиваться? Шел бы на ставку, там таких расторопных любят…

— Мастерство — 12, — коротко сказал я.

Глеб осекся. Глаза вытаращены, рот так и остался открытым… Он быстро поднялся и подошел к двери. Выглянул, осмотрелся… Плотно прикрыв дверь, вернулся ко мне. Придвинулся почти вплотную и зашептал: