Сибирская жуть-2 - Бушков Александр Александрович - Страница 71

Думалось искателю так. Что же тут страшного приключилось?

Главное, не было здесь лихих людей. Не приходил сюда из дебрей известный следопытам зверь.

А человека нет. Не было у старшого и лодки своей, чтобы уплыть далече и перевернуться ненароком на воде.

Молчит рядом широкое да предлинное Лебединое лесное море.

Скрыла, видно, прозрачная водица тревожную тайну. Долго сидел меньшой братец у трескучего дымного костра. Не сомкнул до раннего утра ясных глаз. Думал все про дело.

Забрезжило к четвертому часу в небесной высоте. Стали сумерки в заросли отступать. Не заметил, как получились от ночного костра жаркие угли.

Подавай только крупную рыбу. Запечется в красных угольях жирный хариус, да и забудешь про печали мирские. Вспомнил усталый Шишенков про ловушки-мордочки на бережке. Да и решился достать из тех особых сеток рыбы непуганой озерной к углям.

Встал, отряхнулся от дремоты. Положил ружья у шалаша и налегке пошел. Идет к пологому берегу в высоких сапогах.

Вдруг словно холодок по душе пробежал. Забилось в неведомой тревоге смелое сердце. Замедлил шаг земляк, прислушался. Словно подошла к сердцу страшная лесная тайна.

А вокруг даже птицы не поют.

Зловеще как-то стихло все. Краснеет, будто к рассвету, прохладная вода впереди.

Подходит удивленный следопыт ближе к воде. А уже и ног под собой не чует. Страшно. А ведь и всего-то делов: сеточки с рыбками из парной водицы на бережок вынести. Близко они уже, рукой подать. Подошел меньшой брат к прозрачной воде. Да так и замер у кромки берега.

Зашевелились у него на голове волосы. Встал, предупрежденный своим же ангелом-хранителем.

Видит с великим ужасом тайну лесную. Страшное чудище притаилось под водою. Батюшки-светы! Жгут его злые горящие глаза сквозь хрустальную влагу. Замер рыбак ни жив ни мертв.

Чудовище залегло к лесу передом. Охотится, конечно, да так по-зверски искусно, что и гладь водяная не дрогнет, вся – как зеркало. Таится под тем чистым зеркалом свирепая смерть. Направило на человека чудище саженную плоскую голову на короткой шее. Бугрится на морде словно змеиная кожа, только крупнее. Дракон драконом. А на той драконьей голове сверху, ближе к шее, два больших змеиных глаза рубинами горят. Словно угли тебя жгут. Не спускает зверь неведомый со своей жертвы глаз, и ничего доброго тот свирепый взгляд не предвещает.

Заворожила меньшого брата страшная красота озерного дракона. Уходил далеко в глубину широкий хребет чудовища и темными гребнями поднимался.

Разглядел земляк точно только большую, словно лошадиную голову зверя и жуткие, нелюдской мудрости, налитые кровавым светом очи.

Не любит рыбий царь непрошеных гостей. Охотится на них хозяин Лебединого озера. Не вырвется никто из опасной воды.

Побелел, пораженный смертным страхом, брат Шишенков. Представилось ему мгновенно и ясно возможное нападение. Если бы только коснулся он сапогами прозрачной воды мелководья! Не увидел бы больше любезного белого света.

Вмиг схватило бы чудище жертву свою поперек хребта. Впились бы намертво в живого человека огромные зубы-крючья. И не отпустили бы вовеки. Взмахнет тут зверь предлинным хвостом, вспенит озерную гладь и вмиг уйдет с добычей в самую глубину немой воды. Разорвет на дне обед ужасный в клочья, извиваясь волчком вкруг себя. Поднимется со дна вечный ил. Проглотит хищник жалкие останки кусками в мутной равнодушной водице. И поминай как звали.

Но про те повадки далее сказано будет. А сейчас ни жив ни мертв, окаменел меньшой братец от плотоядного звериного взора.

Замерло и чудище. Ждет добычу. Да не тут-то было.

Милостью божией, потихонечку, догадался меньшой брат попятиться незаметно к лесу. Боялся и шевельнуться немного. Не то заметит зверское чудище и вослед побежать пожелает. Спасет ли тогда верное ружье? Если видно, что шкура-то дракона сильно толстая да вся в таких щитках роговых, наподобие черепашьих.

Медведя-то, бывает, не убьешь – такой жильный, а тут, чует сердце, разве в пасть куда пальнуть, и все.

Возвратился устрашенный охотник до костровища. Насилу собрал оставленные вещи, какие мог унести. Хотелось ему без промедления бежать, куда глаза глядят.

Оглядывался несчастный на озерную сторону и как будто погони ждал следом.

Но, правда, ничего такого в то утро не приключилось. И на том спасибо.

Отошел тем временем от него смертельный страх, и подумалось ему вот что.

Слыхал брат Шишенков про здешний кочевой народ. Говорили, дескать, кочуют в тех страшных местах с незапамятных времен пастухи-монголы.

Ходит очень давно тот кочевой народец по Сибири. Знает, наверное, много про древние тайны таежные. Знает и молчит. Да и кто ж его спросит там? Поверит темному простаку кто? Вот и все.

Молчат смуглые пастухи в своих круглых юртах. Валяют из шерсти серый войлок. Их-то пути известные.

Любят родную Монголию. Скрывались туда всегда в трудные времена. Так и в наше времечко.

Как началась смута, засобирались. Посмотрели богатые живностью кочевники на новые тощие порядки и не нашли своей вольнице тихого места в горящей Сибири. Отошли с табунами да пестрыми стадами в родную степь – Монголию.

Живут, говорят, там и по сю пору. Молчат.

А в те-то медовые года они еще по лесным луговинам да полянам стоянки на сочной травке разбивали. Знал примерно брат Шишенков, где монголов искать. Отошел маленько от ночного пристанища и сообразил, как пойти меж болот до монгольского становища.

Времени терять не стал. Хотелось еще ему предложить монголам проводить его снова до озера, попробовать поискать на самом дне. Нырнуть поглубже. Может, осталось что-то от пропащего и даже сам он где-нибудь в сетях запутался и просто утонул. Проверить все надо. Может, и чудище ни при чем, и вовсе как-нибудь померещилось. Да и семья-то не видела ничего и не поймет, почему брат вещи отыскал, а за телом отправиться побоялся. Испробовать все надо.

Подошел он с такими помыслами к лесной луговине, где монголы свои стада пасут.

Нашел в одной юрте старого старика и про свою беду рассказал.

Выпили вместе китайского листового чаю и диким медом густым закусили. Выслушал дед круглолицый брата Шишенкова и долго молчал по монгольскому обыкновению.

Понял Шишенков по его глазам, что знает пастух про озерного дракона давно. Может быть, и скотина на водопое пропадала. Или, еще хуже, кто-то из любопытных погонщиков с озера не пришел.

Пообещал старик проводить на Лебединое брата и даже лодку из зарослей вытащить помочь. Посидит на бережке, подождет, пока найдут чего-нибудь или кого-нибудь на дне. Остальное за Шишенковым.

Уступил проводник просьбам гостя, но считает, что лучше было бы по-монгольски поступить. Спрятать чувства поглубже и, справив поминки, вовсе забыть туда дорогу до времени. Не справиться человеку с Лебединым озером. Живет в его хрустальных водах злой дух.

Обрадовался охотник согласию такому, и, не теряя времени, отправились они к таинственному берегу.

А тут еще удача. Повезло им – встретили знакомого товарища, стрелка, и сразу сговорили друга помочь скорбному делу.

Стало их тогда трое. Но, видно, что-то замешкались они и время удобное упустили.

Село красное солнышко за крутую гору. Прибавить шагу не смели. Того и гляди, потеряешь тонкую звериную тропку или примету.

Блуждать потом три дня придется. Такие хитрые места. Долго ли, коротко ли вел их старик монгол. А только совсем стало смеркаться. Прошли промеж заболоченных зарослей. И по всем признакам должен был здесь лес расступиться и берег озерный открыть. Да не тут-то было.

А случилось так. Идут наши следопыты, веточками сухими хрустят. Да по высокой траве сапожками шелестят. Воцарилась вблизи озера странная, живая тишина.

Смолкли лесные пташки. Повеяло на путников из темноты озерною прохладою.

Вдруг слышат следопыты, будто бык огромный из трясины взревел. Разнесся над лесом далеко звериный рев. Мрачный да свирепый вой неслыханного существа большой силы. Обступила завороженных храбрецов опасная темнота. Забилось в груди горячее сердце.