Жаклин - Вентура Джеффри - Страница 3

Помимо исполнительниц главных ролей, спектакль изобиловал всевозможными статистками и хористками. Здесь оказались красивейшие девушки Нью-Йорка, например, Берил Уоллес. Перед самым закрытием сезона она получила приглашение в премьерный спектакль по пьесе Эрла Кэррола «Тщеславие» и заявила об уходе. Эта новость со скоростью молнии облетела весь Бродвей, и не одна дюжина красавиц поспешила на пробы. Среди тех, кто решил попытать счастья, была Джеки.

Она всю жизнь наивно считала, будто все попадают в шоу-бизнес так же легко, как она сама. К тому времени Джеки прожила в Нью-Йорке восемь месяцев и успела принять участие в богатом внешними эффектами ревю в «Парадизе». Утверждение на роль в «Женщинах» наполнило ее ликованием: ведь за этим она и приехала. Странно, что это не случилось в первый же день ее пребывания в Нью-Йорке!

Девушки, с которыми она делила грим-уборную в день премьеры, поражались самоуверенности самой юной из дебютанток.

– Слушай, малышка, – обратилась к ней Беатрис Коул, позднее ставшая одной из задушевных подруг Жаклин. – Ты, наверное, сплошной комок нервов?

– Да нет, – удивилась Джеки. – С какой стати? Действительно, все, что от нее требовалось, – это выйти на сцену в третьем акте и корчить рожицы. У нее не было текста – ни единой строчки. Жизнь стала увлекательной игрой: Джеки могла наряжаться в роскошную одежду и писать родителям, что получила роль в грандиозном хите на Бродвее.

Одна молодая актриса, с которой Жаклин познакомилась в этом спектакле, впоследствии писала: «Я всегда считала Джеки очень честолюбивой, потому что к стремлению стать звездой сводились все ее разговоры. Джеки обожала играть, но и не думала учиться актерскому ремеслу, очевидно, считая, что если она будет часто мелькать на сцене, ее заметят и сделают звездой. Я еще не встречала человека, который был бы настолько уверен в том, что пара стройных ножек может творить чудеса».

Скромность уживалась в Джеки с редкостной прямолинейностью. Она всегда выкладывала без обиняков все или почти все, что хотела сказать о ком-то или о чем-то. Джеки твердо знала, кто она и чего хочет. Ей были чужды внутренние противоречия, неведомы психологические барьеры; она просто решала, что ей нужно, и смело устремлялась к цели. По ее мнению, люди сами усложняют себе жизнь. Если у Джеки и была жизненная философия, то в ее основе лежал принцип: вставай и делай – и не трать время на праздные размышления.

Когда Джеки приняли в труппу «Женщин», она несколько потерялась на фоне мощного, спаянного почти годом совместной работы коллектива. Маргало Гилмор, исполнительница одной из главных ролей в этом спектакле, вспоминает: «Откровенно говоря, я ее даже не заметила. Труппа была слишком велика, а я – очень загружена. Знала, конечно, что есть такая, но не обращала внимания. Так было до тех пор, пока однажды перед началом спектакля я не увидела ее стоящей за кулисами с опущенной головой; одной рукой она прикрыла глаза. Я подумала, что ей нездоровится, и подошла спросить, не нужно ли помочь. Она подняла на меня полные слез глазищи и призналась, что у нее тяжело болен отец и она очень этим расстроена. Я была тронута ее чувствительностью – при яркой, вызывающей внешности – и с тех пор как бы взяла ее под свое крылышко».

Джеки назвала этот эпизод удочерением и выказала себя благодарной «приемной дочерью». Поначалу она стеснялась мисс Гилмор, которая не только блистала в «Женщинах», но и активно занималась общественной деятельностью. Но вскоре Джеки убедилась в искренней привязанности к ней мисс Гилмор, и их отношения встали на прочную земную основу.

«Она была скромна, – делилась своими воспоминаниями о Жаклин мисс Гилмор, – но я не назвала бы это застенчивостью. Джеки обладала исключительным чувством юмора и всегда искрилась весельем. Вот что вспоминается в первую очередь: ее дружелюбие и неистощимая жизнерадостность. Я, разумеется, видела, что она непомерно честолюбива, но не верила, что она чего-нибудь добьется как актриса: ведь она никогда не брала уроки актерского мастерства. Но кто бы мог предположить, что она станет знаменитой писательницей? Думаю, что и самой Джеки это не приходило в голову».

Должно быть, Ирвинг Мэнсфилд положил на нее глаз еще в бытность Джеки хористкой в «Парадизе», но, поступив в труппу «Женщин», она полностью завладела его вниманием.

«Ирвинг вечно ошивался где-нибудь поблизости, – вспоминала другая участница труппы. – Он столько раз смотрел эту пьесу, что в случае чего спокойно мог заменить любую из нас». Джеки рассказывала, что Ирвинг постоянно звонил ей, но и только. В конце концов, она не выдержала и заявила, что если он не собирается куда-нибудь ее пригласить, пусть больше не звонит. Свидание состоялось.

Джеки была на десять лет моложе Ирвинга – и вообще, кажется, моложе всех, кто ее окружал. Хотя, подобно своим героиням, выглядела старше своих лет. Имея в своем активе Ирвинга, возглавившего список ее поклонников, и роль в «Женщинах», она добилась большего, чем могла ожидать.

Когда в июле 1938 года «Женщин» сняли с репертуара, Джеки было не стыдно остаться без работы. Ведь и с другими случилось то же самое. Почти все бродвейские театры закрывались на лето, чтобы в середине сентября открыть новый сезон. Теперь у Джеки была профессиональная репутация плюс опыт работы хористкой в ночном клубе, а хористка никогда не останется без работы.

Скорее всего, в этот период своей жизни Джеки и не помышляла о замужестве. Но выйти замуж за Ирвинга – совсем другое дело. Это не означало отказа от карьеры. Наоборот, Ирвинг мог оказать ей всемерную поддержку. Помимо взаимной любви, их связывала святая любовь к Бродвею. Оба были счастливы находиться в самой гуще театральной жизни. Не это ли было мечтой любой актрисы: получить роль на Бродвее и выйти замуж за потенциального театрального магната!

Джеки восхищалась мужчинами, похожими на ее отца: «При виде Богарта и Кларка Гейбла у меня мурашки пробегали по спине. Я грезила о том, что один из них увезет меня в пещеру. У Богарта были совершенно неотразимые морщины». Но встреча с Ирвингом заставила Джеки сменить идеал мужчины.

И не без оснований. Однажды известный актер и режиссер Эдди Кантор, назвавший ее «своей шестой дочерью», поделился таким наблюдением: «Некоторые женщины стремятся опекать мужчин, а Джеки, наоборот, любит, чтобы ее опекали». Сама Джеки сознавала опасность стать «папиной дочкой» и успешно избежала ее, став «дочкой» Ирвинга.

«Я убедилась, что Ирвинг – даже больше мужчина, чем мой отец. Он любил меня гораздо сильнее себя самого. Я нуждалась в опоре и мечтала, чтобы со мной обращались как с принцессой».

Ирвинг Мэнсфилд был легок на подъем и чрезвычайно уверен в себе. Из него ключом била энергия. В этом городе он знал всех и каждого. Хотя Джеки превосходила его по части честолюбия, он тоже стремился быть в гуще событий. Они помогут друг другу прославиться!

Брак с Ирвингом дал Джеки чувство защищенности в самой незащищенной в мире профессии. Дружбу в море вражды. И любовь.

Более тридцати лет спустя, когда они растеряли все иллюзии и былая наивность уступила место жесткому, даже циничному взгляду на жизнь, Джеки по-прежнему отзывалась о муже в восторженных тонах. «Мы – как Нуриев и Фонтейн, – говаривала она. – Или как Бартоны». Ей было свойственно брать для сравнения самых романтичных, самых выдающихся мужчин и женщин своего времени. В этом же свете она видела себя и Ирвинга – с самого начала и до самой смерти.

Впоследствии, верная своей привычке пускать биографов по ложному следу, Джеки утверждала, будто они поженились в 1945 году. Но если верить газетной хронике, свадьба состоялась в 1939 году в Элктоне, штат Мэриленд. Однако в книге регистрации браков запись об этом событии отсутствует. Скорее всего, Жаклин и Ирвинг стали мужем и женой в 1939 году в Филадельфии, в доме ее родителей. И по возвращении в Нью-Йорк въехали в дом номер 730 на фешенебельной Пятой авеню.

Глава 3. ЕЕ ПРОСТО НЕ ЗАМЕТИЛИ

В свои восемнадцать лет Джеки оказалась на распутье. Она могла вращаться в изысканных театральных кругах, которые олицетворяла в ее глазах респектабельная мисс Гилмор, или с головой уйти в пестрый мир шоу-бизнеса. Выйдя замуж за Ирвинга, она автоматически сделала выбор. Оба были без ума от шоу-бизнеса и вечно паслись в ночных ресторанах и клубах, где играл джаз и где они не чувствовали себя белыми воронами.